сыне пришел.
Костя. Раньше она его звала Костя. А сейчас не могла. Язык не поворачивался.
Чужой!
Мужчина внимательно следил за ней, прошел в глубь кабинета, не осматриваясь, даже. Просто целенаправленно двигался к ней, к ее столу, и застыл возле стула. Садиться не собирался.
– Ты не выглядишь удивленной! – тихо заметил, но в голосе слышалось такое яростное бешенство, что, если спустить эмоции с поводка, не выживет никто.
– Сын? – неприятная усмешка перекосила ее губы, – Сын? А ты, значит, теперь у нас отец?
Она нарочито спокойно говорила с ним, знала, что так будет лучше. Но, Господи, что у нее внутри творилось, лучше не знать никому!
Взбесил его обвиняющий взгляд, тон. Взбесило его появление, будто она виновата перед ним, будто специально прятала Илью от него. Он святой, а она падшая!
– Он мой, я это знаю! – рыкнул, – Мой!
– А я разве утверждаю обратное? Твой, и что с того? Тебя это делает отцом, Костя? Ты всего лишь биологический фактор, не более. Ты пустое место, не отец для Ильи.
– Он сам мне прислал фотографию, он хотел, чтобы я появился!
Эти слова ее ударили. О да, она прекрасно знала это. Ее ребенок рос очень добрым, открытым, любящим всех и вся. Но отца, которого у него не было, он любил по-особому, и хотел, чтобы он, наконец, у него появился.
Марина все это знала, как знала и то, что никогда не запретит сыну общаться с отцом. Не имела права, точнее имела, но была не вправе так поступать с Ильей. Он не поймет, возненавидит. А этого она хотела меньше всего. Но сейчас не смогла смолчать. Ярость ее душила, затмевала все.
– Он тебя не знает! А ты, гнида, трус и предатель, подумай сам: что, с такими качествами своего бл*дского характера, ты можешь дать своему сыну? Какой пример отцовских поступков ты можешь ему показать? – она видела, что от ее слов его перекосило, видела, что делает ему больно, но остановиться не могла. – Все эти восемь лет его жизни ты жил в свое удовольствие, даже не представляя, что где-то в этом городе у тебя есть сын! Плевать тебе было на него, что сейчас, что раньше!
– Ты не права!
– Я права! – ее голос звенел, – Это все задело твое непомерно большое эго! Как же так, она скрыла от меня моего сына, мой друг скрывал от меня правду?! Чувствуешь себя преданным, оплеванным, да?
– Нет, я чувствую, что ты дура, которая при всей своей крутизне не способна обезопасить своего ребенка, как должно!
Она сорвалась. Не хотела, но сорвалась. Не кричала, а шипела, глядя в наглое лицо этого сукиного сына:
– Мой ребенок в безопасности и под постоянным присмотром! Ты узнал о нем какую-то информацию, потому что я позволила это сделать! Ты смог наблюдать за ним возле школы потому, что я позволила это сделать! Ты пришел сюда, узнал обо мне много интересного, потому что это я в течении двух месяцев твоей нерешительности позволяла тебе подсматривать за нашей жизнью и ждала, когда же ты наберешься, наконец, смелости и придешь сюда поговорить о МОЕМ сыне!
Каждым произнесённым словом, она его убивала и видела это, наслаждалась этим. Потому что он заслужил именно такой прием. Потому что, сдержись он, она бы тоже не стала говорить все это. Ради сына, ради его счастья она позволила бы Константину остаться в их жизнях без каких-либо препятствий, но теперь пусть получает.
Но, на этих словах ее силы кончились, ее выдержка дала трещину. Она опустошенно села в свое кресло, сбросила босоножки на пол и перевела, наконец, дух.
Из-под опущенных ресниц наблюдала за сменой выражения на лице Кости, подмечала, для себя, значимые детали.
Теперь он выглядел иначе. Уверенный в себе, даже слишком. Немного постаревший, с морщинами на скуластом лице. В серых глазах не было запомнившейся ей много лет назад бесшабашности и веселья. Теперь там куча сомнений в себе, в жизни, в ней. Запрятанная глубоко внутри боль от потери родителей, от разочарования в себе.
Она подмечала это, видела, да и он не слишком старался все это спрятать. Смотрел на нее, сломленный. И может, ей показалось, но смотрел умоляюще, прося не прощения, но попытки доказать, что он станет Илье отличным отцом.
Позволял ей всю душу наизнанку, изучающим взглядом, вывернуть. Смиренно показывал, что сожалеет обо всем. Что ему тоже больно от собственного эгоизма и ошибок прошлого. И она поверила почему-то.
Марина не знала, как реагировать на такое. Готовилась совершенно к другому мужчине, готовилась к обвинениям, упрекам. Подготовила речь в свое оправдание и в его обвинение. Но почему-то молчала сейчас, не решалась все высказать.
Жизнь и его потрепала хорошенько, она специально узнавала. Отчасти понимала его, даже, не то, что сбежал, а то, почему сбежал, из-за чего.
Но простить нескончаемые вопросы сына где его папа, и почему его папа его не любит…этого никакая мать простить не сможет!
– Я не буду запрещать тебе видеться с ним и общаться, – его глаза загорелись каким- то огнем, что даже ей внутри стало теплее, – Но Костя, между нами это ничего не меняет. Если ты его обидишь, если рядом с тобой ему будет плохо… Я сделаю так, что тебя не станет, ты исчезнешь из нашей жизни раз и навсегда.
– Не стоит мне угрожать.
– Я не угрожаю, а предупреждаю. Ты со мной можешь поступать, как тебе вздумается, мне плевать на тебя абсолютно. Но Илья всегда мечтал с тобой познакомиться, и я не хочу, чтобы он разочаровывался.
– Почему ты не пришла раньше ко мне? Почему скрывала?
– А ты сам не знаешь? Давай честно! Ты спал с женщиной, не предохранялся, и что, даже мысли не допускал, что она может залететь? У нас с тобой столько секса было, что не у каждого в жизни столько бывает, а ты и не подумал о последствиях? Не поверю в это никогда! Идиотом ты никогда не был, а вот сволочью да, был и остался. Ты подсознательно думал, что я избавлюсь от проблемы, если такая появится. Только ошибся, избавляться я не стала, но и тебя осчастливить не спешила.
– Не слишком ли ты прозорлива?! – угрожающе пророкотал, – Я всего лишь хочу быть частью его жизни, вот и все! И с тобой воевать не хочу и не буду. Ты подарила мне сына, и, честно, мне плевать, что я узнал только сейчас. Главное, что узнал, что еще могу заслужить его доверие и любовь. Вот, что мне
