В жёны консулу - Юлия Смирнова

- А, верно. Тогда квиты, - легко согласилась я. Завельский склонился к моим губам, осторожно погладил тыльной стороной ладони правый висок и щёку, поцеловал. Поцелуй начинался как не слишком жадный, даже довольно скромный и спокойный. Медленный, изучающий. Я целовалась впервые и неловко ответила на него. Эти губы заставили меня забыть всё на свете; я восторженно простонала, когда его язык почти до горла проник в мой рот и начал бесстыдно ласкать меня. Инстинктивно гладила его сильную спину и плечи, тянулась к нему на носочках... Мне так хотелось сделать ему приятно, быть нежным с ним. Никогда больше - ни до, ни после - мне не довелось побывать в мужских объятиях; и сейчас я очень жалею, что ту первую, самую сильную, прямо-таки бушующую страсть во мне поднял такой недостойный человек. Что именно Завельский меня завёл...

Помню, как Завельский слегка надавил на мои губы своими, прежде чем отпустить; он выглядел немного озадаченным. А я была поглощена одной мыслью: Боже, хоть бы он не понял, что я никогда не целовалась.

- Я бы предложил уйти в отрыв. И ничем себя не ограничивать.

- Да? – наивно спросила я. – А зачем?

- Затем, что башка отключается. Терять голову одному не так интересно. Поэтому предлагаю тебе потерять ее вместе со мной.

- Точно. Это бы помогло, - пробормотала я. Великий дипломат сосредоточенно расстегнул мой пиджак, усадил на кровать и стянул брюки. Он меня раздевает? Да это сон. Не может быть. Это точно происходит не со мной. В моей реальности такое совершенно невозможно, непредставимо. Чтобы мужчина меня хотел! Даже настаивал на сексе, приводил аргументы! Вот бред-то!

- Можешь делать всё, что хочешь. Не ограничивай себя.

Завельский усмехнулся.

- Спасибо за карт-бланш.

В конце концов, больше так жить невозможно. Сколько еще ждать? Мне уже двадцать четыре… И я беспросветно одинока. И безоглядно влюблена в него уже полгода. Девственница, которая ни разу не целовалась. Если повезёт, он ничего не заметит. А даже если и заметит – чего мне стесняться?

То, что случилось потом, я не могла объяснить ничем, кроме как своей усталостью от одиночества и многолетним сексуальным голодом. Помноженным на острую влюблённость в этого человека... Я не успела ничего больше произнести, как Артемий Завельский подхватил меня и уложил в постель, где мы с остервенением занялись друг другом. Я только скрипнула зубами, когда он резко овладел мной; но о потерянной невинности не пожалела ни на минуту, а посмотрела на собственную девственность как на досадный фактор – боль притормозила наслаждение. Я ощущала такое сильное желание целиком принадлежать любимому, что уже не пыталась как-либо с собой бороться. И в этом заключалась моя погибель.

Жадные движения любовника сразу же стали осторожными. Я стиснула зубы, но не сдержалась и застонала – не столько от боли, сколько от досады, что он все понял.

- Делай, как хочешь, не обращай внимания.

- Не беспокойся, я так и делаю, - улыбнулся он мне, опять меняя темп и усилие. Я морщилась от непривычных ощущений, но не мешала ему. Напротив: так к нему льнула и так доверчиво обнимала, что просто стыдно вспоминать... Я влюбилась в него за полгода до того, как мы оказались вместе в постели. И дорожила этим чувством, зная свою невлюбчивость, неспособность хоть немного увлечься кем-то. А сейчас, в постели с любимым, я была на вершине счастья, - ещё не подозревая, что с этой самой вершины мне через неделю предстоит низвергнуться в пропасть.

Разве можно забыть такой превосходный первый раз, даже если он был с отъявленным негодяем и лжецом... Завельский старался двигаться медленно, но его удары становились всё более требовательными. Я вскрикивала от каждого такого поступательного движения - и уже не думала о том, мешают ли ему мои крики... Такого огромного наслаждения я не только никогда не испытывала, но даже не подозревала о его существовании. В какой-то момент среди непередаваемого удовольствия стало приближаться совсем новое чувство - и по силе, и по длительности. Оно накатывало волнами, которые то возрастали, то, схлынув, оставляли меня неудовлетворённой. Я захныкала и прикусила губу.

В конце концов Завельский добился того, что у меня свело руки и ноги; после сумасшедшего взрыва я была ошеломлена и растеряна. Я ожидала, что буду стыдиться себя, но ничего, кроме настороженного внимания к своему телу и приятной усталости, не было.

Guess you're certain I'm no match for you,

I'll do what all the others do!

(Gilla, "Johnny", 1978)*.

Я незаметно задремала, обнимая подушку. Завельский будить не стал - но, когда через час я проснулась и прильнула к нему, насмешливо заметил с долей досады:

- Обычно мужчины так засыпают. Сразу после совокупления.

- Оказалось, секс утомителен, - парировала я. - Дарить себя другому человеку - дело, которое отбирает много нервов и энергии. Придется привыкать.

- А ты всегда спишь на животе?

- Чаще всего... Я могу надеяться, что больше ты меня не тронешь? Хотя бы сегодня?

- Не трону? Мы ещё по-настоящему и не начинали, - усмехнулся он. - Оксана, признайся, что в твоей жизни не было ничего более приятного.

- Слишком много новых впечатлений. Надо в них разобраться. Но мне больше всего понравилось ощущение наполненности и скольжения внутри меня, - я мечтательно вздохнула. - Непривычное замечательное ощущение. И я понимаю, что делает его таким.

- Что же?

Я с юности знала, что смогу переспать только по большой любви... Поэтому не сочла для себя унизительным признаться:

- Просто я в тебя влюблена. Уже достаточно давно. И восхищаюсь тобой.

Это был единственный раз, когда я видела его растерянным. Не считая сюрпризного появления в нашем номере его жены...

- Серьёзно? Оксана... Я даже не догадывался. Думал, что просто нравлюсь... немного. Но чтобы прямо влюблена...

Однако тут же растерянный вид сменился самоуверенным:

- Это возбуждает... С почином тебя, дорогая. Лучше поздно, чем никогда, - вдруг произнес Завельский. Я нашлась:

- Лучше поздно, чем никогда; лучше часто, чем иногда.

- Это был намек на продолжение?

Я решила не быть ханжой и призналась вслух:

- Мне хорошо с тобой, Артемий. Буду рада, если рассмотришь мою кандидатуру.

- Уже рассмотрел. Можешь