Похоже, моя хваленая самоуверенность оказалась лишь напускной бравадой. Какая из меня изменщица? Я вообще риск не люблю, консерваторша страшная. Даже в новые магазины и рестораны с опаской хожу. Страшусь перемен потому что.
Разочарованно выдохнув, делаю шаг назад, и в этот самый момент происходит нечто невероятное: деревянная дверь отворяется, и на пороге возникает тот самый мальчишка, воспоминания о котором весь вечер не давали мне покоя. На Богдане трикотажные спортивные брюки и белая майка-алкоголичка, оголяющая его впечатляюще мускулистые руки. Кожа на них до предела забита всякими чудными рисунками, среди которых я вижу изображения тигра, мишени, надпись на латыни и ни о чем не говорящие мне даты.
Однако выше перечисленное я подмечаю лишь мельком, бессознательно, потому что мое внимание цепью приковано к его ярко-синим глазам, устремленным не просто на, а прямо-таки в меня. Взгляд парня, словно стрела, выпущенная из лука, — летит на поражение и попадает в самую цель.
Впервые в жизни зрительный контакт с человеком вызывает во мне такую сокрушительную бурю эмоций. Тут и растерянность, и смущение, и легкий испуг. Короче говоря, внутри бушуют все те чувства, о существовании которых в последние годы я напрочь забыла. И вот только что они всколыхнулись во мне вновь.
— Ты пришла! — с какой-то детской радостью в голосе произносит Богдан. — А я уж собирался идти на рецепцию и взятками выманивать у персонала номер твоей комнаты.
Боже, как же глупо… И как же чертовски приятно!
— Ты ничего обо мне не знаешь, — мой голос, напротив, кажется непривычно севшим. — Как бы ты им объяснил, чья комната тебя интересует?
— Я знаю твое имя и то, что ты самая красивая женщина в этом отеле. Думаю, этих данных им было бы достаточно, — он улыбается, обнажая ровные зубы натурального белого оттенка.
— Сомневаюсь, — моя усмешка выходит какой-то неубедительной. Наверное, потому что мне ни грамма не смешно.
Нервы натянуты тугой тетивой, сердце сбесившимся зверем колотится о ребра, колени подрагивают, а общее состояние близко к обморочному. В том, как это юнец влияет на меня, есть что-то противоестественное, неправильное, нелогичное… Сотой долей замутненного разума, я осознаю абсурдность своего судорожного трепета, но поделать ничего не могу.
— Не сомневайся. Я бы нашел способ тебя найти, — с этими словами парень обхватывает мое запястье и силой тянет к себе, затаскивая внутрь просторных апартаментов.
Я хоть и явилась к нему сама, по доброй воле, но моя истерзанная совесть все равно рождает глупый и явно запоздалый протест:
— Подожди, — высвобождаюсь из оков его горячих пальцев. — То, что сейчас произойдет, должно остаться в стенах этого номера. Понимаешь?
Привычка все и всегда контролировать не покидает меня даже в столь пикантные моменты.
— Да, — торопливо кивает он, вновь протягивая ко мне руки.
— Нет, я серьезно, — не унимаюсь я. — Я уважаемый человек и обычно никогда так не поступаю…
— Замолчи, — Богдан накрывает мой рот ладонью, и я потрясенно замираю. — Я услышал тебя с первого раза и согласился. Я не один из тех ребят, кто не помнит и половины произнесенных ими слов. А объяснять причины своих решений ты вовсе не обязана, — он медленно опускает руку ниже, обводит пальцами линию моего подбородка, скользит по шее и ласково касается ключиц. — Давай просто согрешим, чтобы тебе было что рассказать на своей следующей исповеди?
Ему все-таки удается выбить из меня улыбку. Искреннюю, широкую, глупую… Вот чертов провокатор! Думает, я святая? Что ж, сейчас я докажу ему обратное.
Глава 5
Богдан
Господь мог бы послать мне ангела, но, поразмыслив, решил, что в последнее время я слишком хорошо себя вел, поэтому расщедрился и послал мне Карину. В постели она оказалась настоящей распутницей. В самом потрясающем смысле этого слова.
Когда мой язык касается ее нежных бархатных губ, в мозгу резко что-то переклинивает. Кажется, выходит из строя система тормозов, и меня несет так, что не остается ни единого шанса на спасение. Ни для нее, ни для меня.
Наш поцелуй больше похож на взрыв, чем на проявление нежности. Грубый, напористый, с отголосками первобытных инстинктов — ударной волной он рушит незримые границы, которые еще недавно нас разделяли. Комната наполняется стонами, звуками ударяющихся зубов, приглушенным рычанием и аурой грядущего секса. Звенящей и будоражащей.
Обхватываю тонкие Каринины запястья и впечатываю их в дверь прямо над ее головой. Кажется, девушке нравится мое легкое доминирование, потому что прогиб в ее пояснице становится глубже, а давление бюста — сильнее. Очевидно, поддавшись порыву, он жадно закусывает мою нижнюю губу и, немного ее оттянув, заглядывает мне в глаза своими бесстыжими и манящими.
«Ну, и кто здесь главный?» — беззвучно спрашивает Карина, но я ничего не отвечаю. Сегодня — мое время, моя ночь. Скоро она сама во всем убедится, и высокомерное, презрительно-насмешливое выражение навсегда покинет ее прекрасное лицо.
Вновь приникаю к жарким губам, углубляя возбуждающий поцелуй, и вдруг отчетливо понимаю, что мне до чертиков нравится вкус ее слюны. Такой естественный и притягательный, что хочется пропитаться им насквозь. Это ведь банальная биология, понимаете? Если человек подходит тебе по вкусу и запаху, значит, вы совместимы на самом фундаментальном, базовом уровне. И у нас с Кариной точное совпадение. Десять из десяти.
Я сдираю с нее одежду, как обезумевший от голода зверь. Шепчу что-то нечленораздельное, рвано выдыхаю ей в рот интригующие пошлости и переполняюсь таким восторженным предвкушением, будто она первая женщина, которую мне предстоит увидеть голой.
Забавно, но мой реальный первый раз даже близко не сравнится по эмоциям с тем, что я испытываю сейчас, разделяя момент страсти с Кариной. Девственности я лишился классе в девятом, и единственное, что помню из того дня, — это острое чувство неловкости, в процессе сменившееся желанием побыстрее сделать ноги. Все-таки первый половой опыт является сексом лишь номинально. По большей части это невнятная возня, торопливые дерганья и мешающие расслабиться переживания о том, как бы не порвался презик.
Сегодня же все совершенно по-другому. В нашем с Кариной единении нет ни грамма смущения, ни намека на робость, ни капли стыдливости. Мы двигаемся так, будто трахались уже сотню раз, — уверенно, смело, решительно. С бешеным энтузиазмом и неукротимой энергией.
Абсолютно ошалев от желания, я покрываю влажными поцелуями каждый миллиметр ее шикарного, пахнущего розами тела. Шея, слегка выпирающие ключицы, тяжелая налитая грудь с призывно торчащими сосками, гладкий живот с необычайно эстетичным пупком — ничто не остается без моего внимания. Я ласкаю ее всю. Упоенно, жадно, рьяно.
— Блин, ты такая клевая, — мычу я, не отрывая губ от ее волшебной кожи. — Пошли в кровать?
Не распахивая глаз, Карина несколько раз согласно кивает, и я ловко подхватываю ее на руки. На ощупь она как пушинка, совершенно невесомая, поэтому я совсем не тороплюсь опустить ее стройное тело на постель. Вот она — вся здесь, в моих объятьях, в моей власти… Горячая, обнаженная, уязвимая. Можно истязать ее сочные губы, можно вдыхать пьянящий аромат ее волос… Любить можно, неистовствовать, бушевать.
Избавляю Карину от остатков одежды и громко сглатываю, наслаждаясь увиденным. Она — воплощение женственности и грации, а изгибы ее тела напоминают мне скрипку. В детстве я играл на этом инструменте и уже тогда проникся его магнетизмом. Звуки скрипки способны пробудить в человеке самое потаенное, дикое, скрытое от посторонних глаз. Они способны свести с ума и при жизни вознести к небесам.
Так вот, с Кариной то же самое. При виде ее трепещущего под моим жадным взором тела меня нехило так вштыривает, будто вискаря хлебнул. Голову затягивает хмельным туманом, в ушах начинает звенеть, а лоб покрывается мелкой испариной.
