Не хочу кричать, это не поможет. Корсаков всегда от этого зверел. Не со мной, с другими. Бывало, терял контроль, и если раньше я не боялась его гнева, ведь у нас всегда был мир, то сейчас мне страшно. Настолько страшно, что мурашки по коже и капелька пота предательски катится вдоль позвоночника.
Смотрю в его глаза и вижу, как идет обратный отсчет до взрыва. В его голове произошло короткое замыкание от моего требования. Это ведь все не по его сценарию, а значит, неверно.
– Совсем с ума сошла? – на палату послышался настолько оглушающий крик, что кажется, словно стены содрогнулись, не только я.
– Нет. Давай не будем мучать друг друга, – обнимаю себя одной рукой, потому что вторую прострелило от боли, ведь катетер еще никто не убрал, и игла больно кольнула.
– Этого не будет. Ты совсем совесть потеряла. Ребенка убила, теперь и меня хочешь обанкротить? Сейчас, когда у меня крупная сделка? Когда мне нужна крепкая семья, ты так меня подставляешь?
– Просто поменяй жену. У тебя есть замена! Отпусти меня. Я ведь не нужна…
– Рот закрой, пока я не помог, – его рука зависает в воздухе надо мной.
– А-аааа, – пищу, поджав коленки к груди, потому что мне дико страшно от одной мысли, что он может ударить.
– Хватит орать, я с тобой ничего не делаю, – децибелы мужа бьют по ушам, а кажется, что по оголенным нервам.
Вздрагиваю на каждом слоге. Кажется, что, вместо языка, у него кнут, который доставляет нестерпимую боль. Господи, как я была слепа. С кем я жила?
– Еще одна такая выходка, и ты получишь по полной. Поняла меня? Никакого развода не будет. Будем дальше пытаться зачать ребенка, мне нужен наследник! От законной жены!!!
Нет. Не хочу пытаться. Не хочу ложиться с ним в одну постель, не хочу жить под одной крышей. Теперь мне будет страшно. Маски сняты, больше их никто не наденет. Как же сейчас страшно.
– Мужчина, – в палате раздается голос лечащего врача, и я поднимаю голову, прося у чужих людей защиты.
Голос сковывает, сама не понимаю почему. Казалось бы, вот она помощь, попроси, а из груди выходит лишь хрип. Нет, нельзя сдаваться. Шепчу одними губами и меня понимают.
– Вон из палаты. Здесь гинекология, женщины борются за жизнь детей или приводят их в новый мир, а вы балаган устроили. Больше вас не пустят. Зря пошел на встречу, пустив к пациентке.
– Прав не имеете. Я на вас жалобу напишу, – теперь жертвой Кира стал доктор.
Вот только последнему все равно. Он в своей стихии.
– Пишите. А сейчас вон, и забудьте про время посещения. На выписке увидитесь. Не раньше.
И в дверях появляются охранники. Тут муж пасанул, хотя за секунду до появления коренастых мужчин, хотел перейти в наступление.
– Пожалеете. Все пожалеете, – и резко поворачивается ко мне. – Особенно ты, если не передумаешь к выписке.
– Выход там.
Врач гонит его, за что я ему благодарна. Во мне лопнула пружина. Все, что держало и без того шаткую конструкцию внутреннего равновесия, окончательно разрушено.
Поэтому, когда недовольно поджав губы, муж вылетает из палаты, словно ошпаренный, сворачиваюсь в клубочек и, забыв обо всех дискомфортах, начинаю плакать.
– Не беспокойтесь. Больше он вас не потревожит. Вашей вины нет. Не слушайте подонка, – но не видя никакой реакции, он ушел, закрыв дверь, оставив меня в одиночестве.
Почти.
В сердце словно нож воткнули и прокрутили несколько раз. И так сто раз.
В голове роятся мысли, не пропуская ничего из внешнего мира. От них никуда не деться, а так хочется.
Я убила малыша.
Слова крутятся на повторе, и я думаю, что муж прав. Это я погубила крошку внутри. Надо было бежать прочь. Уходить из квартиры и бежать куда глаза глядят. Но я стояла. Ждала его оправданий, смотрела на сестру, закутанную в простынь, где-то в глубине души продолжая надеяться, что все это не правда, что мне все кажется.
И вот она, расплата за трусость, за желание верить иллюзиям.
Не рыдаю, просто плачу, смотря в стену, пока не слышу шаги и голоса. Потом скрип двери, шаги и все тот же голос врача.
– Вот ваша палата. Устраивайтесь. Завтра сделаем скрининг. Уверен, вы зря переживаете.
– Это не я, муж, – смеется женский голос, кажущийся сквозь шум в ушах, до боли знакомым. – Спасибо вам. Я к вам прихожу отдохнуть от его гиперзаботы.
Располагайтесь, знакомьтесь.
Слышатся наставления доктора, и через минуту передо мной, на соседней кушетке садится девушка с маленьким, едва заметным животиком, которую я моментально узнаю. Столько лет…
– Милана? Что с тобой? – она тоже узнает меня, и тут я начинаю рыдать в голос, отворачиваясь на спину, настолько участливо смотрят глаза напротив прямо в мою душу.
Глава 4
Милана
– Ты уверена, что хочешь к нему вернуться? – обеспокоенно спрашивает Виолетта, когда я начинаю собираться домой.
Уже прошла неделя с того дня, когда я потеряла малыша и вернула подругу. Наши пути разошлись сразу после вступительных экзаменов в институт.
Мы поступали в один ВУЗ на рестораторов, но Виолетта, как всегда, решила погулять, хорошо так погулять, прямо в ночь перед экзаменами. Я не смогла тогда бросить ее в беде, потому что дружили мы очень хорошо, и когда передавала ей листик с ответами, спалилась. Причем выгнали тогда только меня.
И нет, я совершенно не злилась на нее. Во мне нет этого. Это был мой выбор, и только мне отвечать за собственные поступки. Не знаю почему, но после того дня мы резко отдалились друг от друга. Что делала Летта – не знаю. Я спешила подготовиться к поступлению на факультет «кондитерского дела».
И вот, спустя семь лет мы нашлись.
Неделю назад я проплакала до самого вечера, пока рассказывала ей все, что со мной случилось. Мне даже стало немного легче. Но ровно до того момента, как на следующий день к ней пришел муж и окружил такой заботой, что мне стало завидно, ведь все, что сделал мой супруг – обвинил в потере ребенка меня, не себя.
Не знаю, бурчала бы я так на мужа от гиперопеки, как она, но сейчас могу сказать одно, была бы счастлива от такого отношения. Глядя на сурового большого дядьку, который носится по клинике, как угорелый, потому что ему кажется, что из окна дует, было забавно.
И нет, он её не абьюзит. Летта только глянет на него, он чуть ли не лапки поднимает в жесте «сдаюсь». Сомневаюсь, что мужчина, который дышит своей женщиной, ходит на сторону.
– У меня нет выбора, Виолетт. Совсем. Куда пойти? Это и моя квартира. При разводе поделим ее, и тогда съеду, а пока туда.
Говорю, а самой противно от собственных слов. Обстоятельства вынуждают поступать именно так. Теперь мне нужно учиться жить самой, искать новую работу. Чистая страница, хоть и черновая, ведь будущий бывший муж какое-то время будет в ней присутствовать.
– Я тебе его предложила, Милка. Почему ты не хочешь принять помощь? – она хватает меня за руку, останавливая от механических действий.
– Не могу я, пойми. Ты ведь знаешь меня, не люблю быть кому-то хоть в чем-то обязанной, – устало падаю на кушетку и зарываюсь руками в распущенные волосы.
– Да помню я это. Но ты не думала, что с этим пора что-то делать? Нет ничего страшного во взаимопомощи. Это нормальное отношение между людьми. Ты сама всем всегда помогаешь, при этом не просишь ничего взамен. Вспомни, как я поступила благодаря тебе. До сих пор помню, как меня потом твои родители прогнали и запретили приближаться к ленивой дочери, не сумевшей поступить. Дай мне возможность вернуть должок.
– Летта, нет у нас с тобой долгов. Ты была моим другом, и, если мы сможем это восстановить, будет просто шикарно. А работа и жилье, я это решу. Ты просто трубку бери, чтобы я выговориться могла, – а сама понимаю, что нервировать беременную не буду.
– Давай так, я подумаю, – бровь подруги ползет вверх от удивления. – Честно, подумаю, – скрестив пальцы за спиной, говорю эти вещи.
– Ладно. Поезжай. Мой тоже после работы приедет забирать. Все равно тебя не переубедить. Знай, что я всегда рядом и готова помочь. Предложение бессрочное. Поняла меня?
