– Кира, – он не добился бы всего, если бы сдавался после первой неудачи. Кирилл опирается ладонями по обе стороны от меня, – мы же любим друг друга. Разве стоит всё портить из-за интрижки? – я разворачиваюсь в кольце его рук, ощущая как ветер прохладой проходит по открытой спине.
– Что портить, Кирилл? – не могу сдержать порыв – касаюсь его щеки, чувствуя намечающуюся щетину. Разум ещё не осознаёт, что этот мужчина больше не мой. – Отличный секс? – мы встречаемся взглядами. – Найти мужчину на ночь не сложнее, чем снять одногруппницу собственной жены.
– Она сама на меня накинулась! – он хмуро наблюдает, как я устраиваюсь в кресле.
– Даже не сомневалась, – смешок вышел по-настоящему издевательским. – Как твоим ста восьмидесяти четырём сантиметрам и девяноста килограммам противиться пятидесятикилограммовой полутораметровой девчонке! – прикрываю глаза и пропускаю момент, когда он уходит.
Понимает, что спорить бесполезно? Вряд ли, с его-то целеустремлённостью. Возвращение знаменуется холодной стенкой бокала, всунутой мне в руку.
– Давай поговорим, – он садится напротив с бутылкой водки в руке и делает глоток прямо из горла, – чего ты хочешь?
– Получить диплом и вырастить сына достойным человеком, – усмехаюсь ему в лицо.
– Кира, – удивительно, как боль выжигает всё хорошее, что ещё вчера было между нами. Его укоризна проходит мимо, не задевая ничего в моей душе.
– Завтра Михаил Германович начинает бракоразводный процесс, – с улыбкой на губах сообщаю я, отпиваю из бокала и морщусь. Слишком много алкоголя. Опять.
– Значит так? – кажется, что в его бутылке вода, так легко он её пьёт, но запах стоит соответствующий содержимому.
– За всё нужно платить, – я встаю, – и за удовольствие в том числе. Надеюсь, что ты не станешь оспаривать моё право на Сашку, не подрывай остатки веры в твою порядочность.
– А если стану? – оборачиваюсь в дверях и поражаюсь безнадёжности в опущенных плечах и болезненном взгляде.
Я искренне считала, что ему наплевать, если не на сына, то на меня уж точно.
– Тогда я уничтожу тебя, Самсонов, – замечаю бесстрастно, – чего бы мне это не стоило.
Цветочный аромат сконцентрировался в стенах гостиной, и я задерживаю дыхание, но тихое: «Кира!» заставляет замереть. Раздражённо оборачиваюсь и застаю невероятную картину, навсегда отпечатавшуюся в сознании. Мой высокомерный, самодовольный, эгоистичный и практически бывший муж стоит на коленях, не отводя от меня горящего взгляда.
– Не уходи.
И вздрагивают руки, из горла вырывается свистящий выдох вместо просящихся на язык слов, а все истинно женские, милосердные, порывы я подавляю жёстким, убивающим настоящую меня, усилием воли.
– Надеюсь, ты понимаешь, что сегодня спишь на диване, – хлопок двери раз и навсегда отрезает меня от восьми прожитых лет жизни.
Глава 6
– Мама! – это утро отличается от других лишь тем, что радостный визг Сашки доносится не сверху, а сбоку, прямо в ухо. – Доблое утло!
– Доброе, – глаза ещё закрыты, голос хрипит после сна, но руки уже обнимают худенькое тельце сына.
– Сашка, бежим умываться, – весёлые интонации именно этого голоса мне приходилось слышать не так часто.
– Папа! – Кирилла Сашка видит гораздо реже, поэтому и восторг каждый раз увеличивается, пропорционально количеству условно-безотцовских дней.
– Пошли, пусть мама ещё поспит, – слыша удаляющиеся шаги Самсонова, я сонно протираю глаза.
Как только мы остёмся наедине, так или иначе оказываемся в общей постели. Так что двухместный диван в детской оказался немногим хуже дизайнерской кровати, несмотря на то, что всю ночь пришлось подгибать ноги. Какая разница, если заснуть мне удалось лишь под утро?
Сегодня слёз не было, но глаза всё равно отсвечивают весёленьким красным оттенком, и пока я пытаюсь хоть как-то сгладить этот ужас, оба Самсонова варят кашу. Пытаются варить. Потому что молоко они упустили, а крупа оказалась рассыпана по половине кухни.
Молча смотрю как Сашка сидит на столешнице, болтая ногами, и радостно облизывает ладошки. Открытая сахарница стоит рядом.
– Мы варим кашу, – Кирилл оборачивается, тепло улыбаясь, со следами молока на предплечье и лопаткой в руке.
– Кафа! – от восторга сын опрокидывается назад, но свободной рукой Самсонов легко его ловит, не дав встретиться затылку Сашки с фартуком из керамогранита.
Ни мой испуганный вздох, ни резкое движение не мешают сыну снова запустить руку до локтя в объёмную банку с сахаром.
– Осторожнее! – угроза больше предназначается Кириллу, чем Сашке, и мне остаётся лишь идти за пылесосом, пока адскую смесь из крупы и сахара не растащили по всей квартире.
Естественно, кашу довариваю я и, накрывая на стол, чувствую взгляд мужа. Практически бывшего. То, что вместо воскресного тенниса, за последние четыре года пропущенного лишь однажды – в день моих родов, Кирилл сидит здесь, смешит Сашку и никуда не торопиться мало меня волнует.
– Сын, в зоопарк пойдём?
– Смотлеть мифэк? – ложка мгновенно забыта, а каша размазана по столу, стулу, полу и самому Сашке.
– И их тоже! – подмигивает Кирилл.
– А мама? – для Сашки не происходит ничего сверхъестественного, а то, что папа с утра дома становится всего лишь приятным сюрпризом. Щёлкает чайник.
– Куда же мы без мамы! Чай? – я впервые оказываюсь на месте рекламной домохозяйки, о которой демонстративно заботится любимый муж.
– Воду.
Передо мной возникает стакан с одинокой плавающей долькой лимона, перед Сашкой детская кружка с компотом, а сам Кирилл предпочитает зелёный чай.
Сын болтает без умолку, глотает слоги и целые слова, мечтая о сахарной вате, медведях и капусте для кроликов, а я невидящим взглядом сверлю Кроша на его кружке, только сейчас замечая насколько зловещий у него оскал. Стоит её сменить на Трёх котов, или Фиксиков – сейчас у него все персонажи редких мультиков любимые.
К огромному сожалению насчёт зоопарка Кирилл не шутит, и через час мы выходим из лифта на втором этаже подземного паркинга. Если бы не Сашка…
– Кира? – Кирилл зовёт меня, когда я уверенно направляюсь к своей машине.
Ключи привычно ложатся в ладонь, но мне приходится вернуть их в сумку – мало того, что мы едем втроём, так ещё и короткий летний сарафан мало подходит для вождения. Но прекрасно для семейной прогулки. Сашка уже ёрзает в автокресле, в то время как я только подхожу к Вольво Самсонова.
– Перебор, Кирилл, – стоило бы казаться мрачной, обиженной или какой там ещё полагается обманутой жене, но внутри поселилась горечь, а внутренности покрылись льдом.
Такой себе айсберг из живого человека. И открытая передо мной дверь не вызывает ничего, кроме усталого раздражения.
– Мне не понравился наш вчерашний разговор, – пока Сашка рассматривает город через тонированные стёкла у нас есть время. Не знаю куда делся цветочный павильон, но с утра о нём не напоминал даже остаточный аромат. – Кира, так нельзя.
– Нам не о чем говорить, – в салоне едва ощутимо пахнет цитрусом.
А я всё гадала откуда у него внезапная страсть к автомойке, чуть ли не по три раза в неделю. Ядрёный парфюм Меркуловой и правда может вывести лишь тотальная чистка салона. Наивная дура.
– Ты вот так просто отречёшься от нашей жизни? – к счастью, Самсонов, как и я, не любитель пафоса, иначе не удалось бы скрыть тошнотворный надрыв киношной фразы.
– Твоей.
– Что? – красный сигнал светофора и мне приходится ответить, глядя прямо в раздражённые тёмные глаза.
– Когда ты последний раз говорил, что любишь меня? – простой вопрос, но он теряется и возвращает взгляд на дорогу. И вот сейчас вскидывает голову моя ярость. Та самая, которая незаметно, по капле, разрушала наш брак и меня. – Интересовался моей жизнью? Когда мы обсуждали что-то, кроме Сашки, совместных отпусков и ремонта?
– Думаешь, ты одна такая непонятая и обделённая? – с сыном в машине он не позволяет себе отвлекаться, но руки напрягаются, с силой сжимая руль, так, что скрипит кожа, а красиво очерченные губы сжимаются в одну линию. – Все так живут, Кира! Но жертву из себя строишь только ты!
