Права была Кариша. Пересвет он. Я, затаив дыхание, ждала обладателя имени. Даже ноутбук закрыла и в сторону отставила. Каков он, мужественный сын бритого программиста? С чем пришел он к нам? Добрый ли человек, али злой?
И вот в дверном проеме возник он…
— Хуан Рудольфович?! — всплеснула я руками, понимая, что хуже врага, чем мой бескостный язык, у меня просто нет.
Да и у мамы моей тоже. Победная, гордая улыбка сползла с лица Альбертовича.
— Какой Хуан? — не понял мамулин суженый.
А теперь, по закону жанра, поскольку я вся такая язвительная прям такая, и вся такая нахальная, и неприступная, и не нуждающаяся в отношениях, мужик проникнется раненой гордостью, воспылает дикой страстью и прилипнет ко мне, как банный лист к заднице. Ну да… Разбежался и прыгнул.
— Ой, да это, наверное, очередной персонаж! — вступилась моя находчивая родительница. Кровные узы на лицо, а точнее, на язык. Мама только на первый взгляд божий одуванчик, на деле она у меня кусается. — Вера и на улице так же себя ведет с прохожими. «Ой, мама! Смотри, это же Астарот!» Или «это же Катя!» Вот и думай, какой Астарот, какая Катя… А давайте перейдем сразу к главному! Свет, ты голодный, наверное?
Рудольф расслабился, заулыбался, Рудольфович же, смерив меня прохладным взглядом, кивнул маме и прошел к ближайшему креслу. И вот что поразительно: я не напряглась, не расстроилась и даже не ощутила и намека на «печальбеду». Когда по-настоящему устаешь от чего-то, начинаешь воспринимать жизнь под иным углом. А я от многого устала. Стоит лишь задуматься о жизненных устоях, воспринимаемых нами с детства как должное, и волосы дыбом встают. В тридцать женщина должна быть замужем, иметь детей, лучше всего двух, при случае похвастаться высшим образованием и, несомненно, шагать ввысь по карьерной лестнице. Но почему именно так, а не иначе?
Если должностные, образовательные вехи можно объективно объяснить возможностью чувствовать себя независимой, не голодной, одетой и обогретой, то остальное… Остальное вызывает массу вопросов.
Для чего нужны дети? Чтобы кто-то принес стакан воды в старости? Вроде прислуги. Или, может, для того чтобы не было скучно? Вроде игрушек. Или потому, что так принято? Вроде все пошли, и я пошел. Сколько женщин рожают ребенка по-настоящему ради ребенка? Сколько женщин наслаждаются процессом роста своих чад, не матеря и не шпыняя их?
А замужество. Кто сказал, что штамп в паспорте сделает двоих людей семьей? Он, штамп, волшебный разве и улаживает все конфликты? Или, быть может, сделает женщину и мужчину умнее и терпимее вдруг по щелчку? Фразы «я люблю» ой как мало для заключения брака. Нужно понимание и искреннее осознание, для чего двое женятся, иначе это просто узаконенный перепих.
Или поведенческие нормы морали. Вежливость, радушие… Я думаю о чем-то, почему не могу сказать человеку в лицо, что именно я подумала? Разве это так ужасно, говорить правду? Если я вру — я вежлива, если я говорю правду — я веду себя асоциально. Выходит, ложь — благо? Я попыталась с порога сказать Хуану, кто он, мама меня прервала. Кто из нас двоих свободнее сейчас: я или она?
Пока я преуспевала в субъективной философии, родительница, непрерывно щебеча, накрывала всем на стол. Это я уже, плод любви пикачу и черепашек ниндзя, предпочитаю устраивать столовую на кухне, а вот мама моя, воспитанная на фильмах о весне и Волге, мультиках про Чебурашку и большой важности серванта с хрусталем в каждой советской квартире, предпочитала накрывать поляну по старинке — то есть в гостиной, возле телика. Вино, водка, три вида салата, нарезка, горячее, тортик и чаёк. Рудольфовича по молодости лет посадили супротив меня — событие оказалось досадным для него и почему-то смешным для меня. Причем чем больше хмурился Хуан, пережевывая мамулькины голубцы, тем больше веселилась я, особенно когда подкатывали воспоминания про нас с Каринкой, вечерами дежуривших у кухонного стекла.
Я доедала добавку, когда Рудольф пнул сына под столом и посигналил проявить вежливость в адрес вероятной сводной сестры. Я отложила вилку и нарочито выжидающе уставилась на взбешенного Пересвета. Нет, он, конечно, не хмурил лоб, не грубил и не пинал отца в ответ, лицо его было непроницаемо, но вот желваки… Зубы аполлоноподобный сжимал с такой силой, что это становилось очевидным. Забавный Динозавр. Никогда раньше к ним так близко не подходила и не изучала, всегда как-то ума хватало держать свою чувствительную натуру на расстоянии пушечного выстрела, а тут нос к носу столкнули. Интересный опыт.
— Книги пишете? — садистским тоном начал любезничать Свет.
Несмотря на полную боевую готовность, я поперхнулась. Неожиданно противно у него это вышло и злобно главное-то как.
— Пишу.
— Про любовь? — он это таким тоном спросил, равно что: «Чем занимаетесь по вечерам? Дьявола вызываете? Младенцев в жертву приносите?»
— Да все больше как-то про секс.
Краем глаза зацепила мамино нервное рвение пресечь безобразие, прерванное тут же коротким жестом Альбертовича. Что примечательно, маму и папа не мог остановить, а у этого вышло. На досуге надо будет обмозговать.
— М-м, — понимающе кивнул Хуан. — Люди часто реализуют на бумаге то, чего им не хватает в жизни.
— Да-а, — зловеще протянула я. Так меня еще никто не выводил. — Где б в реале взять мужика, чтоб и мозг был, и во-о-о-от таких размеров, — я развела ладони на соответствующее моим фантазиям расстояние друг от друга, — пе…
— Вера! — в очередной раз осекла меня мама и тут же вновь умолкла под давлением Рудольфа.
— Я вот тоже думаю, где б бабу взять, чтоб и мозг был, и рожа, и заскоков на манипулирование не было.
— Не-е, мужик, — призадумалась я, полностью растеряв гнев. — У меня планка о двух пунктах, а у тебя нереальные запросы. Либо мозг, либо покладистость, третий вариант, может, и найдешь, но чтоб при этом еще и рожей вышла — это ты загнул.
Свет сурово меня оглядел и нарочито медленно, я бы даже подметила, изящно уложил в рот здоровый кусок голубца. Ну, ясен пень, мы гордые, мы дурацкие диалоги начинаем, но не заканчиваем.
С выражением лица аглицкого лорда Хуан пережевал капусту и запил ее вином. И не подавился, подлец. Правда, спесь с
