не только в колидоле, вчера я почувствовала, как он меня поцеловал в лобик, как всегда, кода ночью плиходил с лаботы. Такой колючий.
Юра вздрогнул и побледнел. Отец три дня как погиб, днем прошли похороны. Просто в одну ночь не вернулся домой. А ранним утром сообщили страшную новость: фура не справилась с управлением и протаранила на полной скорости их карету скорой помощи, когда он ехал с вызова. Вот так в один день у них было все, а в другой — ничего. Лишь скорбь, слезы, огромный неподъемный кредит на квартиру, за который мама отдавала всю свою месячную зарплату врача, а еще огромная пустота в душе, пытающаяся поглотить их в отчаяние. Юра видел, что мама уже не справилась с ней. Она сидела на кухне с чашкой валерьянки, в черном платке и смотрела в одну точку вот уже несколько часов. Но ему нельзя поддаваться. На нем теперь лежала забота о матери, сестренке и о доме и ему надо быть сильным. Теперь он будет вместо отца.
Поэтому он вздохнул, лег рядом с Элей и обнял, готовясь ждать, пока она уснет.
Юра моргнул, прогоняя сцену из прошлого, и посмотрел на Ярославу.
— Ты боишься темноты?
— Да.
Вот так, просто “да”, не скрывая, не стесняясь, не юля. Слово выстрелило прямо в грудь. Но главное, Яра не собиралась его просить остаться. Она молча легла на кровать, укрываясь его пальто.
— Оставь просто свет. — И немного подумав, добавила. — Спасибо.
Юра шумно положил ключи на тумбу, громко оповестив о своем решении. Порылся в одежде, стараясь не коситься на Воронцову, быстро переоделся, расстелил себе на полу одеяло и лег. Только тогда он смог посмотреть на нее, она свесила голову через край кровати.
— Ложись, уже третий час ночи, — только и сказал.
— Ого! Может быть, мне еще и сказочку на ночь почитаешь? — огонек в ее глазах лукаво сверкнул.
— Ммм, слышала сказку Шарля Перро “Синяя борода”? Так вот, ты грозишься оказаться на месте этих девушек, если сейчас же не прекратишь меня рассматривать. Сказочке конец.
Ярослава хмыкнула и принялась писать кому-то сообщение. Он, наконец, выдохнул и начал распутывать наушники. У него была такая привычка — засыпать под музыку.
— Зачем тебе наушники? Ты не устаешь от музыки? — приклеилась она. Он готовился уже ее ими придушить, потому что не хотел, чтобы она лезла к нему в душу. Там царил полный бардак, разгром, оставленный бывшей любимой девушкой. Теперь он боялся туда заходить, чтобы восстановить порушенное. Легче было запечатать эту дверь и оставить всё в покое.
— Я могу заснуть только под нее.
— Почему? — недоумевала Ярослава.
— Музыка заглушает собственные мысли. — И ему сейчас необходимо эти самые мысли заглушить, показать, где их место, закрыть на миллион замков.
— Иногда к ним надо прислушиваться, потому что только мы знаем, что нам действительно нужно. Дай наушник.
— Зачем?
— На ухо повешу. Что за тупой вопрос? Хочу с тобой послушать.
Юра протянул ей тонкий проводок и включил песню группы “Кино”. Яра заулыбалась, закрыла глаза и погрузилась в сон. Лунный свет озарял безмятежное лицо, а блики от платья, которое она повесила на стул, смешно падали на носик. Рука свесилась с кровати в нескольких сантиметрах от его головы, и он понял, что она спит.
Пролог. Новый год. Часть 5
Юра проснулся рано, солнце еще не встало, зато кто-то в коридоре очень сильно топал. Он попытался повернуться на другой бок, но все тело одеревенело от лежания на полу.
Наконец он понял, что это не топот, а звук молотка. Значит, дверь отпирают.
Посмотрел на Воронцову. Та сладко спала, обняв рукав его пальто, приоткрыв губки и все также свесив руку с кровати. Волосы прикрывали половину ее лица, и сквозь них белела нежная кожа. Юра невольно загляделся на девушку, но заставил себя отвернуться и принялся громко ходить по комнате, шуметь в ванной водой, чтобы как-то ее разбудить.
Ярослава недовольно нахмурила брови и открыла глаза, как раз в тот момент, когда он зачем-то с усердием закрывал свой чемодан. Тот всегда стоял открытый, а уезжать он никуда не собирался.
— Доброе утро! — Яра сладко потянулась и вскочила с кровати. — Это что, дверь открывают?
Юра лишь кивнул.
Она радостно прошла в ванную с таким видом, будто этот номер был ее, вышла уже в своем платье, умывшаяся и бодрая.
— Пойдем в столовую? Я такая голодная, что могу слона съесть, — доверчиво поделилась, возвращая ему толстовку.
Он задумчиво глядел вслед шлепающей босиком по ледяному полу Яре, она так и отказалась надевать свою обувь. Юра разглядывал ее оголенную спину, острые лопатки, плечи, с которых постоянно норовили упасть тонкие бретели, темно-шоколадные волосы, которые даже не доставали до плеч. Наконец на последней лестнице ему получилось ее обогнать и спуститься на несколько ступеней ниже, но почувствовал, что она остановилась.
— Что-то случилось? Не хочешь идти на свидание с перловкой?
Яра ухмыльнулась, но не спешила объяснить свое поведение. Казалось, что она прислушивается к голосам внизу.
— Там, внизу… мои. — Он понял, кто подразумевался под словом “мои”. — Сейчас они увидят меня во вчерашнем платье и будут строить догадки, с кем же я была и где ночевала, а класснуха скажет, что обязательно сообщит родителям, а то я совсем от рук отбилась.
В ее взгляде промелькнула печаль, и он впервые увидел в ней страх. Ярослава боялась. На самом деле она не такая, какой себя показывала. Защитная стена пала и открыла то, что так долгое время прятала и оберегала — хрупкую душу и хрустальное сердце. Яра позволила ему это увидеть. Он был в этом уверен на все сто процентов. Сделав шаг в ее направлении, Юра подал ей руку:
— Пойдем. Я ведь буду с тобой. Смогу объяснить.
Она замешкалась, но все же покачала головой, отступая к стене, чтобы дать проход другим жителям отеля.
— Пожалуй, я подожду Сашу или когда они разойдутся.
Юра поднялся к ней и встал рядом, глядя, как она нервно теребит ремешок от туфелек в руках и покусывает нижнюю губу. Ее босые ноги, казалось, сливаются с плиткой, они были настолько белыми, а синие венки вырисовывали причудливые узоры.
— Встань мне на ноги, а то простынешь, или пойдем, вернемся в комнату.
Ярослава вскинула удивленно брови, а в глазах промелькнула заинтересованность. Она развернулась к нему лицом и встала на кроссовки, которые даже сквозь материал передавали его тепло. Он неловко ее приобнял, чтобы она крепко стояла на ногах.
