Ознакомительная версия.
— Я правда ужасно завистливая. Только я не тёте Наташе завидую… вообще никому не завидую, только тебе. При чем тут тряпки какие-то? И олигархи ни при чем, и вообще всё это глупости. Я только недавно поняла, почему тебе завидую. Потому что тебя все любят просто так, а не чтобы карьеру сделать. И Максим Владимирович твой мог бы жениться на какой-нибудь министрихе или бизнесменихе, а женился на тебе. Какая от тебя выгода? Никакой карьеры через тебя не сделаешь. А всё равно женился. Значит — любит. И мать тебя просто так любит. Нет, ты ей, конечно, очень много помогала, сама бы она вряд ли сумела так… Но всё равно просто так любит, не за то, что ты её вытянула. И я тебя просто так люблю, а не за шубы какие-то. Подумаешь, шубы! Всё равно глобальное потепление. За всю мою жизнь я как следует замерзла только один раз. Это когда в прорубь провалилась, помнишь? Ты мне чуть всю кожу не содрала, когда растирала. Мать тогда ревела очень, и ты ее выгнала из комнаты. А потом ещё и её растирать пришлось, потому что она в одном халате на морозе «скорую» ждала и сама вся обморозилась… Нет, сейчас я не про это хотела… Я про зависть, да. Главным образом — из-за Максима Владимировича. Вот почему твой олигарх тебя просто так любит, а на мне какой-то козёл из-за карьеры женится? Кося, вот скажи мне честно: что со мной не в порядке? Ну, что ты так смотришь? Я дура, да? Ты меня презираешь, да?
— Поплачь, если хочешь, — предложила Александра, отводя глаза.
Она бы и сама сейчас поплакала. Как ступенька карьерной лестницы, которую уверенные шаги затоптали до синяков. Но все-таки не до смерти.
Не будет она плакать.
— Не буду я плакать, — злобно рявкнула Славка. — Чтобы плакать из-за всяких козлов! Ещё он из-за меня поплачет, вот увидишь!
— Не злись, Славка, это… неконструктивно, — неловко сказала Александра. — Я думала, у тебя всё прошло уже. А ты до сих пор переживаешь. Не надо, Славка. Всё постепенно пройдет, вот увидишь…
— А ты откуда знаешь? — Славка разозлилась ещё больше. — Откуда ты знаешь, пройдет или не пройдет? С тобой так не было! Тебя так не оскорбляли! Тебя правда любили, а не с расчётом! Ты не знаешь, как это…
— Правильно, сейчас плакать не стоит, — перебила Александра. — Потом как-нибудь, в свободное время. Ты же скоро к Лерке должна идти, да? Ну вот, не идти же зарёванной. Ты говорила, что надо ей помочь с чем-то. Готовить? Столы накрывать? Порядок наводить? Значит — вернёшься переодеться перед этим её званым вечером. Я тебе кое-что интересное привезла. Пойдём, примерить надо, а то у меня кое-какие сомнения насчёт длины.
Никаких сомнений ни насчёт длины, ни на какой-нибудь другой счёт у Александры не было — и быть, конечно, не могло. Вот уже три года всю одежду, которую Александра выбирала для Славки, она сначала примеряла на себя. И всегда всё совпадало до миллиметра — Славка к девятнадцати годам как выросла точно до параметров Александры, так с тех пор и не изменилась. Даже странно, в кого она такая уродилась: родители у нее были крупные, ширококостные, широкоплечие, бабушка — еще и откровенно толстая, а дед, говорят, вообще был гигантом. Богатырем. «Дюймовочка у Гулливеров родилась», — говорила мощная Славкина бабушка. «В семье не без урода», — говорила бесцеремонная Славкина мать, тоже вполне мощная. «Кося, хорошо, что я в тебя пошла, а не в своих предков», — говорила Славка, когда была маленькой. Впрочем, когда выросла, говорила то же самое. Она всерьёз считала, что Александра каким-то не известным науке способом передала ей свои гены. Вообще-то, многие знакомые считали их роднёй. И правда — совсем чужие люди разве могут быть так похожи? Не только внешность, но и походка, жесты, голос, смех. Славкина бабушка считала, что Славка просто подражает Александре, потому что с самого Славкиного рождения они были почти всё время вместе. А то, что волосы у обеих совершенно одинакового цвета — так это чистый случай. Игра природы. Бывает, и у жгучих брюнетов рождаются белобрысенькие дети. Хотя белобрысенькой Славку могли посчитать только цыганисто-смуглые мама с бабушкой — в сравнении с собой. У Славки были волосы редчайшего цвета — что-то среднее между старой древесиной и старым сеном. Бежевато-серые, с легким серебристым сиянием сухого ковыля. «Зимняя белка», — говорила романтичная Славкина бабушка. «Дорожная пыль. Только что блестит», — говорила неромантичная Славкина мать. «Кося, хорошо, что я в тебя пошла», — говорила Славка, любуясь в зеркале своими волосами, точно такими же, как у Александры. Александра ничего не говорила, потому что волосы у нее были крашеные. Вот уже почти пятнадцать лет она красила волосы в цвет, который даже выбрала не сама, — парикмахерша что-то случайно намешала, вот и получилась зимняя белка. Старое сено и сухой ковыль. А у Славки от природы так получилось.
— Ты знаешь, а мне нравится, — важно сказала Славка, с пристрастием рассматривая себя в новом костюмчике в зеркале, оглаживая ладонями бока и кокетливо отставляя ножку. — Немножко консервативно, но это как раз хорошо, это стиль, это я люблю. Кося, просто удивительно, как ты мои вкусы изучила.
— Ну, так уже сколько лет изучаю, — так же важно откликнулась Александра.
Они встретились взглядами в зеркале и одинаково хмыкнули. Обе знали, что вкусы у них тоже одинаковые, так что чего там изучать…
— Да, нам очень идёт этот костюм, — с удовольствием отметила Славка. — Особенно штаны. Я как-нибудь дам тебе поносить. Главное — к этому никаких «шпилек» не надо. «Шпильки» очень вредны для здоровья.
— И походка от них меняется, — добавила Александра.
Это была давно сложившаяся формула, объясняющая причины их нелюбви к высоким каблукам. Нелюбовь к высоким каблукам у них была тоже общая.
— Переодевайся, — велела Александра. — Тебе, наверное, уже к Лерке пора. Чайку попить успеем? А то наелись, как удавы, а чайком не запили. Я нашего любимого лукума привезла, турецкого, с грецкими орехами и розовыми лепестками.
— А я нашего любимого печенья напекла. Сама! — гордо похвасталась Славка. — Которое на рассоле. Только в этот раз не с орехами, а с семечками. Орехи я нечаянно сожрала до того, как печенье затеяла. Но с семечками мы тоже любим, да?
Гастрономические пристрастия у них тоже были одинаковыми.
У них всё было одинаковым.
Многие думали, что Александра — мать Славки. Особенно когда Славка училась в школе. В первый класс Славку привела Александра. На родительские собрания ходила Александра. Претензии учителей по поводу Славкиного поведения выслушивала Александра. На выпускной вечер тоже Александра пришла. Вовсе не потому, что Людмила совсем забросила дочь. Просто так получалось, что ее обязательные поездки совпадали по времени с необходимостью появиться в школе родителям. Появлялась Александра. Как родительница. Вот все и привыкли. И Александра постепенно привыкла, перестала вздрагивать, когда к ней обращались «мама Ярославы Язовской», на советы типа «мамаша, вы бы объяснили дочке, что девочка не должна драться с мальчиками» покладисто отвечала: «Ладно, я обязательно объясню». Она вовсе не пыталась отодвинуть Людмилу на задний план, занять ее место в сердце дочери… ну, наделать каких-нибудь глупостей. Она никогда сама не представлялась матерью Славки. Но и не разубеждала тех, кто думал, что она мать. Думают люди — вот пусть и думают. Зачем мешать чужому мыслительному процессу? Она-то никого не обманывает, просто так само собой получилось.
Ознакомительная версия.
