Конечно же, в кладовой стояли добротные резиновые сапоги. Натянув их, я смогла выйти во двор. Воздух был чистым, даже пряным от стремительно распускавшихся цветов. Выбросив жертв Муськиной агрессии в мусорный ящик возле сарая, я с восторгом посмотрела вокруг. Такого чистого неба и ярких красок мне еще видеть не доводилось. Руки сами запросили кисть.
Вернувшись в дом, я взяла гуашь и пару листов бумаги. Осторожно укрепив их на переносном мольберте, принялась писать темно-розовые мальвы, припоминая технику рисования, которую в нашем архитектурно-строительном институте преподавал студентам известный художник Игорь Коноваленко.
Это занятие оказалось настолько захватывающим, что я опомнилась только под вечер, почувствовав голодные рези в желудке. Пришлось идти домой и срочно готовить еду из купленных мной в дороге продуктов. Поев, я посчитала оставшиеся запасы. Еды даже при самой скромной экономии было максимум на неделю. Но если дороги размыты, то как я буду пополнять запасы провианта? Правда, на данном этапе это меня не слишком обеспокоило, ведь как-то добывают еду мои соседки, значит, и я смогу.
Вечером сходила к бабе Нюре, выяснила, что живут мои соседки главным образом на собственноручно выращенных овощах. Видя мою растерянность, баба Нюра дала мне житейский совет:
— Если собираешься остаться здесь на лето, то посади хотя бы огурцы. Парники у Фроськи хорошие были. Хотя я не ходила, не проверяла, как они зиму простояли.
На следующее утро я провела ревизию на своем временном огороде. Огромные грядки длиной в несколько десятков метров уходили за горизонт, наводя на размышления, для чего старушке столько овощей? Если только она не сдавала их перекупщикам.
Баба Нюра мои выводы подтвердила:
— Конечно, сдавала, а то откуда бы у нее и бельишко новое, и одёжа? Не с нашей же смешной пенсии! Несколько тысяч она осенью имела, могла себе кое-что позволить. Жаль, что мне спина столько выращивать не дает, а то бы я… — она мечтательно замолчала, видимо, представляя, что она могла бы купить на вырученные деньги.
Не желая ей мешать, я почапала к себе, встала посреди огорода в гордой наполеоновской позе и решила заняться огородничеством. Исключительно для пропитания, а не для выгоды. Соседки поделились со мной семенами огурцов, редьки, репы, моркови, свеклы и других овощей и пряных трав. Малины и яблок в огороде росло не меряно, да к тому же все грядки заросли самосевным укропом.
За неделю я вскопала и посадила несколько грядок, вяло размышляя о том, ухаживает или нет за моей усадьбой в Пореченске Георгий. И что поделывает Пронин? Самое приятное было бы, если б он забыл, как меня и звали, но мой житейский опыт подсказывал, что это вряд ли. С его-то самолюбием допустить, чтоб от него сбегала любовница, да еще при этом превратив его в форменного клоуна! Даже оставив в стороне его бесконечные уверения в пылкой страсти, такого ни один уважающий себя мужик просто так не спустит. А уж Пронин с его возможностями тем паче. И я каждый раз вздрагивала, стоило мне услышать какой-нибудь необычный для нашей тихой деревеньки звук.
Но постепенно работы прибавилось столько, что я забыла о своих переживаниях. Мне казалось, что здесь лечит всё — тишина, чистый прозрачный воздух и почти полное одиночество. Соседские бабульки хоть и любили поболтать, но без приглашения ко мне не ходили. А после того, как я отдала бабе Нюре свой вполне сносно показывающий телевизор, они и вовсе про меня забыли, глядя все мыльные оперы подряд и при случае усердно мне их пересказывая, боясь, что без телевизора я скучаю.
Но мне было не просто хорошо. Я чувствовала себя по-настоящему свободной и даже счастливой, чего со мной не бывало со времен каникул у бабушки. А когда обнаружила, что постельные излишества не дали никаких результатов, просто возликовала.
В деревеньке периодически появлялся таинственный Семен, но мне с ним встретиться не довелось ни разу. После его визита бабульки были какими-то взъерошенными и странно пугливыми, но со мной своими страхами не делились, а я особенно не допытывалась, боясь их сконфузить.
Лето всё больше разгоралось, приближая день рождения. И не чей-нибудь, а мой. Двадцать седьмого июня, открыв на рассвете глаза, я радостно поздравила себя с тридцатишестилетием. Правда, наречие «радостно» вовсе не отражало смысл того, что я чувствовала, но в этом случае вполне достаточно было и того, что я хотела чувствовать.
Не вставая с кровати, представила, что было бы, останься я с Георгием. Одеваясь, он бы небрежно чмокнул меня в щеку и снисходительно поздравил. После работы преподнес бы мне красивый букет цветов. Правда, букеты покупал не он сам, а его секретарша, не мог же он тратить свое драгоценное время на такую бездарную ерунду.
Потом бы мы уселись за накрытый мной же праздничный стол. Никаких излишеств типа ресторанов или ночных клубов не предполагалось. Поужинав, Георгий отправился бы в кабинет работать, а я, оставшись одна, прибрала на кухне и в свою очередь занялась бы очередным заказом.
Нарисованная картинка мне категорически не понравилась. А ведь именно так мы и отметили мой день рожденья в прошлом году. Дети были в Москве, у них в этот день был важный экзамен, поэтому они даже позвонить мне смогли только после четырех часов. Но не забыли, и то приятно.
Припомнив это, пренебрежительно фыркнула. Так встречать день рожденья я больше не хочу.
С Романом всё было бы с точностью до наоборот. Это был бы настоящий праздник. Возможно, чересчур помпезный, с огромной горой цветов, подарков, роскошным банкетом в каком-нибудь умопомрачительном ресторане. И, конечно, вечер был бы отмечен какой-нибудь сверхдорогой драгоценной побрякушкой. Но проблема-то в том, что и к подобному празднованию душа у меня не лежала.
А как я хочу? На этот вопрос у меня ответа не было. Хотелось чего-то душевного, нежного и уж никак не сверхторжественного. Но чего конкретно? Не знаю…
Разгорался чудесный денек, и я решила сгонять в магазинчик у поста ГИБДД. Правда, от ожидания неприятностей я до сих пор чувствовала неприятное покалывание в кончиках пальцев, и останавливаться старалась задолго до камер слежения, но всё-таки такой панической дрожи, как прежде, уже не испытывала. Я решила — даже если Пронин и найдет меня здесь, ни за что с ним не уеду. А если он попытается применить один из уже апробированных на мне приемчиков — пусть бережется! Больше я его эгоистичной любви терпеть не буду.
Позвав с собой соседок, для которых подобные поездки были настоящим приключением, завела мотор. Дождалась, когда в машину заберутся принарядившиеся бабульки, и тронула с места.
