Ивонна вспомнила их последнюю встречу в его мастерской — снова поднялась невыносимая боль и заново сокрушила ее. Она была уверена, что он тоже помнит об этом. В его взгляде было столько глубокой близости, что Ивонна была бессильна сдержать дрожь.
Перед камином стоял маленький стульчик, обитый гобеленом. Стивен уселся на него. Он осмотрел Ивонну взглядом художника.
— Те же прекрасные черты, но ты действительно сильно похудела, дитя мое.
Ивонна рассмеялась.
— Дитя! Я уже давно не дитя.
— Пожилая замужняя женщина, да? — Его глаза за стеклами очков загорелись знакомым ироническим блеском.
— Вот именно, — сказала Ивонна и попыталась рассмеяться еще раз.
Эвелин увела Поля, и они занялись настройкой радио. Ноэль на минуту вышел из комнаты. Стивен и Ивонна остались у камина одни. Он спросил:
— Когда ты вернулась?
Ивонна ответила. Он задал ей еще несколько вопросов о ее путешествии и ее здоровье. И вдруг добавил:
— Я очень расстроился, когда узнал, что ты серьезно заболела.
— У меня должен был быть ребенок, но… я потеряла его, — сказала Ивонна тихим голосом, мучительно краснея.
— Не повезло, — пробормотал Стивен.
Он отвел взгляд от этого стройного прекрасного тела и понял, что глубоко, жестоко ревнует, потому что она собиралась иметь ребенка от другого. Но Стивен заставил себя сказать:
— Ты, наверное… очень расстроилась?
— Тогда очень.
Он решился еще на один вопрос.
— А… твой муж… бравый майор… как он?
Ивонна ответила скованно:
— Он хорошо. Его переводят в Германию и повышают звание до подполковника.
— Он сейчас здесь?
— Нет. Едет сюда из Египта. Приедет на следующей неделе.
Стивен сощурил глаза. Сейчас он не смотрел на нее. Он уставился в мерцающие блики огня.
— Ты поедешь с ним в Германию?
— Нет, скорее всего, нет. Я еще сама не знаю. Все зависит от моего здоровья. Я еще не поправилась окончательно.
Стивен снова повернулся к ней. Он смотрел на крошечные морщинки, глубокие синие тени под огромными нежными глазами и грустный рот и подумал: «Она не только больна — она несчастна…»
Стивен почувствовал жестокую радость. В момент приступа наивысшего эгоизма он понял, что не хотел, чтобы она была счастлива с Форбсом Джеффертоном.
— Ты что-нибудь рисовала в эти годы? — спросил он.
— Практически ничего. Когда я заболела прошлым летом, я познакомилась с полковником медицинской службы, который понимал немного в рисовании и попытался заставить меня писать снова, но я скоро отказалась от этого. Между прочим, он немного напоминал тебя. Его звали Стивен Колдер. Когда я впервые увидела его, это было для меня потрясением.
Стивен поднял брови.
— Потрясением? Для тебя? Ты хочешь сказать, что не хотела, чтобы тебе напоминали обо мне?
— Я этого не сказала. Но давай поговорим о тебе, Стивен. Я… мне бы хотелось увидеть некоторые из твоих портретов.
— В моей студии их уже не найти. Большая их часть уже продана и отослана заказчикам. Но один я сохранил — очень красивый и, возможно, самый значительный из всех моих портретов. Если ты хочешь посмотреть, можешь зайти в студию в любое время, он там.
— Чей это портрет?
— Миссис Джеффертон. «La Femme Abandonee».
Горячая кровь обожгла ее лицо и горло. Ивонна внезапно встала.
— Ах… этот…
Стивен иронично посмотрел на нее.
— Я его сохранил. Твоему мужу он не понравился.
— Это естественно, — сказала Ивонна.
— Еще у меня есть твоя «Дьеппская гавань».
Ивонна чувствовала волнение, которого она не испытывала уже три долгих года. Ее охватил ужас. Она хотела убежать от Стивена и, едва дыша, проговорила:
— Я думаю, мне лучше пойти домой.
Тогда выражение его лица изменилось. Стивен вскочил на ноги и поставил свой стакан на полку над камином.
— Так скоро? Но почему, Ивонна?
— Я… о, я не очень хорошо себя чувствую, — запинаясь, сказала несчастная женщина.
— Так ты хочешь сказать, что больна?
— Ну в «Скорой» я не нуждаюсь, — Ивонна попыталась засмеяться, — но я ужасно слаба и у меня кружится голова, к тому же сильно бьется сердце. Это всего лишь усталость.
— У меня тоже сильно бьется сердце, но я не думаю, что это усталость, — сказал Стивен тихим голосом, обращаясь только к ней. — О, черт, Ивонна, вот и ты — замужняя женщина — и я не видел тебя целые годы, но я все еще нахожу тебя такой же чертовски привлекательной. И даже еще больше.
— Ты не должен говорить такие вещи, Стивен.
Художник поклонился.
— Приношу свои извинения, моя дорогая.
Ивонна с отчаянием посмотрела на Эвелин.
— Эвелин, я действительно должна уйти. Не мог бы кто-нибудь позвонить и вызвать такси?
Близнецы и Поль Севанич повернулись в ее сторону. Все они заговорили одновременно.
— О, Ивонна, неужели тебе действительно нужно ехать?..
— Останься поужинать, Ивонна…
— Идет сильный дождь… не ходи сейчас…
Виски у Ивонны горели, а колени дрожали, она протестовала:
— Я действительно должна ехать. Я обещала маме, что не останусь здесь долго. Я еще не совсем поправилась… Я очень устала…
Тогда Эвелин крепко взяла ее за руку.
— Я наотрез отказываюсь отпускать тебя в таком состоянии. Ты пойдешь в комнату Ноэля, я уложу тебя под одеяло и дам тебе пару таблеток аспирина. Я позвоню миссис Лэнг и скажу ей, что ты останешься поужинать.
— Но Эви, правда… — начала Ивонна.
Но Эвелин, сильная и решительная, настояла на своем. Она действительно боялась, что Ивонна может потерять сознание и упасть в обморок. Эвелин подумала, что никогда не простит себе того, что допустила эту сегодняшнюю встречу Ивонны и Стивена. Очевидно, что ни ему, ни ей это не принесло ничего хорошего.
Эвелин настояла на том, чтобы Ивонну отвели из мастерской в соседнюю комнату. К этому времени Ивонне было уже так плохо, что она была только рада упасть на кровать Ноэля, где лежала под одеялами, дрожа и стуча зубами.
— О, Ивонна, дорогая моя, тебе не нужен доктор? Ты очень больна? — в ужасе спрашивала Эвелин.
Ивонна покачала головой.
— Через несколько минут все пройдет. Со мной это бывает… это что-то вроде лихорадки, а я была так слаба все эти дни. Я еле стояла на ногах… и я снова увидела ЕГО…
Эвелин взяла свою подругу за руку и сжала ее.
— Прости меня за это. Я и не представляла, что это для тебя все еще такая свежая рана.
— Мне так плохо, что умереть было бы легче, — сказала Ивонна.
В этих словах слышалось такое страдание, что Эвелин залилась краской. И ей было больно видеть мертвенно-бледное лицо Ивонны, с которого вдруг исчезла вся молодость. Она не произнесла ни звука, но огромные слезы медленно скатывались по ее щекам.
