Впервые в жизни он ясно понял: Настя — его крылья. Без нее ничего не будет. Только осколки пустой жизни без цели и смысла. Жалкое существование. Это Настя держала его, Гордея, на вершине. А он понял это слишком поздно. Впервые в жизни он ничего не хотел для себя. Он хотел только одного: чтобы она выжила. И больше ничего.
И если бы ему сейчас сказали, что ради этого нужно сдохнуть в муках, то он бы благодарил каждую страшную минуту этих мук. Гордей видел так много слез и чужих страданий, что четко выучил одно правило: у каждого в жизни есть только одна боль, которую он не может перенести. Самая страшная пытка. Личный демон, который по ночам острыми когтями рвет сердце. У кого-то одиночество, у кого-то тень надвигающейся нищеты, у других — бездетность. Гордей не мог перенести вину. Он никогда не чувствовал себя виноватым, что бы ни случилось. Он умел находить любые оправдания себе, любимому. Виноваты были всегда все, кроме него. И эта уверенность в собственной непогрешимости мощным щитом и железной броней защищала его от когтистой лапы вины и осознания своей ничтожности.
Но теперь Гордея не смог бы оправдать даже адвокат дьявола. Оправдания просто не было. Его личный демон — чувство вины — пришел за ним. И, несмотря на то, что он был жив, Гордей вдруг ясно понял, что в эту самую минуту он умер. Исчезла броня. Испарились отговорки. Как вода в песок ушло самоуважение. Но главное: только теперь он понял, что вместе с медленно выходящей из Насти жизнью, ушла и его жизнь. Ушла физически, забрав дыхание, пульс, душу, вены и кровь. Он думал, что смысл его жизни в работе, достижениях, карьере. Он не понимал тогда, что все это было важно, потому что Настя стояла за его спиной. А теперь все потеряло смысл. И он сам тоже исчезает. Медленно растворяется в огромной дыре с оплавленными краями. От нее полыхает страшным жаром, потому что за ней — вход в ад. Почему только потеряв, мы понимаем, как дорого было то, что казалось таким привычным?
— Ты — мои крылья! Просто живи, Настенька! Просто живи! — едва слышно прошептал Гордей.
Он посмотрел на электронное табло часов в машине. На черном фоне высветились алая надпись: "4:00. Вы умерли, господин адвокат. Несветлая вам память".
15 глава. Ничего, кроме любви
"Джип" затормозил возле больницы. Медики выскочили во двор, аккуратно и ловко переложили Настю на носилки с колесами. Гордей, качаясь, ухватился за каталку и попытался завезти ее в здание больницы.
— Эй, мужик, посторонись! — дюжий медбрат оттеснил его плечом, схватившись за поручни носилок.
— Я сам, — зарычал Гордей, отталкивая его.
— Охренел? — возмутился медбрат. — Сбрызни отсюда! Епта!
Гордей лишь молча сжал зубы и толкнул носилки вперед.
— Отойдите, вы нас задерживаете, — хирург-реаниматор в зеленой форме решительно оттолкнул Гордея, взялся за поручни носилок и побежал по больничному коридору, толкая каталку перед собой.
Гордей побежал за ним. Носилки вкатили в операционную, куда уже спешили еще несколько медиков.
— Огнестрела у нас еще сегодня не было. Ни хрена себе неделя началась! — покачал головой анестезиолог и едва не растянулся на скользком полу, в последнюю минуту удержавшись на ногах.
— Ждите, — коротко приказал хирург Гордею.
— Доктор, как она? — Гордей с надеждой посмотрел на врача. — Она… — его голос дрогнул, — выживет?
Хирург отвел взгляд и скороговоркой ответил:
— Ничего сказать пока не могу. Повреждены крупные сосуды, задета вена на шее. Скажите спасибо, что артерию не зацепило. Иначе бы не довезли. Но будем надеяться на лучшее, — он повернулся, чтобы зайти в операционную.
— Подожди, — Гордей схватил его за рубашку и прорычал: —Если ты ее не вытащишь, я тебя загрызу!
Хирург спокойно посмотрел на него, осторожно, но быстро разжал его пальцы, и произнес:
— Вас нужно осмотреть. Координация движений нарушена и речь очень сбивчивая. Возможно сотрясение. Вам сейчас помогут. Не волнуйтесь!
— Ты меня услышал, — тяжело выдохнул Гордей и снова схватил хирурга за рубашку.
На этот раз врач не стал разжимать его пальцы. Наоборот, он придвинулся к Гордею и прошептал:
— А ты меня не пугай! Ты куда смотрел? В жопу без телескопа? Это твою жену в таком состоянии привезли? А моя баба знаешь где? Дома! С детьми сидит, мультики смотрит, котлеты жарит. А ты как допустил, что твою подстрелили? А? Так что можешь себе отгрызть хобот по самое "не могу", чтобы по мозгу не хлестал. Понял? А теперь отвали! А то сейчас прямую кишку извлеку через трахею без анестезии!
Гордей разжал пальцы. Хирург зашел в операционную. Гордей устало прислонился к стене, сполз по ней, сел на пол, вытянул ноги и закрыл глаза.
— Пойдемте со мной. Вам нужна помощь, — к нему подошла медсестра.
— Мне ничего не нужно, — не открывая глаза, покачал головой Гордей.
— Но у вас же разбита голова, и, возможно, сотрясение. У вас кровь идет, — не сдалась медсестра. — Давайте-ка, вставайте! — она присела на корточки и решительно взяла Гордея за руку.
Гордей открыл глаза, уставился на нее невидящим взглядом и процедил:
— Оставьте меня в покое! Мне ничего не нужно! Я не могу отсюда уйти, потому что… — он замолчал.
Разве можно такое объяснить? Его сочтут сумасшедшим. С ним поступят так же, как он сам пытался поступить со своей женой. Гордею казалось, что сейчас они с Настей связаны одной кровью. Пока течет его кровь, бьется ее сердце. В его руках зажата тонкая нить ее жизни, и пока он сидит у этой стены, скорчившись, и из последних сил держит ее жизнь в скрюченных судорогой пальцах, с Настей все будет в порядке. Но стоит ему отойти хотя бы на пять минут, и жена упорхнет куда-то туда, в белую марлевую, как балетная пачка и крылья бабочки даль, куда всегда уходят бабочки и балерины.
Вся их совместная с Настей в один миг жизнь пробежала перед глазами. Вот Настя в белой балетной пачке. Вот она танцует Жизель. Вот кружится в свадебном платье, смеясь от радости. А вот их первая встреча, когда Гордей приехал с однокурсником в хореографическое училище. Однокашник-задрот был влюблен в подругу Насти и хотел поздравить ее с днем рождения. Но будучи робким ботаном, сам ехать стеснялся, поэтому попросил Гордея помочь и поехать с ним. А Гордею жутко не хотелось тащиться черт знает куда. Дел было по горло, впереди маячил сложный зачет, и настроение упало ниже плинтуса. Но отказать приятелю, который часто помогал ему с учебой, было неудобно. Скрепя сердце, Гордей шел по нескончаемым коридорам хореографического училища, слушая нудное бормотание однокурсника. И вдруг увидел Настю, которая бежала с репетиции. Он так и застыл. За огромными высокими окнами моросил противный дождь, хмурилось серое небо. А навстречу Гордею легко порхало по коридору солнце. И от него во все стороны били лучи. И когда солнце в короткой марлевой юбочке, розовом топе и черных вязаных гетрах проплыло мимо, он просто сказал:
— Привет!
— Привет! — Настя остановилась и улыбнулась.
Гордей замер. Никогда в жизни он не видел такой гаммы чувств в одной единственной улыбке. И удивление, и смущение, и скрытая радость, и даже недоверие: мол, это ты мне? А точно ни с кем не перепутал?
— Отомри, болван! — мысленно приказал себе Гордей, а вслух сказал: — Мне сейчас страшно хочется посвятить вам стихи. Но я не умею их слагать. Можно посвятить вам Ленинскую библиотеку?
— Всю? — уточнила Настя.
— Нет, — он приложил руку к груди. — Только отделы классической и античной поэзии.
— Болтун, — тяжело вздохнула она.
— Нет, будущий адвокат, — объяснил он.
— Вообще-то это одно и то же, — она наклонилась поправить сползшие гетры и посмотрела на него снизу вверх.
Из заколотых в высокую прическу волос выбилась светлая прядь. И вдруг тучи, которые с утра висели над Москвой, разошлись, и из-за них выглянуло солнце. Его робкий луч проник сквозь стекло и запутался в этой светлой пряди, упавшей на лицо Насти. Гордей даже не смог придумать что-нибудь остроумное, чтобы легко парировать и блеснуть интеллектом. Он просто молча любовался этой хрупкой красотой.
