— Галка, ты великий конспиратор!
— Нет, Екатериничева, это ты, оказывается, хитра, как сто китайцев. На экзаменах вечно шпору вынуть боишься, а тут вон какой трюк выдумала.
Надя рассмеялась — впервые за этот день. Но тут же озабоченно спросила:
— А как же твоя сумка?
— Будет вражеский трофей. Или Мишка забрать догадается. По-свойски, по-свидетельски. Ты же вон тоже без ничего. У тебя хоть жетон на метро есть?
— Нет. Я тачку сейчас поймаю. Приеду, деньги дома возьму, расплачусь. — Надя уже все продумала, решила, была лихорадочно-спокойна. — Слушай, пожертвуй собой, а? Вернись и скажи им, что я позвонила в общагу на вахту, узнала, что Лека там меня ждет, и туда поехала… Не хочу я, чтобы они все сейчас к нему домой заявились.
— Хочешь одна заявиться? И что ты там увидишь?
— Не знаю. — На секунду Надю покинула ее решимость. — Галь, что мне делать?
— Я-то тем более не знаю. Хорошее дело браком не назовут.
— Ладно… Вернешься в ресторан?
— Вернусь. Там за вредность «Птичье молоко» дают.
— Спасибо! Ты настоящий свидетель.
Помахав Галке на прощание, Надя начала ловить машину. Состояние было — как после пяти чашек кофе: думать о том, что будет там, в квартире, и кто там будет, не получалось, сейчас главное было туда доехать…
Перед ней затормозила «Лада». Тридцатилетний молодой человек, ослепительно осклабившись, приоткрыл дверцу. Надя назвала адрес и сказала, что расплатится, когда приедет.
— Садитесь.
Надя села — и тут же забыла про человека за рулем, про покинутый ресторан. Ее везли по вечерней Москве, все ближе и ближе к чему-то неминуемому, окончательному, ясному.
— Что, жениха потеряли? — спросил водитель.
— Мужа, — отрезала Надя.
«Нет, этого не может произойти! — думала Надя, глядя в окно и ничего не замечая. — Ну убежали. Она его успокоила. Как в тот раз. Поговорила с ним, все научно объяснила. Он наконец все понял. Все прошло. Они просто сидят там и ждут меня…»
— Может быть, сейчас расплатишься?
Машина стояла в глухом переулке. Молодой человек, улыбаясь, положил ей руку на колено.
Надя замерла. Неужели это происходит с ней? Неужели это вот так и происходит? Просто и нагло? Ни с того ни с сего? Он что, не видит, что она в свадебном платье? Он что, маньяк?
И тут Надя вдруг все поняла. Ничего не происходит. Он не маньяк. Он не будет бить, заламывать руки, издеваться. Он просто сделал ей предложение. Она откажется — он найдет другую. И, поняв все это, Надя сказала спокойно:
— Уберите руку.
Вышла, захлопнула дверцу. Снова голосовала. Остановился старый, обшарпанный «Москвич». Надя обрадовалась, увидев за рулем худого добродушного очкарика лет пятидесяти. И почти не удивилась, заметив, когда они поехали, что очкарик совершенно не ориентируется в Москве и к тому же абсолютно пьян.
Ей стало настолько жутко, что страх исчез, оставив только дрожь в руках, полную безучастность к происходящему и отстраненное любопытство: этот или следующий фонарный столб окажется последним? Да еще боязнь: вдруг какой-нибудь гаишник остановит, и тогда уж не судьба ей добраться до заветного дома, даже если не судьба умереть под фонарным столбом.
«А мне сегодня везет», — подумала Надя, когда часа через полтора они остановились у Лешиного дома, и сказала доброму пьяному очкарику:
— Вы меня подождите, я за деньгами сбегаю. Я вам в залог оставлю…
Оставить было абсолютно нечего. Надя содрала с головы рваную свою фату, сунула ее в руки очкарику, выскочила из машины и быстро зашагала к подъезду.
Но чем ближе она подходила, тем больше замедляла шаг.
Подъезд…
Лифт…
Дверь квартиры…
«А ведь уже совсем стемнело. Часов одиннадцать, наверно», — почему-то подумала Надя.
И тут она вспомнила, что у нее нет ключа.
«Значит, надо позвонить».
Думать было трудно. Все равно что шагать по пояс в воде против сильного течения.
«А зачем звонить? Никого там нет… Это я все сама себе напридумывала… Там — пусто… Но мне все равно надо туда… Мне надо отдать деньги водителю… Пьяному водителю… Что мне делать?!»
И Надя привалилась спиной к двери и стала сползать на пол, чтобы спокойно посидеть на корточках и подумать.
Глава 27
Я сам
Она сначала пустила горячую воду, а потом резко перевела ее на холодную, и ее обдало ледяной струей.
От этого дыхание сбилось, стало неровным. Она сцепила зубы. Только бы не закричать, не застонать.
Вода смывала все греховные мысли, смывала безжалостно, дочиста. И тело становилось снова живым, здоровым, настоящим.
Алексей сидел прямо на кафельном полу, опустив голову, слез уже не было. Он даже улыбался.
Инна вылезла из ванны, накинула махровый халат, приподняла сына и сказала:
— Давай я тебя помою.
И он, послушный, как теленок, встал под душ. Она намылила мочалку и стала медленно водить по его упругой коже.
Да, он был уже мужчиной. Он уже сам мог иметь детей. И он будет их иметь. Не беда, что детство у него так затянулось. Теперь оно пройдет, быстро пройдет.
— Чуть пониже, — попросил сын, когда она растирала ему плечи. — Между лопаток.
— Обязательно. Непременно. Ты у меня будешь чистенький, как младенец.
Она намылила ему уши, лицо.
— Ой, мам, щиплет, — сморщился Леша.
Как это здорово, снова стать матерью. Вот этот красивый взрослый парень — ее сын.
Она улыбнулась, плеснула ему в лицо водой.
— Терпи, казак, атаманом будешь.
Он прижался щекой к ее руке.
А потом она вытирала его большим полотенцем. Взъерошивала волосы, высушивала грудь.
— Не надо, я сам, — вдруг сказал он.
И она увидела, что он покраснел. Он стеснялся ее. И это был уже следующий шаг к взрослению.
Она отдала ему полотенце, сама вышла, взяла чистое белье, не заглядывая в ванную, отдала ему.
— Одевайся быстрее.
Он вышел через пять минут. И это был уже парень.
— Что делать, мама? — спросил он.
— Высуши волосы.
— Что я натворил!
— Я дам тебе фен.
— Не надо. Надя меня не простит.
— Вот тебе чистая рубашка, вот брюки.
— Я негодяй. Она же замечательная девчонка. И я же ее люблю. Что мне делать, мама?
Он уже оделся, причесал мокрые волосы и теперь стоял растерянный перед ней.
— Ты хороший мальчик. Ты красивый и умный. И ты выбрал хорошую девушку. Теперь надо все исправить. И ты сделаешь это сам.
— Но как?
— Просто открой дверь.
— Какую дверь?
— Входную.
— Зачем?
— Открой. Сам открой.
Алексей пожал плечами. Подошел к двери и открыл ее.
Надя не ожидала этого, она еле успела отодвинуться и вскочить на ноги.
Инна отвернулась.
Теперь они вместе. Теперь она им не нужна. Матери не могут помочь влюбленным. Они могут только помешать.
— Лека… — выговорила Надя, — ты меня прос…
— Нет, это ты меня прости! — перебил он. — Это я! Это только я виноват.
Инна вошла в свою комнату.
Телефон смотрел на нее белыми кружочками номеров.
«Интересно, — подумала она. — Получится или нет?»
Получилось, и даже очень быстро. И слышимость была великолепной.
— Это ты? — спросил Тэд, словно не верил своим ушам.
— Да, милый, это я.
— Я почему-то сильно волновался последние дни. Ты как там?
— Я хорошо. Теперь уже хорошо.
— А что, было плохо?
— Да, чуть-чуть.
— Я же говорил, не ешь китайскую тушенку. В ней столько жиров…
— Ты приготовил комнату? — спросила Инна.
— Какую комнату?
— Для Алексея.
— Но он может пожить и в…
— Нет, он не может. У него с женой должна быть своя комната на ранчо Марго.
— Они поженились? Они все-таки поженились?
— А ты что, сомневался?
— Знаешь, я в последнее время вообще что-то…
— Выбрось все из головы. Мы скоро приедем.
— Опять самолетом?
— Да.
