— Не волнуйся, Аль, не трону я ее…
— Аля, я… — пытаюсь что-то сказать, уже понимая, что битва проиграна.
Аля наклоняется ко мне, шепчет так, чтоб Тимур не услышал:
— Не волнуйся, у нас стены — картонные. Тихо даже если позовешь, я услышу.
И выходит, аккуратно прикрывая за собой дверь и бросая на Тимура предупреждающий взгляд.
Мы остаемся наедине.
Первое, что делает Тимур, это молча приставляет к двери единственный в кухне стул с высокой спинкой таким образом, чтоб невозможно было открыть снаружи.
Я раскрываю рот, понимая, что, если орать, то только сейчас, но Тимур успевает и тут.
В одно движение пересекает маленькую площадь кухни и закрывает мне рот поцелуем.
И Бог мой… Это — как удар по голове. Беспомощно трепыхаюсь в его лапах, пытаюсь, несмотря на головокружение и вероломное нападение, сопротивляться, хотя бы дать понять Але, что тут происходит ужас, но Тимур спокойно пресекает все мои смешные попытки.
Его язык напористо играет с моим, принуждая подчиниться и делать так, как ему хочется.
Мне жарко и душно, и воздуха не хватает, того и гляди — в обморок шандарахнусь…
И Тимур, похоже, этого и добивается. Потому что терзать мои губы не прекращает, а еще руки подключает. Если до этого просто сжимал, не давая пошевелиться, то теперь активно лапает.
В итоге я просто перестаю сопротивляться. Да чего там! Я и дышу-то с трудом!
Тимур отрывается от моих губ, но тут же мощно перекрывает рот ладонью. Шепчет тихо-тихо на ухо:
— Мышь, не кричи. Обещай, что не будешь. Обещай, тогда отпущу.
Киваю.
Аккуратно убирает руку, но отпускать меня и не думает.
Садится на табуретку, тащит меня на колени, прижимает к себе.
— Пусти, — упираюсь в его плечи ладонями, — ты обещал! Пусти!
— Посиди чуток, Мышь, ладно? Я чего-то перенервничал…
Он устало выдыхает, прижимается ко мне сильнее, упирается лбом в плечо.
А я замираю. Эта интимная поза так напоминает те счастливые времена, когда я ждала его с работы, а он приходил, трахал меня в коридоре, потом ел, а потом вот так же любил посидеть со мной на коленях. И просто молчал… Скотина… Как он мог все предать?
Тихо всхлипываю от жалости к себе, к своей, такой счастливой прошлой жизни, которая не удалась и была короткой, словно утренний первый луч. Раз — и все. И нет ничего.
Только воспоминания, от которых больно.
— Зачем ты так, Тимур? Зачем так? — слова срываются помимо воли. Я не хочу, на самом деле, ничего слышать. Никаких оправданий, никаких слов. Все сейчас будет лживым.
— Мышь… — он шепчет мне в ухо, и волосы тепло шевелятся от его дыхания, это мурашисто и сладко, — я не буду сейчас ничего говорить… Я, пока сидел внизу в машине, кое-какие справки навел… Это все — дикая ошибка, Мышь. И все вообще не так, как ты подумала…
— Ну да, ну да…
Ну а чего я, собственно, ждала? Правильно, что не хотела слов. Не нужны они, лишние. Он сделал фигню, разрушил все, а теперь «все не так, как ты подумала».
Настолько смешное водевильное оправдание, что не по себе даже. Разве так бывает в реальной жизни? Нет же. Нет.
— Ты не веришь мне, Мышь… Я понимаю. Скажи… — он делает паузу, аккуратно прихватывает губами мочку уха, и я вздрагиваю, — скажи… Ты ведь… Не спала с ним?
— С кем, Боже мой… — я понимаю, что сил нет совсем. Ни на что. Он сегодня меня до дна высушил. Просто до кожи, до пустой оболочки. Если сейчас он захочет опять засунуть в меня член, я не буду сопротивляться. И ничего не почувствую. И в самом деле, пустая.
— С Русом…
— Нет, конечно. С чего ты взял?
— Он сказал…
— А ты поверил?
— Да…
— Дурак…
— Наверно… У него фото были…
— Дурак… Пусти меня, пожалуйста. Я умру сейчас.
Наверно, мой тон сейчас настолько безжизненный, что Тимур понимает, давить бесполезно. И разжимает ладони.
Я встаю, пересаживаюсь на табуретку. И устало смотрю на него.
— Слушай… — начинает он, явно желая что-то предложить, но я не в силах слушать.
— Не надо, Тимур. Знаешь… Говорят, что отношения надо строить. И что чувство, если оно настоящее, невозможно разрушить. Мы не строили отношения, а наши чувства… Их оказалось так легко разрушить. И с твоей стороны, и с моей. Наверно, это знак. То, что сегодня случилось… Знаешь, это ведь не я была. Я внутри плачу, Тимур, плачу.
Он вздрагивает от этой моей фразы, тянется ко мне, но я уклоняюсь от его рук.
Прекрасно понимаю, что, если ему захочется, то никуда я от него не денусь. И именно это он говорил сегодня днем, когда валял меня по всей площади гостиничной кровати.
Я не могу от него защититься. Ничем. Кроме честности.
— Ты можешь меня сейчас забрать, опять утащить к себе… Привязать к кровати, да… Но, понимаешь, это тоже буду не я. Не я. Хотя… Может, так лучше. Забирай. Я тебе быстро надоем, и ты будешь думать, как от меня избавиться… Ты же так быстро устаешь от однообразия…
— Мышь, ты вообще не права! Я сегодня днем… Ну да, переборщил… Но и ты хороша… Зачем сказала, что спала с ним? Я же озверел… А теперь говоришь, что нет… И как тебе верить?
— Не верь. Я не понимаю, о чем ты, но не верь. Мы с тобой как-то быстро все стадии прошли, наверно, в этом все дело… давай уже и последнюю пролетим побыстрее?
— Да бля! О чем ты?
— Я о том, что ты себе придумал меня такой, какой я не являюсь. И я тебя тоже придумала. Между нами никогда ничего не будет, кроме постели. Мы не разговариваем и не доверяем друг другу. Я не хочу так. У меня слишком много душевной энергии уходит на обычный секс с тобой. Оно того не стоит.
— Вот как? То есть, я был прав? Обычный секс?
— Да.
Он наклоняет голову, скрипит зубами, сжимает руки в огромные кулаки.
А я даже не чувствую страха. Ничего не чувствую. Ощущение усталости — всеобъемлющее. Какое-то неправильное. И в то же время умиротворяющее. Пусть так. Пусть хоть как-то.
— Ладно. — Он вскидывает на меня жесткий взгляд, — я понял тебя. Нет, значит нет. Ты можешь вернуться на работу, если хочешь. И в квартиру наш… То есть, твою. Насчет долга не волнуйся, я все уладил уже.
— Спасибо, — киваю я, опять же, не имея сил вслушиваться в его слова, — не стоило…
— Мне решать. Прощай.
— Прощай.
Он уходит, а я не смотрю.
Зачем смотреть на то, что больше не твое? И никогда твоим не было?
Мышка как-то легко убежала от кота. Вот только всю кровь у него на лапах оставила.
Эпилог
— Нет, я с ней не спал… Не надо на меня так смотреть, Тим, мне уже похер…
Руслан морщится, аккуратно вытирает кровь в углу губ, и все равно усмехается. Вид у него откровенно больной, настолько, что мне на одну секунду становится его жаль.
На одну секунду, правда. И все.
— Зачем тогда, Рус? — голос Тимура слышен хорошо, и сдерживаемая ярость тоже слышна хорошо. Представляю, как он смотрит на Руслана. Знаю его дикий взгляд этот.
— Зачем? Ты такой тупой, Тим?
— Бабки? Кто заплатил? И нахера, самое главное?
— Заплатила твоя подружка… Но вообще… Все случайно вышло, на самом деле…
— Подробней давай.
— Просто так — да пошел ты… — Руслан морщится и сплевывает тягучую красную слюну. Смотрится отвратно.
— Сколько? — правильно понимает его Тимур.
— Полтора. В евро.
— Высоко себя ценишь…
— Приходится…
— Давно подсел?
Руслан злобно щурится:
— Не твое дело.
— Рус… — Тимур присаживается перед сидящим на стуле Русланом, и я вижу, как напряжена его мощная спина. Явно сдерживается, чтоб не пустить в ход кулаки, — ты же нормальный мужик был… Какого хера?
В его голосе столько искреннего недоумения, что Руслан замирает на полсекунды, а потом начинает ржать. Дико. Взахлеб. Истерику прерывает жесткая пощечина от Тимура.
Руслан задыхается и тормозит, какое-то время тяжело дышит и унимает кровь.
— Тяжелая лапа у тебя, — хрипит он злобно, — любимчик баб гребанный, спортсмен-красавчик…
