– Видишь, Яша, как нам повезло с начмедом? – сказал Колдунов. – Илья Алексеевич невропатолог, а все наши хирургические проблемы понимает. Илюша, но можно же положить бабушку по «Скорой помощи». Вот я сейчас пойду оперировать деда, думаешь, его операция дешевле обойдется? Ведь все то же самое потребуется.
– Маленький нюанс. Ваша бабушка иногородняя, полис у нее здесь не действует. Это первая позиция. И второе: на лечение распространенных форм рака у нашей больницы нет лицензии, поэтому страховая компания этот случай не оплатит, даже будь у бабушки пять полисов. Такие уникальные операции должны делаться в научных учреждениях федерального уровня, там и оборудование, и финансирование, квоты федеральные выделяют.
– А знаешь, сколько туда в очереди стоять? – Колдунов выругался.
– Да у тебя же основное место работы – академия, – сказал начмед. – Туда и клади бабульку.
– Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем нищему гражданскому лицу попасть в академию. У самой бабушки денег – то, что с пенсии скопила, а родственнички ее, странные люди, говорят: гарантий нет, так нечего и заводиться. Илюша, давай что-нибудь придумаем, а?
– «Что-нибудь» – это объяснение прокурору, почему мы потратили сто тысяч больничных денег на лечение заболевания, которое не имеем права лечить. А если она умрет, у нас даже спрашивать ничего не будут. Тебе – преступная халатность, мне – превышение полномочий. Тем более, сам говоришь, у нее такие родственники.
– Это закон жизни, – Диана встала помыть чашки, напоминая, что Колдунову пора в операционную. – Чем меньше родственники ухаживают за живым, тем с большим пылом строчат жалобы, когда он умер.
Розенберг строго посмотрел на жену и шевельнул бровью.
– Ты хочешь сказать, человеку надо отказать в шансе на жизнь потому, что у него такая семейка?
– Нет. Просто все надо сделать так, чтобы родственникам было не к чему придраться.
– А я не представляю себе, как это сделать, – веско произнес начмед. – Я даже в управлении советовался, там такая симпатичная девушка есть… Рассказал ей о ситуации, мол, профессор Колдунов планирует в нашем скромном заведении уникальную операцию с привлечением известного доктора Розенберга. Говорю, если все получится, это будет нам такой пиар! Помогите, говорю, оформить. Девушка обещала подумать, но что-то не звонит.
Колдунов поднялся, откусил на дорожку с другого конца Ладиного батончика и стал прилаживать на шевелюру хирургический колпак. Тщательность в надевании головного убора объяснялась не повышенным интересом к собственной внешности, а необходимостью: сложно выдержать шесть часов напряженной работы, если колпак давит голову, прижимает ухо или сползает на глаза. Поправлять его во время операции нельзя – стерильными руками можно прикасаться только к ране и инструментам.
Розенберг убрал в кисет табак и трубку.
– В принципе я согласен, – сообщил он. – Но мы не можем ее оперировать на улице. Хоть в какой-то стационар надо оформить.
* * *
Диана предполагала, что в ожидании наказанных колдуновских девочек придется гулять по центру, но Розенберг, оставив ее в машине, поднялся наверх и быстро решил вопрос: через пятнадцать минут он вышел из школы в сопровождении довольных Оли и Лены.
Диана была с ними знакома, они иногда заходили к Колдунову на работу. Она потребовала, чтобы Розенберг накормил их мороженым, и оценила его деликатность, когда они отправились не в дорогой ресторан, а в демократичное кафе.
– Вот видишь, – назидательно сказала она, когда Оля с Леной были сданы на руки Кате, – Колдуновы даже не вспоминают, что это их приемные дети.
– А ну закрыла тему! – вдруг заорал ее муж.
Диана решила обидеться.
Она дулась почти до одиннадцати вечера. Но потом ей надоело сидеть в одиночестве в своей комнате и, сменив халат на джинсы и футболку, она спустилась вниз. В гостиной она пощелкала пультом, не нашла ничего интересного и вдруг поняла, что проголодалась: из-за обиды она не стала ужинать.
В кухне Розенберг ел столовой ложкой торт со взбитыми сливками и одновременно разговаривал по телефону. Увидев Диану, он затряс головой и энергично потыкал ложкой в торт.
«Наверное, предлагает разделить трапезу», – догадалась Диана, налила себе зеленого чаю и примостилась рядом с мужем.
– Не сдается начмед? Что ж, по должности он обязан интересы больницы ставить выше дружбы с тобой… – Диана поняла, что Розенберг разговаривает с Колдуновым и обсуждается все та же иногородняя бабушка с опухолью. – И в академию никак? Сколько?! И это только за то, чтоб положили? Совсем обалдели, даже у меня расценки меньше. Обидно, слушай, я уже загорелся… Атлас полистал, прикинул, как дефект мышц замещать буду… Слушай, а давай я ее к себе положу! Формально это почти что пластическая операция, только сложная и нестандартная… Да, можно сказать, и эстетическая хирургия, – он засмеялся. – Ведь трудно представить себе что-то более неэстетичное, чем распадающаяся раковая опухоль. Все, я решил, положим ко мне в клинику. Я бухгалтеру скажу, пусть проведут ее как-нибудь, типа благотворительности… – Слушая возражения Колдунова, он активно работал ложкой. – А что кровь? Вызову трансфизиологическую бригаду, как обычно. Сколько там твой начмед насчитал денег? Сотню тысяч? Не обеднею. Родственники пусть ко мне зайдут только на беседу, пусть видят нашу доброту, но надеюсь, они тебе гонорар заплатят и часть лекарств купят. Благотворительность благотворительностью, но полными лохами ощущать себя тоже не хочется. Договорились?
Попрощавшись, он небрежно бросил трубку на окно.
– А где мой торт?
– Я его в холодильник убрала, ты же почти половину съел, это вредно.
– Ну, если меня ничем другим не кормят…
– Сейчас пожарю котлеты.
– Не надо, я уже не хочу, давай просто чаю выпьем.
Диана включила чайник.
– Ты собираешься положить эту бабушку с опухолью к себе в клинику? – уточнила она.
– Да! Могу я за десять лет сделать хоть одну полезную операцию?
– Колдунов говорил, что там вредные родственники… Скажут потом, что ты под видом благотворительности из них последние деньги вытряс. Кроме того, насколько мне известно, у твоей клиники нет лицензии на онкологические операции.
Розенберг выпрямился и бросил на нее недобрый взгляд.
– Я буду благодарен тебе, Диана, – ледяным тоном отчеканил он, – если ты станешь высказывать свое мнение и давать мне советы только тогда, когда я попрошу об этом. Если ты хочешь жить со мной дружно, не суйся в мои дела. Я не собираюсь искать в собственном доме углы, где я мог бы говорить по телефону, не опасаясь быть услышанным. Переносить деловые встречи на нейтральную территорию для того, чтобы избежать твоих комментариев, я тоже не собираюсь. И главное, не заводи со мной задушевных разговоров! Если я захочу с тобой чем-то поделиться, то сделаю это без принуждения. Ты меня поняла?
