— Это у него видимость такая, а сам он хороший! — стала Тося на защиту Ильи, топнула ногой и пропела с вызовом:
Она была ему не пара,
Но он любил ее… та-та!
— Да хватит с ней болтать! — рассердилась Надя, выхватила у Тоси билет и порвала его в мелкие клочья.
— Так вот ты какая?! — с презрением выпалила Тося. — Что ж валенки с меня не снимешь? На, тащи! — Тося протянула Наде ногу. — Тащи, чего ж ты стесняешься? Здоровая выросла, а ничего не понимаешь! Я и босиком по снегу побегу, не остановишь… Эксплуататорша!
Ударом ноги Тося распахнула дверь.
— Стой, глупая! — приказала Вера. — Ты думаешь, Илья всерьез к тебе, а он… спорил!
— Как спорил? — опешила Тося, замирая на пороге.
Ксан Ксаныч сокрушенно покачал головой, не одобряя забракованной им правды, без которой по молодости лет не смогли все-таки обойтись девчата.
— Об заклад с Филей бился, что влюбишься ты в него… — неохотно и брезгливо ответила Вера. — Вот хоть у Анфисы спроси.
— Об заклад? Да разве можно так, мама-Вера… На живого человека?! — жалобным голосом спросила Тося, прижимая кулачки к груди. — Анфиса, правда?
Анфиса отвернулась и зябко повела плечами. Поникшая и жалкая, разом растеряв всю свою боевитость, отошла Тося от двери. Она расстегнула пальто, но снять его силы у нее уже не хватило. Как березка, спиленная под корень, Тося рухнула на свою койку.
— Ты поплачь, легче будет, — сердобольно посоветовал Ксан Ксаныч.
Вера подсела к Тосе, обняла ее и пообещала:
— Мы тебя в обиду не дадим.
Тося рывком вскинула голову. Глаза у нее были сухие-сухие и как-то враз провалились.
— А на что он спорил?
Вера молча посмотрела на Анфису. И Тося перевела глаза вслед за ней. Анфиса привычно пожала плечами:
— Кажется, на шапку…
— Мало ему одной? — тихо спросила Тося.
Анфиса снова пожала плечами, глянула на Тосю и вдруг испугалась за нее:
— Ой, Тоська, да не принимай ты все это так близко к сердцу! Из мужчин одному Ксан Ксанычу только и можно верить.
Ксан Ксаныч церемонно поклонился Анфисе. Он закончил уже свою профилактику и прятал масленку в специальный кожаный мешочек.
Поторапливая замешкавшуюся Тосю, Илья с улицы забарабанил в окно.
Тося медленно поднялась с койки. Застегивая пуговицы пальто, она наткнулась пальцами на праздничную свою брошку. Рука ее замерла: кажется, Тося никак не могла припомнить, чего ради надела она сегодня лучшее украшенье. Навеки прощаясь с недавней своей незрячей радостью, Тося отцепила ненужную больше брошку, кинула ее под койку и шагнула к двери.
— Тось? — с болью в голосе окликнула ее Вера. Неузнавающими глазами Тося посмотрела на Веру и вышла из комнаты.
— Вот вам и правда, — сказал Ксан Ксаныч, вытирая руки тряпочкой.
Суровая Тося молча шла рядом с Ильей по улице поселка. Обеспокоенный Илья долго приглядывался к ней сбоку, не в силах понять, что приключилось с Тосей за те считанные минуты, пока он поджидал ее на крыльце.
— Тось, ты чего такая? — осторожно спросил он, прикидывая, какие еще испытания уготовила ему судьба.
Шагов десять Тося прошла молча.
— Так… Надоело на свете жить.
— Вроде подменили тебя, — пожаловался Илья. — А я как вышел от вас, все о тебе думал. Будто ты все время со мной была. Даже вот тут…
Он несмело ткнул себя кулаком в грудь.
— Это уж как водится! — презрительно сказала Тося, не веря ни единому его слову.
— Вижу, настропалили тебя монашки… — Илья покаянно вздохнул. — Что ж скрывать, я и до тебя тут кой с кем встречался. А только ничего я тогда в настоящей любви не понимал, глупый был как пробка. Это ты меня, Тось, всего перевернула, умным сделала… И как я раньше без тебя жил? Даже не верится.
— Вот ты и опять заговорил красиво… — враждебно сказала Тося.
— Да разве это красиво? — усомнился Илья. — Про тебя совсем не так надо говорить, да жаль вот, не обучен… Он помолчал и признался: — Мне, Тось, чего-то страшно стало. Вроде стоит что-то меж нами, не пускает тебя ко мне. Ты скажи, я все перегородки в щепу искрошу!
Тося подивилась, что Илья так хорошо понимает ее. В другое время она порадовалась бы такому их единодушию, а теперь лишь подумала: «Из-за шапки старается, барахольщик несчастный!»
Она еще больше ожесточилась душой против Ильи и наконец-то решила, что ей надо делать. Сейчас она и виду не подаст, что ей все известно о споре, — затаится и будет ждать. А вот придут они в клуб, и тут выведет она Илью на самую середку зала и при всем честном народе приварит ему звонкую оплеуху, чтобы он на всю жизнь запомнил, как спорить на живых людей. У нее даже руки зачесались, так захотелось ей поскорей залепить пощечину подлому человеку, и Тося невольно прибавила шагу, чтобы приблизить заветную минуту.
— Хочешь, я тебе лучше расскажу, какая ты? — предложил вдруг Илья. — Рассказать?
Желание наконец-то узнать, какая она есть, пересилило в Тосе все ее мстительные планы, и она ответила более добрым голосом, чем собиралась:
— Что ж, расскажи, послушаем… Глядишь, и дорогу скоротаем!
— Знаешь, ты совсем не такая, как другие! — убежденно сказал Илья. — Другие только девчата, а ты, Тось, человек. Человек, понимаешь?
— Валяй дальше, — угрюмо сказала Тося, изо всех сил стараясь не поверить подлому барахольщику, променявшему ее на Филину кубанку.
— Ты, может, и не такая уж красивая…
— Спасибочко!
— Да ты погоди… Ну зачем тебе красота? Это другим она нужна, чтобы пыль в глаза пускать, а ты и без красоты красивая… Тось, ты только не смейся!.. Красота вроде платья. Можно и красивое напялить, а под ним — ничего. А ты… ты вся красивая, и как только другие этого не видят! — пожалел вдруг Илья слепых своих земляков и современников, равнодушно проходящих мимо тайной Тосиной красоты.
Тося слушала Илью, верила ему и не верила, а сама все думала о том, как порадовали бы ее все эти слова, если б не было никакого спора и Филя со своей дурацкой кубанкой не затесался меж ними. Ей вдруг остро стало жаль и себя, проспоренную, и запутавшегося Илью, который, судя по всему, не очень-то обманывал сейчас ее, а говорил то, что думал на самом деле. Подобревшей незаметно для себя Тосе начало уже казаться, будто Илья виноват перед ней лишь в том, что так припозднился с нынешними, возвеличивающими ее словами, давно уже нужными ей для полного счастья!
Вот человек, не мог раньше сказать! И чего, спрашивается, тянул? Ну что ему стоило заговорить об этом прежде, хотя бы на той же тормозной площадке, когда они от нечего делать болтали о снах и всякой чепухе?..