весело интересуется Афина.
– Ничего пока. Оставил напоследок, – ухмыляется Звягинцев, сжимая мою ладошку. Смотрю на него из-подо лба! Просила ведь не тратиться.
– Назар…
– Очень полезный подарок. Правда, – улыбается он, а мне почему-то совсем невесело. – Он на улице. Хочешь посмотреть?
– Конечно, хочет. И мы хотим. Пойдемте скорей! – хлопает в ладоши Марфа.
Под загадочные взгляды обслуживающих нас официантов выходим. А там… Винного цвета Порше Панамера с огромным бантом на крыше.
– Я хотела подержанный автомобиль, Назар.
– А я подумал, что эта девочка тебе пойдет больше.
– Спасибо.
Наверное, кто-то скажет, что я дурочка. Но когда он дарит мне все эти подарки, я не могу избавиться от мысли, что он пытается купить любовь, которую любая адекватная женщина была бы только рада отдать ему просто так.
– Тебе не нравится марка?
– Нравится.
– Тогда что не так?
– Я все жду, когда ты перестанешь меня покупать, – сглатываю. – Я не твоя Марина.
Отворачиваюсь резко. Меня трясет. И на глазах слезы, которые, к счастью, все принимают за слезы радости.
– Давай-ка, Лала! Кружок по парковке, – предлагает кто-то.
– Не хочу.
– Нет, так дело не пойдет. Давай…
Меня упрашивают несколько минут, перед тем как я соглашаюсь. Назар стоит в нескольких шагах. Но я не смотрю на него, пока не готовая к этому. Бессмысленно жму кнопки на руле и приборной панели, якобы разбираясь, что здесь и как. Народ подбадривает, дескать, ну давай же! Руки на руле трясутся. Я трогаюсь, но почему-то машина едет назад. Жму на тормоз. Оглушенная, смотрю, как все срываются с места. Оглядываюсь и понимаю, что сбила разговаривающего по телефону чуть в стороне ото всех Антона.
От автора:
История Марата (брата Лала) и Афины "Исключительно твой"
История Браги и Манюни "Девочка в подарок"
ГЛАВА 24
Неутолённая любовь — самая романтичная
«Волей-неволей» – Elvira T
Назар
– Ну, все-все, лялька. Хорош. Врач ведь сказал – Тоха в порядке. – Мой голос звучит, будто в горло толченого стекла набили. Пальцы уверенно скользят по черным шикарным локонам жены, массируют ее лежащую на моих коленях голову. Ровно так, как она своими пальчиками ласкала Дубину, пока я его в травму вез. Смуглые пальцы жены в льняных волосах друга – самое ужасное, самое бронебойное зрелище из всех, что я когда-либо видел. Ни выдохнуть. Ни вдохнуть. Я умирал каждый раз, когда она его касалась… Я, блядь, каждый раз умирал.
Хотел эмоций? Дурак. Ой, дура-а-ак. Получил? Нравится? Нет. Это больно, оказывается. Вот так чувствовать.
И рев ляльки мне совсем не помогал с собой справиться. Плакала она тихо-тихо, почти беззвучно. Так страшно, так обреченно. И сорванным от слез голосом шептала:
– Антон… Пожалуйста, Антоша! Я же… Ты же… Антон, хороши-и-ий мо-о-ой…
После секса у нее тоже такой голос. Хриплый.
Слава богу, все обошлось, иначе Лала ни за что бы себя не простила. Как, впрочем, и меня. Ведь кроме ее пальцев в его волосах и бессвязных просьб было еще кое-что. В самом начале, когда она только из Панамеры выскочила и, шлепнувшись перед Тохой на колени, проорала, брызжа слюной, мне в лицо:
– Это все твоя машина! Это ты виноват! Говорила же – ничего мне от тебя не нужно! Говорила же…
И вроде понимаю, что в тот момент Лале просто надо было переложить ответственность за происшедшее с себя на кого угодно, а все равно ее слова пробивают. Только она может так прицельно ударить. Сам ведь вручил ей против себя оружие. Убойное, мать его так.
– Я его чуть не убила.
– Задела слегка. Он упал неудачно.
Ага. Башкой об асфальт. Но вроде и впрямь оклемался. Даже шутил, когда его на МРТ везли.
Лала влажно всхлипывает. Стискивает в кулаках мою изрядно помявшуюся рубашку.
– Я не переживу. Лучше пусть я умру, чем он.
– Прекрати! Никто не умирает, – рявкаю я в ответ.
Эх, все ж нервы у меня не железные. И не настолько я благороден, чтобы безэмоционально слушать, как моя женщина фактически признается в любви другому. Вообще ни хрена не благороден, ага. Ноль понимания. Ноль эмпатии. Говоря по правде, мне кого-нибудь убить хочется. Или самому к херам вскрыться, чтобы вместе с кровью выпустить из себя эту боль. Что-то я ни хрена с ней не справляюсь.
Ну как так? Ну почему так, су-у-ука?!
Наконец, дверь в кабинет открывается. Лала вскакивает с моих колен.
– Как он, доктор?
– В порядке. Небольшое сотрясение. Вы осторожней там, на ваших парковках. Это ж надо было так споткнуться. Опять, что ли, плитку повело?
Доктор уходит. Лала стоит, хлопая глазами.
– Почему Антон сказал, что упал?
– Потому что именно так и случилось.
– Я его сбила!
С силой провожу ладонями по лицу. Сейчас для полного счастья мне осталось только полирнуть нимб над белокурой головой Дубины. Но, похоже, выхода нет. Эта дуреха и впрямь ведь ни черта не понимает.
– Если бы он сказал правду, подключились бы менты. А ты пила, хоть и немного… Тоха все правильно сделал. По-мужски.
– Я его сбила, а он меня з-защитил, – опять начинает трястись. Обхватывает предплечья. Слезы бесшумно капают на вымытый с хлоркой пол. Яркие губы дрожат. Вот че мне делать? Че делать?!
– Пойдем, убедишься, что он в порядке.
По-другому ведь хрен я ее отсюда увезу. Для Лалы, в отличие от наших друзей, то, что Тоха преспокойненько шлет сообщения в чат – вовсе не аргумент, что у него все в порядке.
– Нет. Не могу. Он меня возненавидел, наверное.
Закатываю глаза и толкаю дверь.
– Привет.
– Привет.
– Эй! – Тоха с койки смотрит на мою зареванную жену. – Ты чего, малыш?
В глотку бы ему затолкать это слово… В глотку бы. Впрочем, он-то в чем виноват? В том, что этот малыш мне всю душу вымотал? Нет. Нет тут ничьей вины.
– Тебе не нужно было врать доктору! Я г-готова понести наказание з-за все.
Ну, какая же она дурочка. Какая дурочка, господи. Поборница, блин, справедливости.
– За что – за все, Лал? Ничего не
