***
Купание щенка проходит с восторгом. Ника смотрит на меня просящим взглядом, еще немного и она попросит здесь жить!
Потом я искупала ее, уложила в кровать. Ника уснула почти мгновенно. Надо бы и самой умыться. Тихон, к слову, уже освежился и переоделся в домашние шорты с футболкой.
Мы в коридоре, Ника сппит. Тихон слишком близко.
Слишком долго и пронзительно на меня смотрит.
Условия, черт побери, идеальные! Питомец спит, ребенок — тоже!
Мы одни, и у меня при взгляде на Тихона поджимаются пальчики на ногах.
— Ты безумно красивая, Глаш. Я не могу насмотреться.
— Хватит. Не надо красивых слов.
— А действий?
Подходит ближе, почти касается моего тела своим.
— Действий мало? Я не тороплю, не давлю. Я рядом… Просто рядом. Но это не значит, что я не хочу большего. Я… Хочу. Глаш, безумно хочу! Останься со мной… не просто в моей квартире. Но со мной.
У меня голова кругом от его слов, близости, от собственной жажды. Чувства не истлели, бабочки выжили после нескольких лет спячки. Сильные, красивые, яркие… От трепета их крыльев может подняться ураган.
Некуда бежать. Не могу найти повода…
— Прими душ, отдохни немного. Буду ждать тебя в гостиной. Или, может быть, тебе хватит смелости пригласить меня к себе в душ? — спрашивает он.
Тихон протягивает мне комплект одежды, и это… женское.
Я цепляюсь за этот штрих, как за соломинку, чтобы не поддаться ему.
— Осталось после прежней шлюхи? Нет, извини. Не донашиваю за твоими девками и не подбираю после них объедки!
Тихон медленно достает бирку. Все новенькое.
— Купил для тебя, — роняет глухо и спрашивает с тихой злостью. — Объедок — это про меня? Ты настолько сильно боишься притяжения между нами? Или тебе просто нравится меня истязать? Нравится наблюдать, как я задыхаюсь?
Голос Тихона становится громче:
— Я терплю и не давлю. Я, блин, даже не требую, чтобы ты сказала Нике, что я — ее отец! Думаешь, я не хочу, чтобы она называла меня папой! Своим папой, а не Тихоном?!
Я просто не могу ответить: слишком много боли в словах Тихона, глаза блестят. А мне… дико страшно снова потеряться.
И на фоне моего липкого, удушающего страха словно свежий ветерок, звучит голос дочери:
— Тихон — мой папа?
Глава 54
Глава 54
Аглая
Вот, пожалуйста, докричались, что называется.
Меня будто ледяной водой окатили с головы до ног, Тихон тоже выглядит потрясенным. Ника подбегает, трогает Тихона за ладонь, дергает. Он сжимает ее пальцы, присев перед дочкой.
— Мама, это мой папа? — требовательно спрашивает Ника.
Уже нет смысла утаивать правду.
— Да, это он. Тихон — твой папа, — говорю дрогнувшим голосом.
Глаза Ники вспыхивают, я и не думала, что она так сильно переживает отсутствие папы. Искренне считала, что я дочери даю все необходимое. Все, кроме отца.
— Папа! Папочка! — Ника крепко-крепко обнимает Тихона за шею. — А где ты был? Почему не с нами? Тебя мама не пускала, да?
В мое сердце летит камень.
— Конечно, не пускала. Она и ворчит, ворчит постоянно… — Ника передразнивает. — Ника, уже поздно. Хватит играть с Тихоном. Ника, Тихону тоже нужно отдохнуть. Ты от нас устал, что ли?
— Нет, — выдавливает из себя Тихон сдавленно. — Нет, Никуш, золотая. Все не так. Я сам… Сам не приходил. У меня была серьезная и очень опасная работа.
— Космонавт, что ли? — ахает Ника.
Я закрываю ладонями лицо: приехали! Теперь завтра Ника всем будет рассказывать, что ее папа — космонавт! О боже! Мне и ногой хочется топнуть и по голове Тихону настучать. За весь тот адский компот, в который моя жизнь превращается на глазах.
— Нет, не космонавт. Я просто не мог к вам прийти. Долго-долго не мог.
— Но пришел! А почему мы не вместе живем? Теперь мы будем жить вместе?
— Это зависит от твоей мамы.
Ника снова смотрит в меня. — Мама не любит собак.
Опять я — всему виной. Поразительно! Если Тихон еще и воспользуется этим…
— Послушай, Никуш. Я не мог прийти. Потому что работал и потому что… — Тихон замолкает на миг, но потом решительно добавляет. — Потому что я обидел твою маму. Еще до того, как ты родилась. Сильно обидел… Даже не знал, как подойти…
— Ногами! Ноги же есть! — восклицает Ника и снова обнимает его за шею.
Мне и смеяться, и плакать хочется. В глазах Ники все просто, а взрослые… взрослые всегда все усложняют.
— Да, Ник. Ноги есть… Руки тоже… И рот, чтобы говорить.
— Тогда ты должен извинитсья. Если обидел. Мне в садике Игорь двинул стулом по пальцу и не извинился! — Ника качает пальчиком. — Это не хорошо. Но я сделала ему так же… И потом он извинился! — говорит с гордостью.
У меня волосы на голове дыбом.
— Не все можно решить так же, Никуш, — наконец, подаю я свой голос. — Я не буду делать так же, как поступил Тихон.
Он смотрит и слушает жадно.
— Глаш, прости, — выдыхает Тихон.
Картина трогательная. Ника разволновалась и искренне не понимает, почему мы не живем вместе. У Тихона… кажется, у него сердце в щепки, и глаза на мокром месте. В них дрожат слезы.
— Прости. Когда-нибудь… Прости.
— Мама, он извинился! — говорит Ника. — Я тоже попрошу за него. Мама… Прости его. Он больше не будет. Честно-честно не будет…
— Ник…
— Пожалуйста! — тянет дочка.
Это давление и шантаж.
— Я не держу на тебя зла, Тихон. Если бы не ты… Моя жизнь никогда не стала бы такой, как сейчас, а мне очень нравится…
— Но только без папы — это не то, а с папой будет лучше! — подхватывает Ника и командует. — Завтра заберешь все мои вещи.
Я ахаю, прижавшись к стене, просто потому что нет сил держаться.
— Ник, давай спешить не будем, хорошо? — мягко спрашивает Тихон, заметив мою реакцию.
— Ты не хочешь, чтобы мы жили вместе.
— Я очень хочу! Безумно… Всем сердцем, — жарко возражает Тихон. — Но…
— Но мама не хочет! Да? Мама, ты почему не хочешь? Мама!
Прижав ладонь ко рту, я стыдливо сбегаю в ванную и закрываюсь там, плача под шум включенной воды. Реву белугой… Все равно хотела принять душ, вот и приму, умывшись слезами.
Тихон с Никой справится, уверена на все сто. И то, что при этом снова раздавлено мое сердце, не имеет никакого значения. Они спелись и неизвестно, до чего договорятся. Может быть, вынесут вердикт, что мама — плохая, и мама здесь точно лишняя, в такой идеальной жизни дочери и любящего отца…
Никто не будет вредничать и запрещать встречи, не станет сдержанно объяснять, что гулять мы можем только один раз в день с Тихоном, а не сотню…
И ведь никто… никто не понимает, что я тоже хочу! Хочу безумно… Но как мне справиться с огромным морем сомнений, как переплыть его в одиночку? Это то путешествие, в котором нет ни товарищей по несчастью, ни рулевого. Только ты и твои страхи, много страхов… У меня даже мурашки под горячим душем от того, как сильно я боюсь. Повторения прошлой ситуации или возникновения новой, страшной с иной стороны. Очень-очень страшно! И хочется… В то же самое время хочется рискнуть. Я просто не имею права рисковать, потому что у меня — дочь. Как я ее подведу?
***
Много времени провожу в душе. Осмеливаюсь выйти, заметив в отражении, что у меня ужасно опухшие глаза. И еще мне идет лавандовый цвет пижамы, выбранной Тихоном.
Перед выходом замираю. В квартире тихо… Сонно…
Выхожу осторожно, по ногам легко скользит прохладой.
Кажется, открыта лоджия на кухне. Да, так и есть открыта лоджия, окно… Тихон сидит на корточках и курит. Дымит…
Заметив меня, приветствует кивком. По глазам вижу, не ждет, что я к нему присоединюсь. Не надеется даже. Я, может быть, уже всю душу ему вынула слезами и сомнениями, и это не в счет того, как он по мне потоптался в прошлом. Не в отместку… Просто часть трусливой меня… до сих пор сильно трусит. В самом важном…
Все-таки выхожу к нему, сев в плетеное кресло возле столика. Тихон мгновенно давит сигарету в пепельнице, полной таких же окурков, и вытягивает ноги вперед. Его пальцы касаются моих щиколоток, подняв босые ступни от прохладной плитки пола. Ставит их к себе на ноги, греет ладонями.
