Сын врага отца - Маша Брежнева

— Мила, я же сказал тебе идти. Тебе обязательно было делать все по-своему? — возмущается он.

— А я вся в тебя, — выбираю тактику, при которой лучшая защита — это нападение.

— Ты теперь все знаешь, надеюсь, у тебя не осталось вопросов, почему я против твоих отношений с Шумским.

— Пап, да, я знаю. Но ведь Анна права! Тимофей — это не она и не Роман Сергеевич! Ты же его знаешь, ты видишь, какой он. Ты видишь его отношение ко мне и мое к нему…

— Дочь, меньше всего на свете я бы хотел, чтобы ты услышала этот мой разговор с Аней. Но ты услышала, — он упирается спиной в стену и смотрит куда-то в пустоту. — Не знаю, как тебе объяснить, чтобы ты поняла. Не обижайся, просто ты маленькая еще для такого. Правда маленькая, это можно понять только тогда, когда сам что-то тяжелое и болезненное пережил, а я всячески пытаюсь тебя от такого уберечь.

— Ты любил ее, да? — боюсь даже называть Анну по имени в данном случае, будто это что-то запретное.

— Любил. Раз уж мы начали об этом говорить, да, любил. Если бы не твоя мама, наверное, никогда бы уже не поверил в любовь. Но мне повезло, что я встретил Соню. Я не смогу всегда подстилать соломку, Мила, чтобы ты не упала и не ударилась по жизни. Стараюсь и, может, иногда перегибаю палку в своих попытках, но защитить тебя от всех переживаний не смогу. И все же с Шумским тебе не надо связываться. Я не знаю, как тебя об этом просить, как тебя уговаривать, на тебя же ничего не действует. Но моего одобрения ты не дождешься все равно.

— Если ты ее любил, неужели хочешь ее сыну зла? — задаю вопрос, который наверняка отзывается у папы очень болезненно. Чувствую себя предательницей, которая старую рану булавкой ковыряет, но не могу молчать.

— Я вам обоим не желаю зла. Потому и прошу, прекращайте, пока не зашло все слишком далеко. Вы еще очень молодые, влюбились, поиграете в любовь и разойдетесь, только легко это точно не будет. Особенно с учетом всех обстоятельств, о которых ты теперь знаешь.

— А если у нас все будет серьезно? А если все получится? — всхлипываю, начиная говорить громче, но папу это не берет.

— Ты меня услышала, — отрезает мне все пути к дальнейшему сопротивлению и уходит к себе в комнату. Но через минуту показывается в дверях вновь. — Сейчас позвоню врачу, вызовем, чтобы тебе справку для школы открыли по болезни. Посидишь дома несколько дней, подумаешь как раз.

Да, врача он действительно вызывает, мне действительно выдают справку, закрывать которую надо будет в понедельник. Отец вскоре уезжает на работу, некоторое время я нахожусь дома одна, хотя мать названивает мне каждые полчаса с вопросом, как я себя чувствую. Мелкие, у которых сегодня нет тренировки, приходят первыми и застают меня рыдающей на кровати в своей комнате.

— Мила? Что случилось, систер? — Макс сразу бросается ко мне взволнованно.

— Почему ты плачешь? — едва ли не перебивает его своим вопросом Марк.

— Ты заболела, серьезно, да?

— С папой поругалась?

— Что-то случилось?

— Мила, ну ответь!

Они по очереди задают вопросы, что-то еще говорят, вторят друг другу и пытаются вытрясти из меня информацию. Но я просто реву и не нахожу в себе сил остановиться. Тогда мелкие садятся по обе стороны от меня, обнимают и позволяют выбрать любое плечо в качестве жилетки для моих слез.

— Может, тебе какао сделать? С зефирками? — предлагает Макс.

— Или еды какой-нибудь? Мы погреем, там мама наготовила всего-всего, — озвучивает свою идею Марк.

— Спасибо, ребят, не надо ничего, я сейчас успокоюсь, — пытаюсь взять себя в руки, но пока не получается.

Так и сидим, обнимаясь, а братья стирают слезы с моих щек и стараются меня отвлечь от дурных мыслей. Только эти мысли теперь преследуют меня, не позволяя забыться и на минуту.