Однажды вечером мы вышли в город, потому что Клэр опротивела гостиничная еда. В кафе неподалеку готовили рыбу с картофелем; туда-то мы и отправились. На улицах было полно народу, и все как один куда-то спешили. И вдруг я заметила впереди знакомый затылок. Это был Саймон! Я не усомнилась в этом ни на секунду. Он каким-то образом проследил за нами. Кто еще надел бы летним вечером серый пиджак? И эти рыжие волосы – я узнала их блеск. Я пошла за ним, не сводя глаз с рыжего пятна впереди, ныряя в боковые улицы, проталкиваясь через толпу, перешла на бег и уже отчаялась его догнать, как вдруг повернула за угол и чуть не налетела на рыжеволосого джентльмена в сером костюме. Я схватила его за плечо, обняла и зарыдала от счастья, а он оттолкнул меня и назвал пьяной. Я всмотрелась в лицо – это было лицо незнакомца. Чуда не случилось, ко мне не явился призрак. Разум сыграл со мной злую шутку. Я даже цвет волос перепутала – они были русые, а не рыжие.
А потом я поняла, что Клэр рядом нет. Мгновение спустя страх ударил меня сквозь ядовитую пелену скорби прямо в сердце. И мое сердце ожило. Я побежала обратно, выкрикивая ее имя. Люди смотрели на меня как на сумасшедшую, однако в эти минуты – не знаю, сколько их было, – жизнь пробила меня навылет: страх, тревога, тоска, каких я никогда не испытывала, разбегались по телу с каждым ударом сердца.
Клэр разглядывала витрину, будто и не теряла меня. Я подхватила дочь, напугав ее до смерти, и крепко прижала к себе.
Я ее потеряла, а затем нашла – и вместе с ней нашла себя.
Не знаю, от чего я проснулась, но сейчас лежу и чувствую, будто забыла что-то очень важное. В этом есть своя ирония – в последнее время я забыла много важных вещей. Однако нынешнее чувство более тревожное и настойчивое. Я сажусь в постели, запускаю пальцы в спутавшиеся волосы, глубоко дышу и думаю.
Эстер посапывает рядом, по ее лицу разметались светлые кудряшки, сжатый кулачок лежит на подушке возле уха. В тишине слышно ее ровное дыхание. Я рада, что еще помню ее – Эстер, которая в последние недели стала моей лучшей подругой и ангелом-хранителем. Она всегда хотела быть ангелочком, и вот, не считая крыльев, мечта сбылась. Я улыбаюсь, однако тревога не отпускает. Кэйтлин одна в Манчестере, это я помню. Сегодня я еду к ней. Мама отвезет нас с Эстер на своем «Ниссане». Мы встретимся с Полом, моим бойфрендом. Нет, постой-ка, он мне не бойфренд, мы уже давно не встречаемся. Так это его я забыла? Пола, который писал мне стихи о солнце в моих волосах и никогда не носил нижнее белье. Нет, не может быть, тут что-то другое.
Я встаю и смотрю на женщину в зеркале, стараясь примирить себя с отражением. В последнее время мне становится все сложнее помнить свой возраст. Я его не чувствую. Мне вечно семнадцать, и жизнь впереди полна надежд. Я вся в сумасшедших мечтах о будущем – что-то оно мне готовит?! Не знаю, откуда во мне этот дурацкий оптимизм, от болезни он возник или сам по себе. В глубине души я понимаю: на что-то надеяться – значит, обманывать себя. Надежды больше нет.
Что же я потеряла за ночь?
Час еще ранний, в доме все спят. Небеса только начали светлеть. Я отдергиваю занавеску и вижу за окном человека. Память не подводит меня ни секунды. Это Райан.
У меня перехватывает дыхание. Как он оказался в моем саду? Он стоит, потупившись и сунув руки в карманы, на покрытой инеем земле. Сердце гулко стучит, и меня снова переполняет надежда: вот доказательство, что у жизни еще есть для меня сюрпризы. Я не думала, что увижу Райана после случая в библиотеке, и все же он здесь. Он меня ждет.
Босиком, в чем была, я сбегаю по лестнице – на цыпочках, лишь бы не разбудить остальных, особенно мужа, который спит в детской. Я перелезаю воротца у нижней ступени, набрасываю поверх пижамы плащ и бегу по гладкому кафелю через кухню. Кажется, еще немного, и я полечу, словно Питер Пэн. А потом вспоминаю: дверь заперта. Я замираю перед ней на секунду, гляжу в окошко на Райана – он стоит в лучах рассветного солнца спиной ко мне – и тянусь к ручке. По какому-то волшебству она тает под пальцами. Меня обдает струя холодного воздуха – дверь открыта. Неужели я сплю, и мир во сне подстраивается под мои желания? Или это галлюцинация? Мистер Доктор-Длинное-Имя говорил, что под конец начнутся галлюцинации. Если я вижу в саду Райана, значит ли это, что конец уже близок? Замерзшая трава хрустит под босыми ногами, холод быстро пробирается под плащ и пижаму. Я дрожу, выпуская в воздух облачка пара. Все это настоящее, сомнений нет – я действительно стою на рассвете в саду и гляжу на Райана со спины. И он действительно ждет меня. В конце концов, с кем еще такое могло случиться, как не со мной?
Я бегу по траве. На востоке, где солнце силится взойти над горизонтом, розовеет небо.
– Ты пришел, – шепчу я. Райан подскакивает от неожиданности. На его губах играет улыбка – он рад меня видеть, хотя удивлен. – Что ты здесь делаешь?
– Ты босиком, – говорит он. – Смотри, замерзнешь.
– Не замерзну! – Я смеюсь. На самом деле мне нравится холод – приятно чувствовать что-то настоящее. – Как ты здесь оказался? Почему не бросил камушек в окно? Может, я по тебе скучала!
– Я не мог заснуть, – признается он. – А будить тебя не хотел – хотел просто побыть рядом. Вот такой я псих.
– Вовсе нет. – Я шагаю навстречу, и Райан обнимает меня, так что я не могу шевельнуть руками, а затем поднимает в воздух и ставит на свои ботинки. Мы стоим лицом к лицу, согревая друг друга. – Ромео прокрался к Джульетте с восходом солнца – или с закатом, но там точно было что-то про луч, прорезающий «завесу облак». И потом я совсем не возражаю, если ты псих. Значит, мы друг друга стоим. Не хотелось бы только, чтобы ты оказался плодом моей фантазии. Это было бы грустно.
– Я настоящий, – тихо заверяет он. – И ты тоже. Господи, Клэр, как же я скучал по тебе.
Сквозь тонкую, ничего не скрывающую пижаму я чувствую, как его пальцы пробираются под плащ и спускаются по спине. Мы не должны испытывать влечение друг к другу, и в то же время его ласки не кажутся мне чем-то дурным. Я еще сильнее прижимаюсь к нему, зарываюсь лицом в шею, растворяюсь в объятиях. Сейчас я уже не болезнь, я – женщина, желанная и любимая. Я снова стала собой, на несколько мгновений, но стала, и никто, ни один человек, кроме Райана, не мог подарить мне этого чувства.
– Клэр, мне нужно что-то тебе сказать, – шепчет он.
– Мне тоже, – говорю я, потому что пришло время для правды. Сейчас, пока счастье не обернулось болью.
– Я первый.
– Только не говори, что ты не настоящий, – предупреждаю я. – Пожалуйста…
– Клэр, я тебя люблю, – говорит он, уткнувшись мне в волосы. – Я очень тебя люблю.
