— Ты сейчас такая, как в коридоре Центра. Настоящая женщина-хаска.
Ирина тихо засмеялась.
— Поехали, — она взяла его за руку, — ко мне.
Антон крепко стиснул ее руку.
Такси быстро домчало их до дома. Молча они поднялись на четвертый этаж.
— Прошу, — сказала она.
— Ого, как здесь… просторно, — похвалил Антон. — Эту бы квартиру да в Москву.
— Не выйдет. Не отдам, — заявила она. — Мое.
— Понял и уверен — документы на нее в полном порядке.
— Точно так же, как на землю. Отец умел обращаться с бумагами и меня научил.
Она готовила бутерброды, он наблюдал за ней.
— Ты очень стильно одеваешься, — заметил Антон. — Это как-то называется?
— Конечно, — улыбнулась она. — Это пиджак. Это брюки. Никогда бы не подумала, что ты такой невежественный.
— Спасибо за науку. — Он слегка поклонился. — Никогда бы не подумал, что такие женщины, как ты, могут снизойти до невежд.
Она засмеялась.
— Так как называется твой стиль?
— Не мой это стиль. А британской портновской школы, — объяснила Ирина.
— Ох, не слабо, — пробормотал он. — Прямо вот так, да? Передо мной стоит… нет, это я стою перед молодой русской женщиной, которая одевается, как юная британка.
— Да нет, сейчас юные британки одеваются совсем не так. — Она махнула рукой. — Настоящая, классическая британская школа настаивает на облегающей одежде. Даже на узкой. Видишь, как плотно сидит пиджак? — Она повела плечами.
— Гмм… — раздалось в ответ. — А я люблю, когда ничего не давит.
Ирина кивнула.
— Мне нравится, когда одежда заставляет держать себя в форме. Нравятся и их ткани. Люблю шерсть, шелк. Их расцветку — полоску, клеточку, — говорила она, закрывая дверцу микроволновой печки.
— Я заметил. Смотришь на тебя, глаз не дергается, — усмехнулся Антон.
— Я всегда буду одеваться в этом стиле, Антон Дубровин. Так что имей в виду, особенной яркости для глаз не жди.
— Ты ничего не понимаешь, Ирина Русакова. Когда смотрю на тебя, я вижу не то, что вижу.
— У тебя плохо со зрением?
— У меня хорошо с памятью, — фыркнул Антон.
— Ох.
Он подошел, протянул к ней руки, обнял одной, а другой уцепился за верхнюю пуговицу серого пиджака.
— Никогда не думал, что британский стиль способен лишить мужчину сил, — слабым голосом произнес он.
— Ты о том, что одежда слишком обтягивает? — пытаясь изобразить насмешку на лице, пробормотала она.
— Да нет, эти пуговицы… никак не поддаются. Мешают добраться до того, что под ними.
— И что же? — шептала она, прижимаясь к его груди.
— Что… что… мучительно горячо, вот что.
— Где это? — фыркнула она, чувствуя, как тело обмякло, ему стало тесно в одежде британского стиля. — Ох, печка звонит.
— Ч-что? — не понял Антон.
— Бутерброды… сыр потечет…
Но «утекла» одежда. Она лежала на полу, у ее ног, шерсть и шелк перепутались. Она почувствовала свободу, но лишь на один миг. Потому что в следующий она едва не задохнулась — мужские руки плотнее, чем ткань, сдавили ее, подняли и понесли.
Она закрыла глаза, безвольно, как ей казалось, отдаваясь во власть этих рук. Когда почувствовала спиной твердую поверхность матраса, приоткрыла один глаз и удивилась — на Антоне уже не было рубашки. Светлые густые волосы на груди блестели капельками влаги. Она приподнялась и уткнулась лицом ему в грудь.
Жаркое влажное тепло Ирина ощутила не только здесь…
— Ох, — прошептала она, — скорее! — И тесно прижалась к нему.
— Вот такой британский стиль, — бормотал он.
А она смеялась:
— Мне нравится. Еще теснее… еще…
Она лежала на руке Антона, чувствуя крепкие, как камень, мускулы. Он спал. Она смотрела в окно, видела зеленый свет. Это светофор, догадалась наконец.
А когда она лежала рядом с Кириллом, свет всегда был красным. Она даже думала, что светофор сломался.
Снова увидела знак? — укорила она себя. Не догадывалась, что светофоры бывают не только на дороге? А если жизнь рассматривать как длинное шоссе? Ирина усмехнулась. Что ж, на этот раз ей светит зеленый.
Она повернула голову, посмотрела на Антона. Светлая прядь упала на щеку, Ирина осторожно убрала ее. Он открыл глаза, такие ясные, будто он не спал.
— А ты когда родился? — спросила она.
— Собралась за меня замуж и до сих пор не знаешь? — Он прижал ее к себе.
— Кто тебе сказал, что я собралась? — Она приподнялась на локте.
— А если нет, что ты делаешь в моей постели? — строго спросил он, легонько отталкивая Ирину от себя.
— Сам знаешь что. То же, что и ты, — фыркнула она.
— Мне показалось, тебе здесь нравится. — Он потыкал пальцем в свое плечо.
— Нравится.
— Значит, останешься навсегда, — сказал он, — если нравится. Здесь. — Он подергал плечом, ее голова подпрыгнула.
— Но бывает, что сначала нравится, потом разонравится, — проворчала она. — Лежи спокойно. Тебе самому может разонравиться.
— Это еще почему? — Он привстал и посмотрел на нее.
— Я же не знаю. Ты не ответил на мой вопрос. А я хочу знать, что за мужчина лежит рядом со мной.
— Однако, — ухмыльнулся он. — Я-то думал, это ты лежишь рядом со мной.
— По-моему, ты родился ночью, — заметила Ирина.
— Отсюда, пожалуйста, подробней, — потребовал Антон.
— Те, кто родился ночью, с большой ловкостью управляют собой и другими, — сказала она. — Причем для других это не всегда безопасно.
— Я уже чем-то напугал тебя? — спросил Антон, поглаживая ее плечо. — Неужели?
— Меня трудно напугать, — покачала головой Ирина. — Я родилась вечером.
— Тогда я должен чего-то бояться?
— Твое дело, — бросила она. — Должна сказать, Антон Дубровин, родившиеся вечером видят мир без прикрас. Таким, какой он есть. Мы не строим иллюзий.
— Значит, вы ничего не откладываете на потом. Если вам что-то нравится, берете сразу, да? Когда что-то хорошее идет в руки. Я правильно мыслю?
— Пожалуй, — согласилась Ирина.
— Да не пожалуй, а точно. Вот он я, смотри, какой хороший! Я лежу где? Рядом с тобой.
Она засмеялась:
— Ты не умрешь от сомнений.
— А зачем от них умирать? Их надо рассеять, если они возникают. У меня нет никаких сомнений. Ведь нам обоим приятно все, что мы делаем. Это значит, мы будем поступать так всегда!
Она тихо засмеялась и потерлась носом о его шею.
— А поскольку я тоже не собираюсь ничего откладывать на потом, сейчас мы повторим, — тихо сказал он.
Ирина смотрела вниз, на его лицо. Тень от обоев, освещенных солнцем, падала на него, придавая глазам зеленоватый оттенок. Как два бледно-зеленых светофора, мелькнуло в голове… А потом — ни единой мысли, как будто они с Антоном летели с огромной скоростью, которую разрешил им двойной зеленый…
