дядюшка Жак и оба моих драчливых братца явно вполне себе неплохо проводили время, оживленно болтая и попивая гадкое кукурузное горючее, как воду, в процессе. Никто ни с кем не конфликтовал, но при этом и Саважа я нигде не заметила. Это совсем плохо или очень хорошо? Ничего еще не случилось, или все уже обошлось? Рик сказал: «Пару раз словил по морде». Будем реалистами, это мало похоже на «обошлось».
Нахмурившись, я понеслась вдоль столов, пылая желанием вершить возмездие или хотя бы разобраться, что же, черт возьми, творится. Но Анри впился в мой локоть, тормозя.
– Пусти! – отмахнулась я. – Я сама разберусь!
– Обязательно, детка, но давай я буду первым, с кем ты это сделаешь, – раздался у самого уха жаркий шепот. – Уж очень мне это дело понравилось. Первым быть. С тобой.
На спину тут же будто плеснули кипятка, спасаясь от которого мурашки толпами кинулись врассыпную по всему телу, а волосы на затылке, казалось, встали дыбом во всю длину.
Этот голос. Этот аромат. Эти воспоминания, непрошенными ворвавшиеся и затмившие все мало-мальски разумные мысли в башке.
Кевин, мать его, Доэрти.
Развернувшись в кольце его рук, неведомым образом оплетших меня одновременно с теплом его тела, я слегка покачнулась и невольно уткнулась лицом в грудь. И замерла на несколько блаженных мгновений.
Господи, как мне тут хорошо. Так… правильно. Так… единственно верно. Даже когда меня обнимает папА, это ощущается по другому: да, надежно, да, спокойно, да, уютно, но… Только в этих руках, длинных, жилистых, таких жестких, когда он удерживает очередного железного монстра, и таких нежных, когда прикасается ко мне, я чувствую себя на своем месте.
– Ну, привет, мисс Дюпре, госпожа директор и ассистент в одном лице.
Глубоко вздохнув, я подняла голову и…
– Это что за *б твою мать? Кто посмел? – рявкнула я неожиданно резким и грубым голосом, как только мой взгляд наткнулся на два шикарных, наливающихся синевой фонаря под обоими глазами нашего главного механика. – Кому руки пообрывать и в жо… задницу засунуть? Мне как его теперь на съемочную площадку выпускать? Николя? Поль? Ваша работа?
Крутнувшись, вырвалась и ломанулась на дуболомов-родственников, которые ответят мне еще и за то, какой обездоленной я себя ощутила без объятий Кевина. За все спрошу!
– Хей-хей, систер, мы не добавили ничего нового! Он таким и был! Клянусь! – возмутился самый старший, продолжая удерживать пакет со льдом на неожиданном месте, но при этом начав озираться в поисках путей к бегству.
– Да ты что такое говоришь! Думаешь, я тебе поверю? – разъярилась я и, задвинув Саважа за спину, поперла танком на съежившегося на барном стульчике громилу. – Да сколько можно вообще? Да когда же вы оставите меня в покое?
– Никогда, порох ты мой.
Все те же руки, словно арканом, накинутым сзади, притянули меня обратно, отрывая от пола.
– Они никогда не оставят тебя в покое и всегда будут защищать, потому что это твоя семья. И они не могут по-другому, потому что любят тебя. И Николя не врет. Все так и было. Я такой сюда и приперся.
Саваж говорил мне прямо на ухо, касаясь его губами, и от этого моя злость улетучилась, как туманная дымка под порывом теплого ветра.
– И кто тебя так? – практически промямлила я.
– Ну, не только у тебя есть любящие братья, готовые без спросу защищать. – Да, говори вот так и дальше или просто дыши у моей кожи, и я прощу всем и все и вообще забуду о том, что надо что-то кому-то там прощать…
– Хм, а тебя от кого?
– Да все от того же мудака.
– Э-э-э…
– Да ладно тебе стесняться! Там целое мудачище, огромное такое, дремучее, вонючее, смердючее, – радостно влез Дизель, распахивая мне свои объятия. – Рыжик, как же я по тебе соскучился!
– Отвали, я сказал! – рявкнул над моей макушкой мгновенно напрягшийся Кевин.
– А я не с тобой разговариваю, неандерталец психованный, а с прекрасной девушкой, которая уже мечтает вырваться из твоего удушающего захвата, – продолжал подзуживать неугомонный Рон.
– Рон, и вовсе ничего не удушающий, – вступилась я, спиной почувствовав, как закаменели мыщцы готового кинуться в драку Кевина. – И вообще, вы что, все вместе приехали? – наконец выразила я вслух свое недоумение. Господи, действительно все, даже Ронни возле стойки, вон, машет мне своим розовым зонтиком.
– Драконяша, без тебя проект застопорился совсем, – хмыкнул Ноа, а Фино согласно качнул головой. – Вернее, без тебя застопорился Кев, а уже без него весь проект.
– Мари, карамелька, непослушная девчонка. Я же велел тебе свалить на острова. Какого черта тебя опять в снега понесло? – капризно заныл Ронни. – Я тут мерзну.
– Дома сидел бы, – неприветливо буркнул Саваж. И вдруг подхватил меня на руки и буквально перекинул через плечо. – Вот как можно разговаривать в эдаком бедламе?
– Эй, ты не оборзел ли? – вскочил Николя со стула и тут же скривился и ойкнул.
– Сидеть! – приказала я, что наверняка выглядело как минимум комично, учитывая позу и положение в пространстве. – Все нормально! Я не против, только «за»!
– Утекает мое солнечное счастье сквозь пальцы! – крикнул нам в спину Дизель, театрально-трагично заломив руки, но при этом заговорщицки подмигнув мне с залихватской улыбкой. – Вот что за судьба у меня горемычная! Только захочешь тихого семейного уюта с потрясающей женщиной, так ее тут же из-под носа умыкнут. И кто?! Очередной брат! Куда катится мир?!
От спектакля одного актера меня отрезала захлопнувшаяся дверь, когда Кевин внес меня в номер, практически пролетев вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Торопливо поставив меня на пол, Саваж встал передо мной, уставившись в глаза пристально, словно стараясь что-то высмотреть. Нахмурил лоб, шумно сглотнул и кивнул будто каким-то своим мыслям.
– Значит так… – начал он серьезно. – Я сейчас скажу тебе… Да, бля! – рвано выдохнув, Кевин стремительно подался ко мне, с силой столкнул наши губы, неловкий в своем жадном нетерпении. – Скажу… – пробормотал, целуя часто-часто, выбивая у меня почву из-под ног, обхватил лицо ладонями, удерживая, словно я могла захотеть отстраниться. – Один разочек… секундочку… и все скажу…
Да не нужно мне ничего говорить!
Целуй!
Я мигом впилась пальцами в его затылок. Только попробуй отстраниться! Господи, неужели я помыслить могла больше никогда не испытать ласку этих губ и рук? Вот ведь дурочка Мари! Гордая, ага. Глупая! Не отпускать Кевина тогда надо было, толкнув прочувствованную речь, а догонять, треснуть по затылку и зацеловать. И мозги у обоих в один момент на место бы встали.
– Стоп… – задыхаясь, прошептал Саваж, себе, мне – не понятно,
