он был там не единственный голый, — уверяет Чесс, затем понимает, как это прозвучало и морщится. — Я имею в виду, что видела множество других голых парней. Дерьмо.
Мой отец теряет самообладание и начинает хихикать низким, хриплым голосом.
— Черт возьми, — бормочет Чесс, теперь уже красная, как помидор. Нецензурные слова, слетающие с языка, кажется, смущают её еще сильней, и девушка утыкается лицом в изгиб моего плеча. — Убей меня прямо сейчас.
То как неожиданно она потянулась ко мне в поисках защиты и утешения, заставляет сердце сжаться. Я обнимаю ее стройное тело, прижимая к себе.
— Может, выпьешь немного, прежде чем продолжишь беседу, — поддразниваю я, прижимаясь губами к ее волосам. — Ну, чтобы слегка расслабиться.
Маленький кулачок врезается в мой живот.
— Заткнись, — говорит она мне в плечо, дыханием согревая рубашку.
Поскольку в этот момент она моя девушка, я перехватываю её кулак, прижимаю его к сердцу и целую Чесс в макушку. Только подняв голову, замечаю, что вся семья наблюдает за мной.
На лице мамы такое облегчение, она почти готова прослезиться, что вызывает неприятный укол вины. Этот взгляд говорит, что беспокойство осталось в прошлом, её сын больше не одинок, но я слишком её обнадежил. Она переводит взгляд на Эмили, и счастливая улыбка становится шире.
У нее наконец-то будет внук.
Чесс рядом продолжает переживать из-за своей болтливости.
— Не волнуйся, Чесс, — говорит отец, поддавшись вперед и нежно похлопывая ее по колену. — Ты прекрасно впишешься.
Она поднимает голову, откидывая темные пряди волос с лица. Я мгновенно чувствую потерю.
— Сомневаюсь, что кто-то из вас может ляпнуть нечто такое же неловкое, — говорит она отцу с кривой улыбкой.
— Нет, — со смешком соглашается он. — Только Финн. Но мы позволили ему остаться.
— А еще, когда он проигрывает игру, меня в знак сочувствия угощают в баре бесплатно, — добавляет Гленн, подмигивая.
Я так давно не был дома, что уже и забыл, каким Гленн может быть придурком.
Чесс делает глоток «Маргариты», прежде чем ответить.
— Значит, не так уж и часто тебе удается выпить в баре бесплатно.
Именно здесь, в залитом солнцем патио родителей, с терпким вкусом «Маргариты» на языке и хриплым голосом Чесс в ушах, мое сердце, мозг и тело приходят к одному простому соглашению: эта женщина — моя.
Папа начинает рассказывать Чесс о местах, которые она должна посетить в Сан-Диего, а я решаю помочь маме наполнить пустую миску из-под чипсов. Она не нуждается в помощи, но мне надо сказать ей несколько слов.
Едва мы оказываемся на её солнечной кухне, как она переходит к делу.
— Ну ладно, давай покончим с этим. — Она прислоняется к столешнице.
— О, так ты хочешь поговорить о том, как пригласила Бритт на праздники, не обсудив это со мной?
— Я не могу спросить, Финнеган, если ты не отвечаешь на звонки.
Бах.
Со вздохом я прислоняюсь к столешнице напротив.
— Я уже сказал, что сожалею. Мне не следовало тебя избегать. Но иногда ты приставучая как де... черт.
Мама фыркает и отворачивается, ставя посуду в раковину.
— Можешь сказать «дерьмо», Финн. Я уже взрослая.
— Матери не бывают взрослыми. Они наполовину целомудренные святые, а наполовину вечные ворчуньи.
— Ха.
Я утаскиваю манго из вазы с фруктами и отправляюсь на поиски ножа для овощей.
— Теперь я в порядке, ладно? Я счастлив. Так что, пожалуйста, оставь историю с Бритт. Пусть эта рана заживет.
— Считай, что я больше не вмешиваюсь, — клянется мама, поднимая руку. — Мудрая женщина умеет вовремя остановиться.
Я умалчиваю тот факт, что ей надо было остановиться еще несколько месяцев назад. Мудрые мужчины тоже знают, когда нужно отступить.
— Итак... — говорит мама голосом, в котором отчетливо слышится любопытство. — Чесс — милая.
На моих губах появляется улыбка.
— Милая, не то слово, которым бы я её описал.
— Да? А как бы ты её описал? Вот, возьми тарелку.
Идеальная. Трахабельная. Ошеломительная. Весёлая. Моя.
Моя.
Моя.
— Великолепная, — говорю я, кладя манго на тарелку. — Она великолепна.
Мама раздраженно вздыхает.
— Мужчины. Ни один из вас не умеет правильно выразить свои чувства.
Она заставляет меня благодарить за каждый восход солнца. Потому что я просыпаюсь, зная, что она есть в этом мире.
Отложив нож, поворачиваюсь к матери.
— Просто... будь с ней поласковее, ладно?
— Финнеган Дэр Мэннус, я никогда не бываю грубой со своими гостям, и тебе это прекрасно известно.
— Я не это имел в виду. У нее недавно были тяжелые времена. Чесс потеряла свой дом и рабочее место. Ее лучший друг сейчас по уши в новых отношениях. Да и родителей не видать на горизонте. — Я провожу рукой по лицу. — Чесс просто нужно немного заботы, хорошо. Для меня это важно.
Мама смотрит мне в глаза. Господи, она сейчас снова заплачет.
— Ох, Финн, ты уже сделал это. Ты влюбился...
— Боже. На этом всё. Больше никаких разговоров по душам, по крайней мере, в течение следующих пяти лет.
— Просто помни, Финнеган, — говорит она, игнорируя мой протест. — Люби сердцем, а не головой. Когда постоянно анализируешь чувства, все превращается в дерьмо.
Я морщусь, надеясь, что Чесс ее не слышала. И все же борюсь с улыбкой.
— Спасибо, мам, и не произноси слово «дерьмо». Это оскорбляет мои тонкие чувства.
Прежде чем она успевает треснуть меня полотенцем, я хватаю тарелку с манго и иду искать папу. Мне крайне необходима доза тестостерона.
ЧЕСС
Я ожидала, что комната Финна будет хранилищем всех его старых вещей, но это не так. Здесь есть несколько со вкусом подобранных черно-белых фотографий, запечатлевших его на разных этапах спортивной карьеры. Включая невозможно милый снимок Финна в детской лиге, где его толком не разглядеть за огромным шлемом и щитками, болтающимися вокруг худых ножек.
Комната полностью оформлена в светло-голубых и кремово-белых тонах. Я знаю, океан совсем рядом, скрытый за массивными окнами, слегка приоткрытыми, чтобы впустить морской бриз. Но сейчас его не видно, снаружи полная темнота, учитывая, что мы засиделись, болтая у огня после того, как ужин закончился, и вскоре вся семья разбрелась по своим постелям.
Сидеть с ним наедине, свернувшись под одним одеялом перед потрескивающим камином, показалось мне не лучшей идеей, поэтому я объявила о своем намерении отправиться спать. К
