девочек вроде тебя. Мечты о вечной любви после первого же секса.
— Розово-ванильные сопли…
— Прекрати повторять за мной. И успокойся уже. Именно это я и хотел показать тебе, Оль. Быть чьей-то любовницей ты не сможешь. Ты не такая. И не для этого. И в жизни всё гораздо сложнее, чем в иллюзиях.
— Гораздо сложнее… Тут ты прав… И больнее…
Я прикрываю веки. Чувствую, как слезы текут по моим щеками горячими потоками.
— Оль… — его пальцы прикасаются к коже. Стирают слезы, но я отворачиваю лицо.
— Чем она лучше меня? Ну чем?
— Ничем. Просто…
— Просто ты любишь ее, да? — выдираю из пересохшего горла вопрос. Затем распахиваю веки, смотрю на Марата прямо и чисто. — А как же я? Как же моя… любовь? Неужели она совсем тебе не нужна?
— Ты не любишь меня, Оль…
— Не люблю?
— Нет, — чеканит мужчина.
— Да я всю жизнь тебя люблю… Ты настолько слеп, что никогда этого не замечал? Я любила тебя еще девочкой… Я сбегала из дома и бежала к тебе, потому что искала у тебя утешения. Я настолько тебя обожала, что так и не смогла увидеть ни в ком другом даже немного схожего чувства… Я любила тебя тогда, люблю тебя сейчас и потом буду любить тоже… Почему ты не можешь полюбить меня? Почему?
Я начинаю кулаками стучать по его груди, вырывая из самого нутра рыдания и всю боль, которая поглощает меня и рвет на части. Я тянусь к нему и прижимаюсь к губам. Ищу ответ, которого не получаю. Он просто стоит и не шевелится. Я даже дыхания его не слышу.
— Мар… — нашу беседу прерывает шокированный голос Веры.
Марат резко отстраняется от меня, прервав и без того невзаимный поцелуй.
Он отстраняется от меня. Из-за нее. Лишь бы она ничего плохого не подумала.
— Марат, о боже мой… Ты совсем что ли уже… Ты… До чего ты докатился? Она же… девчонка еще… Сестра друга твоего… Это же… Оля… Ты с ней?
Вера начинает что-то говорить, но я не слушаю. Даже не смотрю на нее. Просто срываюсь с места и несусь к двери.
— Не волнуйся, Вер, он не со мной. И я не с ним. Он всегда был твоим, твоим и останется. Дай ему шанс, — как будто бы это не я говорю. Кто-то другой. Я бы такого не сказала. И всё же мой голос произносит эти слова, когда я выбегаю в коридор, задев Веру плечом.
Я бегу к лифтам. Слышу, как Марат окликает меня, но я не отзываюсь, не оборачиваюсь, не останавливаюсь. Забегаю в лифт и быстро щелкаю кнопку первого этажа.
Всё. Я больше не могу. Я больше не могу.
Оказавшись на парковке, несусь к своему авто так, словно за мной гонятся черти. Погода как обычно вовремя решает добавить свою ложку дегтя в бочку и без того полную всякого дерьма. Начинается дождь. С первого раза машина не заводится.
— Давай! Ну давай же!
Кое-как мне удается завести свою развалюху. Жму на газ и вылетаю с парковки.
Уехать куда угодно.
Сбежать.
Скрыться.
Не хочу и не могу больше.
Я не смогу так.
Не смогу. Не получится.
Из-за слёз и дождя дорогу плохо видно, но я всё равно давлю на газ. Чуть не пропускаю красный сигнал светофора, но вовремя останавливаюсь.
А потом снова мчу в никуда.
Сейчас я просто бегу. От боли. От ревности. От разрушенных иллюзий и мечты, которая никогда не станет реальностью.
Никогда больше.
После очередного светофора машину начинает заносить на скользкой от дождя дороге, но я умудряюсь справиться с управлением. Жутко, что нет никакого страха. Словно кроме боли я в данный момент ничего не чувствую. Боль поглощает всё остальное, разрушая меня, ломая внутренние границы и своей токсичностью разъедая рамки, удерживающие людей от неоправданного риска и глупых безрассудных поступков.
У поворота я резко сбавляю скорость и давлю по тормозам.
Нет. Всё не так. Я должна успокоиться. Должна взять себя в руки. Я должна.
Визг тормозов и резкий сигнал клаксона справа разрезают воздух. Успеваю поднять голову от руля и посмотреть в сторону источника звука. Последнее, что вижу, ослепляющий свет фар, а потом темнота. Черная. Давящая. Абсолютная.
Марат
— Хорош! Всё! Угомонитесь уже! Вы так всю больницу разнесете к чертям!
Нас с Ильёй разнимает Дорохов, расталкивая по углам.
Я вытираю кровь с губы рукавом рубашки. Илья делает то же самое.
— Вы чё, блять, вообще?! Хотите, чтобы нас вытурили отсюда или как?!
Подруга Оли, кажется, ее зовут Катя, тихо плачет на диване возле окна. Мы с Ильёй последние двадцать минут чешем друг другу рожи. Ладно хоть Теона осталась дома и не наблюдает всего этого пиздеца.
— Охуенный ты друг! Просто красавчик, Мар! Интересно, если бы не авария и если бы не прочитал вашу переписку в телефоне, ты бы признался, что сестру мою трахаешь, а? Ну так, между делом. Зашел бы на стаканчик вискаря «как дела, дружище?», «да ничё, норм, вот сестру твою потрахиваю, а в остальном как обычно!»
— Немедленно прекратите шуметь, иначе я позову охрану, и вам придется покинуть больницу! — в комнату ожиданий заглядывает медсестра и делает замечание всем нам.
Всхлипы рыдающей Кати становятся громче.
— Это ты виноват! — рычит Илья, понизив голос. — Как ты, блять, мог? Как так-то, Мар?! Я же тебе, как себе доверял!
Виноват.
Тут он прав.
Виноват я во всём. И в этой сраной аварии тоже.
Стоит прикрыть глаза, как я вспоминаю зареванное Олино лицо. И эти слова «я всегда тебя любила». Какого хуя я не мог сразу догадаться, что всё гораздо серьезнее? Почему повелся на ее провокации? Почему желание получить эту девчонку в постель пересилило здравый смысл?!
И вот результат…
Из-за меня она в слезах села в машину. Из-за меня попала в аварию.
— Да как вы можете? — всхлипывает Катя. — Что вы тут ищите виноватых?! Она там! А мы здесь! И неизвестно, что с ней будет! А вдруг она… она…
— Нам всем нужно успокоиться, — выдыхает Илья, проведя пятерней по волосам. — Мы должны дождаться врача и узнать, как прошла операция. И каковы наши дальнейшие действия. Я пока не сообщаю жене. Не хватало, чтобы еще и она
