лицу. Он выглядит ужасно.
— Зачем ты это сделал? — спрашиваю, проводя кончиками пальцев по порезам и синякам на его лице. — Зачем возвращаться к боям после стольких лет?
— Я надеялся, что если мне достаточно сильно настучат по голове, то забуду о тебе. Не вышло, mishka.
— Хорошо. — Я беру с полки мыло и намыливаю руки.
Паша не двигается с места, только смотрит, запрокинув голову, как я оттираю кровь и грязь с его лица. Я стараюсь обращаться с ним как можно нежнее, особенно с синяками на подбородке и под глазом. Закончив с лицом, перехожу к его коротким волосам.
— Теперь все остальное, — говорю ему.
Он встает и позволяет мне вымыть ему грудь и спину. На боку, на животе и на спине еще больше синяков, видимых даже под татуировками.
— Господи. — Я провожу ладонью по фиолетовому пятну на животе.
Его руки в несколько лучшем состоянии. Я мою левую и перехожу к правой, начиная с бицепса и заканчивая запястьем, которое слегка опухло. Осторожно намыливаю кожу, затем подставляю его руку под струю и смотрю, как вода смывает пену, обнажая новую татуировку — покрытую колючками ветку, выполненную черными чернилами, с острыми шипами, направленными во все стороны. Над ней — красная птица в полете, широко раскинувшая пушистые крылья. Красиво и в то же время печально. Я обвожу птицу кончиком пальца.
— Это ты, — говорит Паша и проводит тыльной стороной ладони по моей щеке.
— Птица?
— Да.
Я поднимаю взгляд от татуировки и вижу, что он наблюдает за мной.
— Тут только одна птица. Где ты?
— Меня там нет. Только ты.
— Почему?
Он наклоняет голову, чтобы прошептать мне на ухо:
— Потому что от меня ничего не осталось после того, как ты улетела, mishka.
Я зажмуриваю глаза, но слезы все равно льются. Вода из душа каскадом падает на нас, напоминая мне о том дне, когда он ворвался в кабинку полностью одетым. Я обхватываю его за шею и прижимаюсь щекой к его щеке.
— Ты не должен был меня отталкивать.
— Знаю. — Он крепко обнимает меня. — Я хотел для тебя лучшего.
Я обхватываю пальцами его твердый член. Как только начинаю поглаживать его, он набухает еще больше.
— Пойдем со мной. — Беру его за руку и вытаскиваю из душа, и он идет за мной в спальню. Когда мы доходим до кровати, я легонько надавливаю на его грудь, пока он не ложится.
— Лучше тебя, Паша, никого нет, — говорю я, забравшись на кровать и оседлав его. — Ты единственный мужчина, которого я хочу.
Я беру его член в руку и начинаю лизать головку. Паша вскидывает руку и хватает меня за волосы.
Пока я сосу — сначала медленно, потом быстрее — его хватка на моих волосах не ослабевает. Дыхание его становится затрудненным, и я перехожу к облизыванию. Мне это нравится, чувство восторга разливается по мне, когда вижу, как он теряет самообладание. Никогда бы не подумала, что мне может понравиться ласкать мужчину и как сильно это меня заведет. Но это мой Паша. И я хочу делать с ним все. Я снова беру его в рот — до упора, и он стонет, когда его теплая сперма выплескивается мне в горло. Я проглатываю ее всю.
Его грудь быстро вздымается и опускается, когда забираюсь на него сверху. Его рука все еще в моих волосах, он цепляется за них, как за спасательный круг.
— Я люблю тебя, — шепчу, — очень сильно.
Он смотрит на меня несколько мгновений, затем плотно сжимает губы.
— Ты уверена, Ася?
— Уверена. — Я прижимаюсь губами к его лбу. — Разве ты сам этого не видишь?
Он отпускает мои волосы, проводит ладонью по шее, обхватывает мое лицо и поднимает голову вверх. Я ожидала увидеть его улыбку, но выражение его лица серьезное.
— Ты еще очень молода, детка, — говорит он, поглаживая большим пальцем мою щеку. — Что, если ты встретишь кого-нибудь на своем пути и решишь, что… мы… не для тебя? Не думаю, что я переживу, если ты снова уйдешь, mishka.
Я минуту смотрю на него, изучая его поджатые губы, искривленный нос и серые со стальным отливом глаза, которые иногда говорят больше, чем его слова.
— Что значит для тебя любовь, Паша? — спрашиваю я и провожу тыльной стороной пальцев по его лицу.
— Чувство, что ты никогда не будешь достаточно близок. — Другой рукой он проводит по моей шее, слегка сжимая ее. — Так хочется как-то впитать тебя в себя, чтобы ты всегда была со мной. В безопасности. Только моя. Навсегда.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но он заставляет меня замолчать поцелуем.
— Я люблю тебя до безумия, Ася, — шепчет он мне в губы, — и мне очень нужно, чтобы ты была уверена. Пожалуйста.
Я прикусываю его нижнюю губу, прокладываю дорожку из поцелуев по шее и ниже, пока не добираюсь до сердца. Я чувствую, как оно бешено бьется. Поцеловав его в последний раз над сердцем, слезаю с него и иду в гардеробную. Открываю ящик и провожу пальцами по аккуратно сложенным в нем галстукам, пока не добираюсь до бордового. Он не совсем красный, но достаточно близкий. Достаю его и возвращаюсь в спальню. Паша смотрит на меня, когда подхожу к кровати, и его взгляд фокусируется на галстуке, который я держу в руках.
— Mishka? — Он садится на край кровати. — Что ты делаешь?
— Я хочу показать тебе, что такое любовь для меня.
Я встаю между его ногами и беру его руку, кладу ее себе на грудь, прямо над сердцем.
— Ты никогда не спрашивал меня, почему я боюсь галстуков. Один из первых клиентов использовал свой галстук, чтобы душить меня во время секса. В ту ночь я думала, что умру. — Поднимаю руку, в которой держу галстук, затем драпирую шелковистую ткань вокруг шеи.
— Ася, нет. — Паша тянется за галстуком, но я беру его пальцы в свои и кладу его ладонь обратно на свою грудь.
— Ты чувствуешь, как мое сердце бьется быстрее, чем обычно? — Я перемещаю его руку немного вверх и влево. — Нет. Мое дыхание становится неровным? Нет.
Свободной рукой беру один конец галстука и дважды оборачиваю его вокруг шеи, а потом вкладываю конец в Пашину ладонь.
— На прошлой неделе я попробовала помочь Артуро с галстуком. Я обожаю своего брата и знаю, что он никогда не сделает мне ничего плохого. Но у меня так тряслись руки, что я попросила его сделать это самому. — Я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Пашей. — Ты видишь, что у меня сейчас
