офис. Поэтому я не теряю возможность полюбоваться им.
— А то, что ты себе нафантазировала, — продолжает дразниться. — Мы воплотим в жизнь чуть позже.
— Ты…
— Мамочка. Посмотли!
Я отвлекаюсь на Илю. Тот отталкивается от Рины, несётся ко мне, размахивая своей новой игрушкой.
Я улыбаюсь, переключаюсь на сына. Тут же успокаиваюсь, потому что не хочу волновать его. Для Или мы просто
Я не хотела брать сына с собой. Он маленький, ничего не поймёт ещё. Зачем ему присутствовать на заседании? Тем более, когда Булат рядом.
Но Карзаевы успокоили меня, что всё будет в порядке. Усманов не рискнуть ничего делать при свидетелях. А я покажу, что не скрываю и не прячу ребёнка.
Тело будто в серную кислоту опускают. Я замечаю взбешённого мужа в конце коридора. Недовольно смотрит на меня, потом — на Ильяса.
Страх волной поднимается внутри. Раньше я не боялась мужа. Все три года брака, ни разу. А теперь — вижу и начинаю дрожать.
Волна исчезает, стоит Ильясу сделать шаг вперёд. Он закрывает меня от чужих взглядов, защищает. Как напоминание, что меня больше не обидят.
Нас приглашают в зал. Рина забирает Илю, они устраиваются на стульчиках позади. Я занимаю место за столом истца.
Моё первое судебное заседание. Я надеялась тут быть в качестве адвоката. Но всё равно запоминаю, как всё происходит.
Появляется судья. Встать, сесть. Мужчина за пятьдесят обводит зал взглядом, начинает стандартную речь.
А я внимательно слежу за ним. Малейший признак, что его подкупил Усманов. Нельзя исключать такой возможности.
Ильяс меня успокаивал:
— Если будет хоть одно подозрение, то мы запросим отвод судьи.
Но всё равно нервничаю. Усманов непредсказуемый! Не хочу знать, что он придумает дальше.
И зачем.
Ни одной причины не понимаю.
Любовь? Так не любят. И Булат больше говорил о моём возвращении, а не про то, чтобы забрать сына. Связей у меня никаких нет, денег тоже.
Ему настолько нужен статус семейного человека?
— Ваша честь, — поднимается адвокат мужа. — Мы запрашиваем время на примирение. Здесь задействованы интересы двухлетнего ребёнка. Мой клиент хочет сохранить семью. И готов постить клиентку за её измену и…
— Ваша честь, — тут же подрывается Ильяс. — Это клевета. В файлах дела есть копия нашего иска против господина Усманова, — это обращение мужчина почти выплёвывает. — Именно по этому вопросу. Подобные заявления порочат честь и достоинство.
— Она не жила с тобой, Карзаев?
— Оставшись без жилья, госпожа Усманова проживала в номере, который снял я. Это не секрет. Ваша честь, насколько я помню, проживание не равно каким-либо отношениям. А потом Алия переехала в свою квартиру.
— Почему же она там не появлялась?
— У вас установлена слежка за моей клиенткой?
Адвокат явно тушуется, отвечает уже не так уверенно. Я давлю себе улыбку, чуть расслабляюсь. Железный прут в позвоночнике исчезает.
Я откидываюсь на спинку стула, слежу за этой дискуссией. Ильяс выглядит прекрасно в своей среде обитания.
Уверенный. Сила так и плещет из него. Каждая статья закона льётся песней. Я вибрирую от мощной энергетики. Ильяс словно разорвёт тут всех, если не получит нужного решения.
Адвокаты и судья обсуждают возможность примирения. А я ни капельки не волнуюсь. Потому что…
Карзаев ведь хочет сводить меня на свидание? Поэтому точно справиться с тем, чтобы я развелась поскорее.
— Я склоняюсь к тому, чтобы дать время на примирение, — огорошивает судья. — Раз есть шанс…
— Ваша честь, — Ильяс явно напрягается. — Мы приложили к делу все иски и заключения. Там явно видно все нарушения со стороны Усманова.
— Я хорошо вижу, благодарю, — судья поправляет очки на носу. — Я изучил документы. Месяца будет достаточно, чтобы семья Усмановых попыталась решить свои разногласия.
— Но согласно статье…
— Закон я тоже помню. Свою работу я знаю.
— Тогда я не помню в каком законе прописано, что муж имеет право бить жену. Время на примирение лишь позволит господину Усманову дальше запугивать мою клиентку.
— У вас есть доказательства?
— Запрет на приближение, которое получили от полиции.
— Таких документов мне не предоставляли.
— У меня есть копия.
Карзаев передаёт документ через служащего, нервно выстукивает по столу. Он вот-вот взорвётся.
Боже. Как могли потерять такой важный документ? Я уверена, что Ильяс всё лично проверил. Значит, кто-то в суде уже постарался?
Сам судья?!
Иначе зачем ему давать нам месяц?
Я так надеялась, что всё решится сегодня! А теперь отвод судьи, новые заседания… Это может длиться вечность.
— Вижу, — кивает судья, изучив запрет. — Это меняет дело.
— Это недоразумение, — впервые заговаривает Булат. — Ваша честь, случилось недопонимания. Я пытался поговорить с женой. Признаю вину, что не должен был хватать её. Но я лишь пытался договориться с Алией, увидеть сына. Один запрет, который они подстроили, не является доказательством.
— Подстроили?
— Рядом оказалась полиция, Аля вырывалась, хотя я не держал её. Всё спланировано было. Нет других подтверждений, что я когда-либо причинял жене вред.
Судья смотрит на Ильяса. Тот молчит. У нас действительно нет других подтверждений. Даже это получили с трудом.
Запись разговора не будет действенна в суде. Да и звонил мне Булат с чужого номера. Всё продумал.
И теперь давит на то, что я не даю видеться с сыном. Хотя сам меня держал на расстоянии, шантажировал.
Усманов припоминает заявление, которое он подал. Что я плохая мать и не справляюсь со своими обязанностями.
— Она спокойно сбежала из дома, — продолжает Усманов, взяв дело в свои руки. — Оставила сына, несколько дней не беспокоилась о нём. Поэтому я прошу время на примирение.
— Довольно!
Судья взмахивает рукой, прекращая разговоры. Недовольно осматривает всех. Задерживает взгляд на мне.
Я одна тут молчу, не влезая. Видимо, за это заслуживаю подобие сочувствующего взгляда.
— Вы, господа, устраиваете тут цирк! — продолжает он сурово. — Есть ли у вас есть доказательства, предъявите их сейчас. Насилия со стороны господина Усманова или невыполнения материнских обязанностей госпожой Усмановой. Их нет? Тогда месяц на примирение и покиньте зал суда.
Это напоминает какой-то сюр. Как судья может принимать такое решение?! Ведь все доказательства у него на руках.
Неужели подкуплен?
Или просто плевать на то, что произойдёт со мной?
— Доказательства есть, — произносит Ильяс. — Ночь, когда Усманова якобы сбежала, записана. На камеры, на мой видеорегистратор.
Боже. Точно! Я совершенно забыла об этом. А ведь Карзаев угрожал. Если я окажусь мошенницей — у него есть запись.
Оказывается, мужчина пошёл дальше. Нашёл моих соседей, договорился о видеофайлах. Нашёл нужный вариант, когда чья-то камера захватила наши ворота.
Занимает время, чтобы подключить всё к телевизору. Ильяс возвращается за стол, а Усманов выглядит так, словно
