— Давай мы тебя тут подождем? Чтобы домой не идти всей толпой.
— Спасибо, Ви! Сейчас мама Марка придет, чтобы погулять с нами, боюсь, без телефона разминуться. Машина открытая, если что, можете там посидеть.
Назад я иду достаточно быстро, по пути оглядываясь по сторонам — вдруг успею поймать пожилую женщину до того, как она отправится на наши поиски.
На то, чтобы найти телефон, уходит минут пять, я отключаю звук на время Колиного сна, и совершенно не помню, где его оставила.
— Ну, Мира, ты даешь, — бормочу вслух, перебирая подушки на диване, пока не нахожу искомый аппарат, — наконец-то!
Обратная дорога не занимает много времени, я вижу свой автомобиль, Ви, стоящую рядом. Она машет мне рукой, я тоже, пытаясь разглядеть коляску, но соседние машины перекрывают обзор.
— Мира! — Ви бежит мне навстречу, и только сейчас я понимаю, что она в панике, и я перенимаю ее в одну секунду, ощущая, как страх острым лезвием вспарывает нервы вдоль всего тела.
Хватаю подругу за плечи:
— Где Коля?
— Он начал плакать, но я боялась далеко от машины отходить, чтобы укачать его в коляске, — почти срываясь на истерику, всхлипывает Ви. — Она же не закрыта, а ключа нет. И тут мама Марка пришла, разволновалась, что он морозного воздуха наглотается, пока плачет. Отругала меня, что я не знаю ничего… В общем, она начала укачивать его, и я вот вроде видела ее, только что здесь была, рядышком на тротуаре! А полезла на заднее сиденье за сумкой детской, оборачиваюсь, а их нет. Там еще как назло салфетки и грызунок его вывалились. Я пока собирала… ну минуты полторы прошло, не больше. Зову-зову, а никого нет. Я сначала к площадке побежала, их там нет. Потом в другую сторону метнулась. Но решила тебя дождаться, у тебя же ее номер есть. Позвони, спроси, куда она делась, чтобы мы только зря не бегали!
В глазах Ви слезы, а я приказываю себя не нервничать. Все нормально, она наверное, просто делает круг вокруг площадки, и мы сейчас ее найдем. Хотя не могу не оценить иронию. Свекровь тогда не удержалась от колкостей, когда я в парке заблудилась, а сейчас сама умудрилась потеряться на парковке у дома. Или все-таки не потерялась? Как такое, вообще, возможно? Прочь эти мысли, прочь!
Она же бабушка! Она не может причинить зла!
Я дрожащими руками нахожу номер свекрови в записной книжке, нажимаю на него, но слышу только холодное:
— Абонент не доступен, — и тогда следующая волна страха делает колени такими слабыми, что я сажусь с размаха прямо в снег.
Глава 63
— Ты меня слушаешь вообще, нет? — ворчит по громкой связи Рав, и его голос, усиленный динамиком автомобиля, звучит недовольно.
— Слушаю, слушаю. Продолжай, — отвечаю другу примирительно, выруливая на перекресток. Сегодня суббота, и я надеялся, что машин будет меньше, но как известно, Москоу невер слипс, и пробки ближе к Садовому, — это константа.
— Тогда повтори, что я сказал.
— Рав, — закатываю глаза, — ты сказал «ты меня слушаешь вообще, нет?»
Если честно — то нет. Потому что мыслями я далек от разговора с дорогим другом, от своего автомобиля и даже работы.
Ментально я сейчас дома, со своей женой, и после прошедшей ночи мне хочется только одного — еще!
Снова чувствовать ее, полностью, повторить те невероятные ощущения, что я испытал. Казалось, я зажигаюсь от одного только взгляда, и лихорадит меня до сих пор.
Если бы не документы, на которых обязательно надо поставить подпись вручную, я бы ни за что на свете не выбрался из дома (и постели) и весь день провалялся бы с Мирой в обнимку.
А теперь снова улыбаюсь во все тридцать два, как в рекламе какой-нибудь зубной пасты, и ни ворчание Рава, ни бесконечные пробки настроения мне испортить не смогут.
Да вообще, ничего на свете! Я так счастлив, черт возьми, и энергии во мне столько, что хватит запитать небольшой завод.
Благостное настроение распространяется на ребят, дежурящих в офисе сегодня — традиционно, даже в выходные кто-то обязательно остается на связи с клиентами. Народу совсем немного, и среди них где-то бродит Таня, которая вызвала меня, чтобы срочно подписать важные документы.
— Татьяне скажите, чтобы ко мне зашла, — бросаю в коридор, залетая в свой кабинет. В планах завершить все формальные дела как можно быстрее, потому что я хочу к семье. К жене и сыну!
Перебираю счета на подпись, расписываюсь в актах. Когда дверь открывается, не отрывая головы от документов, киваю на стул напротив моего стола:
— Садись.
Татьяна проходит, цокая каблуками по паркету. Она столько лет уже работает со мной, что я узнаю звук ее походки, даже не видя. И могу определить, с каким настроением — например, сейчас с воинственным. Иначе чем объяснить то, как она швыряет планшет с прикрепленными к нему документами, не знаю.
Мы встречаемся глазами, и я вижу в ее карих решительность.
— Что не так?
Мне некогда гадать, что в очередной раз случилось с моим юристом. Здесь не пахнет профессиональным выгоранием или отсутствием отпуска, дело в другом.
В личном.
И мне меньше всего хочется разгребать очередные несбывшиеся ожидания чужой женщины, в которые я, по нелепой случайности, оказываюсь втянут.
Устал. Не хочу. Нужно действительно от нее избавляться, но…
— Это заявление на увольнение. C компенсацией, разумеется.
Признаться, такого я не ожидал. Мне требуется время, чтобы оценить ситуацию — меньше всего на свете я рассчитывал, что Таня добровольно решит меня покинуть. А значит, здесь скрывается какой-то подвох, и важно найти его как можно быстрее, чтобы не растерять своих позиций. Эта женщина слишком умна, а еще обижена, а это, знаете ли, просто адская смесь.
— С чем связано?
Она поднимается, подходя к окну и поворачивается ко мне спиной. Там — большой город, круглосуточно двигающуюся в своем скоростном темпе столица. Но вряд ли Татьяна это видит.
Я жду, не торопя ее. Если долго молчать, она начнет первой, люди всегда поступают так. Две, три минуты — дальше держать в себе, что и так уже накопилось, томительно.
— Знаешь, я столько лет была рядом с тобой. Всегда, когда надо. Всегда на твоей стороне, в каждой трудной ситуации, чтобы ни случилось. Я бы последний рубль отдала, если бы ты попросил, сняла с себя рубашку. Ты думал я ради денег, да? Все это затеяла. А я тебя любила. Да и сейчас, наверное, тоже, только я устала столько лет бороться за тебя.
— Я…
Мне хочется возразить. Остановить ее и объяснить, что я не давал ей поводов. Что наши прошлые отношения для меня остались именно там — в прошлом, и ворошить их нет смысла. Я давно научился жить здесь и сейчас, своей собственной жизнью. Я не флиртовал с Таней, не давал намеков и всячески берег деловые отношения, не переступая за грань.
Но каждый раз, каждый чертов раз, как ей только начинало казаться, что я могу дать слабину, она была наготове. Втыкала острые клинья, пытаясь расшатать мой брак, соблазняла, оголяя коленки и плечи, касалась так, как не должна.
Я надеялся, что если продолжать делать вид, что ничего не замечаю, однажды ей надоест. На свете столько мужиков, богатых, красивых, умных, которые смогли бы по достоинству оценить все Танины сильные стороны, дать то, что я не в силах.
И сейчас я испытываю даже облегчение, что она решила уйти, поняв, что я не вещь. Меня нельзя заставить насильно любить. Меня нельзя соблазнить, потому что у меня есть жена — и я хочу быть с ней, быть верным Мире.
Мужчины не тупые животные, они не ведутся, как быки, на красные ажурные тряпки, перекрывающие тело. Может, для кого-то секс с чужой женщиной не имеет значения, но я так не могу.
Мне в страшном сне снится тот клуб и беременная Мира, и только мысль о том, что я коснусь любой другой женщины, вызывает острый приступ тошноты. Мне пофиг, считают ли меня старомодным или глупым, — ведь вокруг столько шансов, но я однолюб.
— Мне жаль, что так вышло, — я подбираю слова, чтобы не растоптать остатки гордости Тани. Я и вправду сожалею, что ей пришлось любить без ответа, хотя сомневаюсь, что это настоящее чувство, правильное. Хотела ли она сделать мне хорошо или, в первую очередь, себе?
