— Ладно. Я же домой еду. Поем.
Он попытался ее обнять, не слишком настойчиво, словно пробуя их отношения на вкус. Она высвободилась с таким непреклонным и холодным выражением мордашки, что невольно рассмешила Андрея.
— Все. Приношу извинения.
— Принято.
Съязвила Родионова, воспроизводя соответствующие интонации.
— Позвони дня через три. Хорошо?
— Да.
— Пока.
Арина проследила в окно, как он уходил. Широкоплечий, насмешливый, самоуверенный мужчина. Замечательный мужчина, который ей не был нужен. Абсолютно. Ни капельки. Холод охватил талию, поднялся вверх, лизнул сердце. Там, за запретной проржавевшей дверью, хранились мертвые мечты, и уснувшая память дремала в саду над высохшим фонтаном грез. Нет, только не это. Нет. Нет. Нет.
Память рассеянно вздохнула и приподняла голову. Нет! Задыхаясь, захлебываясь слезами, Арина бежала прочь, от себя самой.
* * *
— Добрый день.
— Здравствуй, красавица.
Басмач смотрел на нее, подслеповато и ласково.
— Ох, тощая какая стала.
— Как мне вас называть, не Басмачом же?
Он хихикнул, и покачал головой.
— Махмуд.
— А по отчеству?
— Дед Махмуд.
Арина согласилась. Пусть так. Выложила на тумбочку фрукты, печенье и йогурт. Они случайно оказались вдвоем. Несколько человек отпросились на выходные, остальные вышли на улицу покурить. День выдался необыкновенно теплым. Прохожие расстегивали пальто, или решительно и строго потели. Арина вышла из дома в куртке и пожалела об этом десять раз.
— Держите, дедушка, вот книги.
Арина принесла два томика Монтеня и сборник афоризмов.
— Подойдет?
— Я плохо видеть стал, красавица, а очков нет.
— Это дело поправимое.
Арина приземлилась на шаткий ободранный стульчик. В большое окно палаты заглядывало весеннее солнце.
— Как вы меня разыскали?
— Вах.
Он смутился, неловко засуетился, потом пристроился напротив. Присел на аккуратно заправленную койку. Она контрастировала с кое-как застеленными постелями товарищей по несчастью. И ответил после минутной паузы.
— Прости, красавица, за хлопоты.
— Да я не об этом, дедушка. Мне Марина рассказывала, что вас пристроили жить в деревню. Вдруг вы здесь.
Арина деликатно умолчала про голод и чесотку.
— Выгнали меня. Деться некуда. Бродил, бродил.
Арина слушала короткую сдержанную повесть его злоключений и с трудом сдерживала нервную дрожь. На глаза наворачивались слезы. Между тем, Басмач не жаловался, не ныл, не причитал, но простые факты, которые он излагал, вызывали в Арине то негодование, то ужас.
— Я поняла. Поняла.
Прервала она старика, не в силах оставаться спокойной дальше.
— Как вы нашли меня, дедушка?
Он беспомощно развел руками, потом все же признался.
— В окошко увидел, в твоей конторе. Ты что-то печатала. Потом кофе с худым парнем пила.
— Что же вы не позвали меня?
Он опустил бритую голову (со вшами боролись).
— Кто я тебе?
Арина посмотрела на потолок, желтоватый, криво побеленный, с неровным швом — место стыка двух плит. Сдержала слезы. Отдышалась и переспросила ласково.
— Вы шли за мной? Да?
— Нет, ты адрес продиктовала какой-то большой женщине. Я рядом стоял, запомнил.
Арина отчетливо увидела сцену. Она уже вышла на улицу. Ее догнала Анна Петровна, с кипой бумаг. Попросила продиктовать координаты: улица, дом, квартира, телефон…
— А то в вашем личном деле, извините, недочет. И диплом вы еще не принесли, или ксерокопию заверенную.
— Хорошо. До свидания…
А в нескольких шагах стоял умирающий от голода Басмач и слушал.
— Господи. Вы бы подошли ко мне!
— Не смог.
— Ладно. Ерунда.
Арина отмела все прошлое, как несущественное и несуществующее.
— Лечитесь. Потом пойдете ко мне. Нет, не возражайте. Пожалуйста. Я живу одна. Вы мне не помешаете. А там, позже придумаем. Идет?
Она вырвала из него согласие.
— Только хозяйкой меня не называть! Хорошо?
— А как?
— Ариной.
— Федор тебя по-другому величал. Лорой что ли?
И вкус жизни — со звуками его имени, и ласкового прозвища, которым он ее поддразнивал, переменился. Солнце ушло за облако, а небо посерело.
— Лорелеей.
Ответила она медленно, спокойствие нелегко далось и дорого стоило.
— Он называл меня Лорелея.
Дед ничего не заметил.
— Верно.
* * *
Ей снилось море. Совершенно пустой пляж. Серо-зеленая линия горизонта, готовая подхватить падающий медный диск солнца. Косо набегающие на берег мохнатые волны. Шапки пены выглядят пушистыми и теплыми. Но от мокрого песка веет холодом. Голые ветви пирамидальных тополей за спиной и нереальная тишина. Навстречу неторопливо, наклонив голову набок, идет мальчик лет десяти, в драных перемятых брюках и линялой майке. Босые ноги перепачканы водорослями.
— Привет.
Вдруг слышит Арина свой собственный голос. И видит себя со стороны: тонкая, вот-вот переломится девушка с апельсиновыми волосами. Бледно-голубые джинсы и белый джемпер, розовые босоножки. Ногти покрыты оранжевым лаком. Мальчик моргает несколько раз, словно пытаясь прогнать видение. Потом отвечает.
— Привет.
— Что ты делаешь?
Он нерешительно улыбается.
— Хожу, думаю.
— Ясно.
Арина смотрит весело и ласково, ее голос кружится вокруг них бриллиантовыми искрами. Мальчик вспыхивает, краснеет, но не отводит взгляд. И на мгновение, когда их глаза встречаются, Арина чувствует себя сумасшедшей от счастья.
— Ты.
Говорит он решительно.
— Ты, как из сказки.
Арина улыбается и поддразнивает его.
— Правда.
— Ты не оставила следов на песке.
Он показывает рукой. И, обернувшись, Арина понимает, что это правда. Но вместо испуга погружается в озорной восторг.
— Да. Странно, что ты заметил.
Она обнимает мальчика за плечи и шутливо целует в щеку, в обветренную, холодную и упругую. Под ее губами она становится алой. Мальчик берет ее ладонь, рассматривает пальцы.
— Да. Ты ненастоящая. Таких рук не бывает.
Но в его словах она слышит неясную надежду.
— Я тебя еще увижу? Когда-нибудь?
Это вопрос юного мужчины. В нем оттенки страстности и восхищения.
— Обязательно.
Он прижимается пылающим лицом к ладони Арины.
— Кто ты?
— Твоя мечта.
— Тогда я хочу, чтобы ты сбылась! Слышишь?!
Она отнимает руку, отступает на шаг и вдруг узнает в этом мальчике свою любовь. Вскрикивает
— Ты!
И просыпается, охваченная испугом и болью.
