— А ты откуда знаешь? — удивилась Светлана и потерлась подбородком о его грудь. — Я еще никому об этом не говорила.
— Как только ты подумала, у тебя тотчас напряглась вот эта мышца, — ответил Максим и провел ладонью по ее спине.
Она прикрыла глаза:
— Да, я должна отнести эскизы к «Любви-волшебнице» Казимиру Александровичу.
— Он тебе заказал? — Максим отодвинул ее от себя и пытливо посмотрел ей в глаза.
— Нет, что ты! — усмехнулась Светлана. — Скорее всего, это мартышкин труд. Он предупредил, что отверг уже три варианта. И наверное... Нет, — перебила она себя и сжала губы. — Всю эту неделю я работала как сумасшедшая. И мне кажется, что нашла хорошее решение! Пусть ему не понравится, но я знаю, что такого варианта еще не было.
— Мы пошлем его к чертям собачьим! — пробормотал Максим, целуя ее в ключицу. Но угадав какое-то внутреннее движение, снова отодвинул и заглянул в глаза: — Ах, мы не хотим посылать его к чертям! Мы хотим показать эскиз и услышать ответ? Каким бы он ни был?
Светлана кивнула.
— Что ж, — смирился Максим. — В театре заведено так, что между первым и вторым актом непременно наступает антракт. Мы тоже объявляем антракт. Занавес! — объявил он и, сдернув полотенце с вешалки, закутал в него Светлану.
Душ отчасти привел ее в чувство. Но все же слабость еще не проходила, и Света даже вытиралась с трудом. Выбравшись из кабины, она огляделась в поисках того, что можно набросить на себя.
— Э нет! — возразил вынырнувший со стороны кухни Максим. — Одалиска остается в костюме Евы. А я, недостойный раб, позволю себе напоить ее горячим шоколадом.
Напиток и впрямь взбодрил ее. И когда Максим собрался спуститься, чтобы отвезти ее, Светлана запротестовала:
— Нет!
— Почему? — он удивленно вскинул бровь.
— Хочу подумать по дороге, как объяснить ему замысел. И что он может сказать в ответ. В общем, мне нужно сосредоточиться. А когда ты рядом... — сказала она жалобно, — я растекаюсь весенней лужей.
— М-да! — проговорил Максим. — В общем-то, наверное, и мне сегодня противопоказано садиться за руль, иначе я разобью все машины, если кто-нибудь из водителей посмеет посмотреть на тебя. Позвоню-ка я Петру...
—Нет-нет! — еще более испуганно попросила Светлана.
— Почему? — Максим даже наклонил голову, словно прислушивался к внутреннему голосу, который что-то диктовал ему.
— Ну... — Она неопределенно пожала плечами.
— Мы по-прежнему не хотим, чтобы кто-то знал о том, какие возникли между нами отношения? — это был вопрос-утверждение. — Почему?
— Ну-у... — протянула Светлана. Она не была готова к этому разговору.
— Твоему красноречию можно позавидовать. Исчерпывающее объяснение, — Максим рассмеялся.
Светлана засмеялась следом за ним, испытывая облегчение от того, что этот человек готов понять ее. Вернее, принять ее решение, даже если и не совсем понимает, каковы причины, побудившие ее прийти к нему.
Сначала она положила перед Казимиром Александровичем эскиз декорации, а потом начала раскладывать макет. Режиссер взял в руки эскиз и нахмурился. Ему показалось, что это какая-то абстрактная картинка.
— Что это значит? — спросил он так, словно Светлана плюнула ему в душу.
По спине у нее пробежал холодок, но она собралась и деловитым, спокойным тоном начала объяснять:
— Прием не новый. Но всякий раз... — она кашлянула и заставила себя продолжать: — ...в середине — подиум. Над ним сцена. Здесь бродячая группа разыгрывает «душераздирающее представление»: любовь, ревность, призрак... А по бокам от «сцены» — станки, возле которых перед спектаклем, когда оркестр будет настраивать инструменты, разминаются актеры. Здесь же они будут стоять, когда заканчивается их «номер»... — Последняя фраза далась Светлане с особенным трудом. Она чувствовала, как стихает ее голос.
Казимир Александрович смотрел на эскиз декорации, словно не знал, что сказать.
— Та-а-ак, — протянул он, видимо для того, чтобы не сразу ответить отказом. — Получается, что задник будет...
— Красного цвета, — кивнула Светлана. — Как символ страсти, символ любви. Вот, на макете это лучше видно. Шатер впереди. Он резной, словно испанское кружево. И еще для того, чтобы не было сплошного густого цвета. Если добиться нужного освещения, то может получиться...
— ...очень эффектно, — протянул Казимир Александрович так, словно дегустировал вино. — Очень эффектно. И кстати, театр в театре действительно дает массу возможностей. Я никак не мог решить, каким будет призрак. Реалистичный или условный. То ли его показывать сквозь тюль, как тень отца Гамлета, то ли... Но если это спектакль, который разыгрывает бродячая труппа, то, конечно, у меня будут развязаны руки. Прекрасно! — Чем дальше, тем более он вдохновлялся. — Здесь, на этой сцене, во время увертюры и произойдет дуэль, на которой он погибнет. И здесь он будет всякий раз появляться как воспоминание, в то время как любовное адажио пройдет перед шатром. Почему же вы не продумали одежду сцены? — сердито заметил Казимир Александрович, но, увидев выражение ее лица, немного смягчился: — Успеете довести все до ума до конца месяца?
— Успею, — ответила Светлана, все еще не веря себе.
На занятиях она сидела несколько ошеломленная и записывала лекцию кусками, когда спохватывалась, ловя себя на том, что думает совсем о другом. Нет, надо взять себя в руки. А то «любовь-волшебница» сведет ее с ума во всех смыслах.
В мастерской особняка с ней какое-то время сидел только Миша. Он умял бутерброды, оставленные Екатериной Игоревной, несколько раз переставил натюрморт с места на место, потом вздохнул, недовольный собой, и проворчал:
— Нет, сегодня у меня явно ничего не клеится.
Светлана молча кивнула. Она почти не слышала обращенных к ней слов.
— Пока, — попрощался Миша.
И она снова, не поднимая головы, кивнула, заканчивая рисунок постановки. Но когда спустя час на аллейке раздались шаги, она очнулась, как будто включился будильник. Подойдя к окну, она посмотрела вниз. Там, освещенный падавшим на него золотым прямоугольником с ажурным переплетением, стоял Максим. И ждал, когда она выйдет.
Светлана сложила задание на завтрашний день в папку, выключила свет, крикнула «до свидания» Екатерине Игоревне и захлопнула дверь. Но только вместо того, чтобы идти к воротам, она направилась в противоположную сторону. Юле и Снежане она сказала, что снова останется ночевать у Галины Григорьевны. Теперь подруги были хорошо устроены, и она не испытывала неловкости от того, что сама наслаждается комфортом, а они мерзнут в общежитии. За них она теперь не беспокоилась.
