Фелисити впервые об этом слышала. Интересно, что скажет Тони, мелькнуло у нее в голове.
Я помню этот рецепт наизусть, — продолжал мальчик. — Когда в прошлом году мы с Питером ездили в лагерь, я готовил пасту почти каждый день.
— Раз так, давай, — ответила Фелисити. — А я посмотрю. Если это действительно так просто как ты говоришь, то запомню рецепт.
Филип широко улыбнулся.
— Проще некуда, — сказал он. — Только дайте мне банку с томатным соусом.
Это начало, ликующе подумала Фелисити Только начало.
Лето подходило к концу. Лес начал краснеть, в воздухе стоял острый аромат палой листвы. Пруденс не торопилась возвращаться домой, тщательно изучая интересные запахи.
— Жаль, что собаку нельзя научить искать трюфели, — сказал Тони. То был один из редких случаев, когда он сопровождал Фелмсити, гулявшую с собакой. — В здешнем лесу их много, надо только знать места. — Он вздохнул. — Мы могли бы продавать их лондонским ресторанам и нажить целое состояние.
У Фелисити был выходной, и она не хотела думать о деньгах, которых всегда не хватало. На ее взгляд, финансовые дела были темой чрезвычайно неприятной. Когда они обсуждали, на что потратить совместно заработанные деньги, дело едва не кончалось ссорой: расходы в девяти случаях из десяти превышали доходы. Фелисити возражала против платы за обучение мальчиков в закрытой школе, но Тони был непреклонен и не соглашался даже говорить об этом. Он носился с идеями, которые казались Фелисити просто смехотворными: сэкономить на домашнем хозяйстве. Она никогда с этим не соглашалась. — Не будем говорить о деньгах, — попросила она.
— Тони снова вздохнул и смущенно улыбнулся.
— Извини, — сказал он, а потом добавил: — Ничего не могу поделать. Беда в том, что я всегда о них думаю.
Они подошли к крутому подъему. Тони протянул руку, помогая Фелисити подняться. Она карабкалась наверх, утопая в кучах палой листвы, и с трудом добралась до вершины холма. Жизнь немного похожа на этот подъем, задыхаясь думала она. Борьба, часто не на жизнь, а на смерть, необходимость пробираться сквозь дебри. То вверх, то вниз, то труднее, то полегче. Но сегодня она не хотела расстраиваться.
— Не думай об этом, Тони, — решительно сказала она. — Мы не такие уж бедные.
Но Тони был мрачен и никак не мог успокоиться.
— Но и не богатые. Это ведь я плачу по счетам.
Фелисити застыла как вкопанная. Шедшая впереди Пруденс свернула туда, куда ее манило обоняние, и оказалась в самой гуще рододендронов. Душой Фелисити была с собакой, весело трусившей по залитому солнцем лесу, но ощущала странно знакомое гнетущее чувство, роднившее ее с Тони. Это чувство возникало даже тогда, когда она была безмятежна и все казалось гармоничным. Едва слышный диссонанс в общей мелодии жизни. Диссонанс, заставлявший Фелисити сомневаться в том, что когда-нибудь все будет правильно. Но поскольку она плохо представляла себе, что значит правильно, то никогда не говорила об этом чувстве Тони. И сейчас злилась на мужа за то, что он опять выпустил джинна из бутылки.
Сама того не желая, она сказала:
— Тони, иногда я думаю, что у тебя не все в порядке с психикой. Мания денег. — Она тут же спохватилась. Говорить этого не следовало. Тем более раздраженным тоном. — Кроме того, я помогаю тебе платить по счетам, — добавила она.
Тони пинал листья, заставляя их порхать в воздухе. Пруденс подумала, что это игра, и галопом понеслась обратно.
— Да, знаю. И предпочел бы, чтобы ты этого не делала. Мне тошно, что ты вынуждена помогать мне. Это несправедливо. Ты моя жена, а я могу отдавать тебе всего лишь несчастные двадцать процентов своего жалованья, потому что все остальное уходит на долги моей прежней жизни. Я имею в виду мой первый брак.
Фелисити тут же ощутила угрызения совести. Она несправедлива к Тони; он действительно не может не думать о деньгах. Это не его вина — точнее, не совсем его вина, — что дом пришлось заложить повторно. Во всем виновата жадность Саманты. Фелисити ощутила справедливое негодование второй жены по отношению к первой и приступ любви к Тони. Она тихо сказала:
— Я знала это, когда выходила за тебя. А дети не долги твоей прежней жизни. Они по-прежнему часть тебя.
— Мне все еще не по себе, что ты взвалила на свои плечи такую ответственность. — Тони ссутулился, и Фелисити поняла, что сегодня у него тяжело на душе.
Она слишком часто ощущала эту ответственность, но была вынуждена руководствоваться правилом Айрин: если что-то не можешь изменить, смирись с ним. Должно быть, Тони делает тоже самое. Она дернула мужа за руку, пытаясь поднять ему настроение.
— Какая разница, кто за кого платит? Главное, чтобы было уплачено.
Тони искоса посмотрел на нее, как делал тогда, когда чувствовал себя не в своей тарелке.
— Пожалуй.
— Самое главное, что мы счастливы. А мы действительно счастливы. Или нет?
— Да, мы счастливы. — Внезапно Тони тряхнул головой, отбрасывая с глаз волосы (совсем как пес, вылезший из воды, подумала Фелисити), а потом радостно улыбнулся. — Ты права. Это действительно мания. — Он свистнул Пруденс, схватил палку, забросил ее подальше и рассмеялся. — Может быть, мне нужно сходить к психоаналитику. Теперь это модно.
Его смех помог Фелисити успокоиться. Все будет хорошо. Все уже хорошо. Так о чем ей беспокоиться? О чем им беспокоиться?
— АлисаЭпплби организует курсы психоанализа, — сообщила она Тони. — Она сама сказала мне об этом в прошлый приезд. Будет вести занятия в колледже Уэстгэмптона два вечера в неделю.
— Эта женщина не сможет проанализировать и сосиску, — сказал Тони. — Айда наперегонки!
Смеясь как дети, они побежали к вершине холма, оставляя за собой след из летевших по ветру листьев. Пруденс пришла в восторг, помчалась вдогонку и начала хватать их за пятки.
В воздухе стояло ожидание. Филип и Питер с помощью Фелисити и Трейси постепенно собирали все нужное для школы. Новый семестр начинался на следующей неделе. Трейси умело подшивала к одежде ярлычки с именами. Это было очень кстати, потому что Фелисити тут была совершенно беспомощна. У нее болели пальцы, много раз проткнутые иголкой. В садах Оукфорда горели костры; в воздух поднимались струйки дыма. Сад Черри-Триз не был исключением. На разведенном мальчиками пламени можно было бы зажарить быка. Фелисити выключила автоматическую сушилку, работавшую с утра до вечера, и выглянула из окна кухни. Филип и Питер трудились у костра как пара гномов, с удовольствием сжигая остатки плетей гороха. Филип надел бейсболку козырьком назад; то был верный признак, что он доволен жизнью. Фелисити открыла окно, высунулась в него и сделала глубокий вдох.
