Грегори потребовал у них браслет особой модели под названием «рабыня». Мысленно я представила себя, исполняющей танец живота. Я не знала точно, как выглядит мой пупок. Надеюсь, что он был в порядке.
Сидя за столом, мы ждали. Продавец вернулся с подносом, на котором лежало несколько браслетов. Он их примерил поочередно на запястье левой руки, они защелкивались на существе, которое щедро одаривали. Возлюбленному надлежало хранить золотой ключик.
– Мадам нужны еще красивые часы. Затем вы мне покажете ваши кольца в спортивном стиле.
Почему он называл меня мадам? Ему хотелось, чтобы я выглядела респектабельно?
Продавец принес на другом подносе часы. Я не знаю, ослабевает ли плоть в ювелирном магазине, душа ли уходит, но я почувствовала, что у меня нет больше ни ног, ни угрызений совести. Я пользовалась без зазрения совести хорошим расположением богатого человека, который встречается лишь в высших финансовых сферах, возможно, это был изощренный игрок, осуществлявший надзор за валютными сделками и их крахом на мировом финансовом рынке. Но почему я? С его внешностью спортивного Гамлета он мог бы отхватить любую девицу, гораздо более привлекательную, чем я… Грегори был соблазнительным. Это не богатый старик, который осыпал меня подарками, а плейбой.
– Мы украсим левую руку и ладонь сначала, – объяснил он продавцу. – Все сюда: браслет и часы тоже. И кольцо.
– Тебе они нравятся?
Я оглянулась. Но это был не сон. Он обращался ко мне. Ему хотелось убедиться, что мне нравятся эти чудеса из золота, серебра и вкуса.
– Что-нибудь, чтобы выделить пальчик мадам. У нее специфические руки. Хрупкие, но кажутся большими и сильными. Кольцо должно быть достаточно большим.
Если бы он купил мне бриллиант, я бы упала в обморок Он выбрал перстень с печаткой. Я прошептала ему на ухо:
– Я «пролетарка».
– Какие инициалы тебе хотелось бы иметь на кольце?
У меня не было родословной. Мне хотелось кольцо без монограммы.
Продавец надел на свой мизинец кольцо с печаткой. Оно придавало богатый и благородный вид одновременно. То, чего у меня никогда не будет.
Теперь было бы страшно гулять по Пятой авеню. Америка бедных меня уже потрясала несколько раз. Америка богатых заставляла меня парить. Как сказать ему «спасибо». Он нервно гладил мою руку.
– Мне хотелось тебе сделать приятное. Если мне удалось…
– Ты очень богат, Грегори?
– Есть более богатые, чем я… Намного богаче…
Я старалась вести себя как женщина-вещь. Немного жеманства, играть в девочку-куклу. Я была обезоружена. Золото на моей левой руке сняло все великие человеческие проблемы с моей совести.
Некоторые прохожие оборачивались, чтобы получше рассмотреть моего соблазнителя. Я почти ревновала. Снова одолевало меня любопытство: «Почему я?» Я все время задавала себе этот вопрос.
В день покупки драгоценностей он повел меня обедать в рыбный ресторан, роскошный ресторан. Решительно Нью-Йорк был сказочным городом. Одетая в дорогое платьице, с левой рукой, увешанной драгоценностями, я выглядела скорее хорошо. Волосы завиты, огромные очки высокой моды, которые он мне подарил, лишали меня естественности и простоты. Чего он добивался? В ресторане он нежно похлопал меня по плечу.
– Расскажи о своих впечатлениях.
Я дала волю своему воображению. Впервые в моей жизни меня слушали по-настоящему.
Когда мне было шестнадцать лет, я вела дневник, мой испытательный стенд, где я свободно говорила о матери, об отце и о самой себе. Я решила стать писательницей. Кто-то взял мой дневник. Я его никогда больше не видела и никогда не узнала, кто его похитил. Я никогда не слышала ни малейшего намека по поводу моих сочинений. Я следила за родителями. Подозревала отца. Но доказательств не было. Благодаря Грегори у меня наконец были и зрители. Я говорила по-английски все более изысканно, бегло, все более непринужденно. Слова, о которых я даже не подозревала, что их знаю, рождались сами по себе. Я перемешивала цитаты, поэзию Уолта Уитмена и сленг Марлоу. Я упражнялась в игре на музыкальном инструменте, которым было мое воображение. Я слушала себя.
В интимных отношениях Грегори вел себя скромно и осторожно. Он был искусен и прекрасен, но ему не хватало непосредственности. Его вежливость заменяла темперамент, которого ему недоставало.
– Что бы ты делал, если бы ты был бедным?
– Что-нибудь придумал бы, – сказал он.
Ему нравилось слушать мои рассуждения о бедном и богатом мегаломане, о мегаломане-эгоисте и щедром мегаломане.
– Если ты мне не скажешь, почему ты меня остановил, я рассержусь… Не на шутку.
– Потом, – сказал он. – Позже.
Рядом с Грегори Нью-Йорк был совсем другим городом. Я вышла из грязи, чтобы войти в роскошный мир с обувью за сто пятьдесят долларов и сногсшибательной одеждой. На десятый день совместного обитания я почти лишилась голоса, так много он заставлял меня говорить.
Однажды мы лежали в кровати после одного из этих спокойных любовных актов, во время которых он нагонял на меня скуку своей предупредительностью. Я никогда не была так несексуальна, как с этим соблазнителем. Повернулась к нему. Я смотрела на его профиль со слегка покатым подбородком.
– Ты страдаешь психозом. Тебе требуется все время самоутверждаться. Ты заключил пари, что остановишь первую встречную девицу.
Он оживился.
– Психоз? Я тебя слушаю.
Я приподнялась. Он посмотрел на меня с нежностью. Кто расплачивался головой в этом деле?
Я поцеловала его. Его умеренная страсть меня дезориентировала. Пусть бы провел рукой по моим волосам. Пусть бы сказал мне что-нибудь приятное. Любую банальность на французский манер, машинально и с чувством. Что-то ласковое, что говорят жене, любовнице, кошке, собаке. Кому угодно… Но говорят.
– Я тебе все объясню, – сказал он с раздражением – Потерпи. Я сделал все, чтобы ты была довольна.
– Но я не платное приключение, Грегори.
– Ты не так поняла. Какое значение имеют эти небольшие подарки. Эти знаки внимания так естественны. Ты мне принесла столько…
– Чего?
– Столько…
Он колебался. Я теряла терпение.
– Столько чего?
– Столько свежести…
Столько свежести. Это слово можно было понять уничижительно. Почему не столько нежности… Слова свежесть и нежность были немного избитыми, легко заменить одно другим.
– В моей жизни, – продолжал он, – ты – событие. Ты несешь в себе богатый мир. Которым ты делишься со мной…
Я попыталась пошутить.
– Мне еще не приходилось спать с кроссвордом. Ты для меня загадка. Главное, чтобы ты не оказался убийцей. Психозы излечимы. Должно быть, в детстве тебе доставалось, жестокая нянька оставляла тебя одного в темной комнате. Чтобы проучить. Твои сверхзанятые родители, твоя мать, очевидно легкомысленная, вспомнила о твоем существовании, когда тебя похитили. Скажем, это произошло в восьмилетнем возрасте. С тех пор ты травмирован. Ты спасаешься бегством. Ты боишься всего. Ты ждешь решения от женщины, которая была бы не похожа на твою мать. Женщина из другого мира… Следовало бы ей опустить тебя на реальную землю. Только бы она была здоровой, грубой и терпеливой.
