Алекс обнял меня за талию, и мы двинулись в сторону дома.
– Я умею шпаклевать стены и клеить обои.
– Не-е-ет! Ты не для этого получал высшее образование. Кто же тогда будет писать лирическо-хулиганские истории? Секс, мат, филологические изыски – вот это вот все!
Он рассмеялся.
– Зато не придется расписываться на сиськах.
– Другой был бы рад, что женщины предлагают ему свое самое ценное. – Заметила я.
– Спасибо, нет. Я люблю только твою грудь. – Решительно заявил Алекс и запечатлел на моей щеке поцелуй. – Другой мне не надо!
– Как романтично. – Тая от его слов, улыбнулась я.
– Когда кто-то любит кого-то, как я тебя, только так и бывает. – Сказал он, подхватил меня на руки, покружил вокруг себя, поставил на землю и поцеловал.
Глава 49
Спустя несколько дней уже трудно было представить, что когда-то было по-другому. Без Алекса, без их с дедом словесных баталий и посиделок на кухне, без прогулок с Тумаком и розовых тапочек с другой стороны постели. Невозможно поверить, но Алекс уговорил Тумака избавиться от страшных кукол с откушенными ртами: всех их заменила симпатичная плюшевая собачка Дуня из магазина игрушек, и с ней теперь пес проводил свои ночи любви.
Открытым оставался лишь один вопрос: кастрация Тумака. Мама настаивала, что пес мучается и вынужден выплескивать свою энергию на плюшевые заменители, а дед упорно отстаивал право кобеля носить свои бубенцы. Он верил, что однажды Тумак похорошеет, обрастет густой шерстью и встретит на улице свою судьбу. Алекс же предлагал начать, хотя бы, с новой нормальной клички, а тетя Тамара связала псу теплые носочки для прогулок – осенью пригодятся. У Тумака начиналась новая жизнь.
А вот отношения Тамары с дедом все еще были сложными, но двигались определенно в сторону примирения. Соседка больше не заходила в гости за сахаром и мукой, но исправно продолжала присылать «невыносимому хрычу» пироги и плюшки. И так как Алекс только учился готовить под строгим руководством деда, то эти пироги и плюшки сметались со стола еще до того, как они там появлялись.
Дед же постоянно интересовался, как там дела у «назойливой соседки», причем делал это так часто и так назойливо, что даже мы с мамой уже не могли отрицать его интерес к Тамаре Михайловне. Раз в день он врубал музыку на проигрывателе, а она стучала ему в стену: надо было только видеть, каким довольным он выглядел в этот момент.
И пусть дед все также забывал книгу в микроволновке и пульт от телевизора в холодильнике, но он стал заметно активнее и даже перестал прихрамывать, передвигаясь по квартире.
Да и квартиру было не узнать: гостиная посвежела, в коридоре стало светлее, ведь стены покрыли краской приятного бежевого оттенка, а в ванной положили новую плитку. Правда, пришлось для последнего нанять бригаду со специнструментом, но дед и тут не упустил случая покомандовать: все строители во время работы прошли ускоренную строевую подготовку и курс молодого бойца.
А я больше не пыталась накормить Алекса конфетами или унизить новыми байками о его прошлой жизни. Все как-то само устаканилось: любовь она вообще такая – усмиряет всех непокорных и буйных, успокаивает тревожных и злых, отметает всю шелуху. Мне больше не к чему было наказывать Алекса, не осталось никаких старых обид. Он был другим, и вся наша жизнь теперь была другой.
– Ремонт – одна из распространенных причин развода. – Прочитала Катя, усаживаясь на край Алискиного стола. – Вот, черным по белому. – Указала она мне на статью в газете. – Не представляю, как ты со своей Писюлей еще не разругалась! Еще и сами все стены красите, да так быстро!
– Хватит звать его Писюлей. – Надулась я. – Знала же, что нельзя тебе рассказывать о его прозвище!
– А что такого? Если у него выдающиеся достоинства, то к чему молчать? Пусть девчонки завидуют!
– Они и так уже. – Понижая тон голоса, заметила Алиса. – После того, как в газетах напечатали фото Пипкена с Любой, все желтые издания словно с цепи сорвались: ищут любую информацию о девушке, которую он представил своей невестой.
– Газеты? – Смутилась я. – Я видела только одну, там была заметка о премьере в театре и небольшое фото, где почти не видно моего лица.
– Ох, милая. – Алиса порылась в ящике и выудила целую стопку.
– Наши змеюки потому второй день и шепчутся. – Оглядела недобрым взглядом офис Катя. – Весь пол в их завистливых слюнях!
Я стала перебирать издания, и в каждом находилась статья о премьере с нашим фото в разных ракурсах. В одной из статей почти ничего не было сказано о спектакле, зато событие с появлением невесты даже было вынесено в заголовок: «Одного из завидных холостяков скоро окольцуют!» И как назло сопровождалось все неуклюжим фото, где я морщу лицо от вспышек фотокамер и выгляжу как Тумак, оскалившийся на непрошеных гостей.
– Вот черт.
– Ага, но зато ты тут красотка. – Сказала Катя. – Нет, серьезно. А эти членистоногие пусть завидуют. – Она кивнула на проходящих мимо Тату и Жанну. – Кто-то выйдет замуж за Писюлю, а им вон – даже самая завалящая писюлька не светит!
– Ка-а-атя! – Хором простонали мы с Алисой.
– Что? Мне понравилось это прозвище. Говорящее, игривое! Людям с такой фантазией, как у вас двоих, никогда не будет скучно в постели.
– Боже мой, да я вообще не думаю о постели! – Сокрушенно произнесла я. – Все зашло так далеко! И я все чаще думаю о том, что нужно ему все рассказать. Особенно, когда он делает для меня что-то приятное, когда старается.
– О, да-а-а. – Оживилась Морозова. – Божественный куннилингус? Я знала, что намек сработает!
– Она когда-нибудь не говорит о сексе? – Устало спросила я у Алисы.
– Нет, это ведь ее работа. – Виновато пожала плечами Алиса. – В каждом разговоре – тема для новой заметки в колонку «Sex», идеи так и витают в воздухе.
– Кстати. – Задумалась Морозова. – А что, если мне написать о ласковых прозвищах? Как думаете, это возбуждает
