честно тебе расскажет.
Хоть он и просил меня не лезть, но я не могу молчать. Лезу на рожон и стискиваю кулаки.
– Не думай об этом, малыш.
Гордей произносит это мягко, но я понимаю, что продолжать этот разговор нет никакого смысла.
Мы возвращаемся домой, и я оказываюсь прижатой к стене. Задыхаюсь от града поцелуев, что обрушиваются на губы. Хватаюсь за плотную ткань рубашки и чуть ли не скулю в его губы. Соскучилась до головокружения.
– Соскучился по тебе, – выдыхает Гордей мне в рот, словно читая мысли.
Сердце радостно подпрыгивает. Дрожащими руками пытаюсь расстегнуть пуговички на рубашке, но получается фигово. Гордей что-то ворчит, отстраняется, а я жалобно хнычу от резкой нехватки его горячего тела.
Стаскивает рубашку через голову, и я сглатываю при виде литых мышц на груди. Он великолепен! Огромный и такой привычный, что сердце замирает от нежности.
Я думала, что Гордей и нежность несопоставимы? Бред! Именно Гордей нуждается в нежности, а я отчетливо понимаю, что готова давать ему эту нежность.
Но дольше мне думать просто не позволяют. Закидывают на руки и несут в гостиную. Гордей опускает меня на диван и отстраняется. Окидывает меня горящими глазами и облизывает нижнюю губу. И это настолько порочно, что низ живота моментально сковывает спазмом.
– Красивая.
Его руки гладят мои бедра, и он, надавливая на внутреннюю сторону, разводит широко мои ноги. Щеки опаляет жаром от осознания, что платье задралось и теперь перед глазами Гордея мои широко разведенные ноги и трусики.
Он не разрывает взгляд. Подцепляет пальцами трусики и уже привычно рвет. Недолгая боль опаляет кожу, но эта боль только сильнее разжигает внутри пожар.
Выдыхаю его имя, когда Гордей вводит в меня палец. Выгибаюсь навстречу. Чувствую, как внутри распирает от чувства наполненности.
– Сладкая, – проводит языком по складочкам и вырывает из меня громкий стон.– Такая сладкая, что крышу рвет.
Жар его слов опаляет внутренности. Я запускаю руку в его волосы, и Гордей с силой втягивает в себя клитор. Не сдерживаюсь и кричу. Хочется метаться по дивану, но Гордей прижимает мои бедра к кожаной обивке.
– Не торопись, малыш. Хочу, чтобы ты кончила с моим членом внутри.
Еще раз втягивает клитор и отрывается от моих складочек. Разочарование растекается по венам, и затуманенное сознание не успевает прийти в норму, как ощущаю мощный толчок, выдирающий из меня громкий стон.
– Вот так, – тихий хриплый шепот ударяет по напряженным венам.
Жесткие толчки сотрясают тело, и я впиваюсь ногтями в руки Гордея, которые держат мои ноги широко разведенными. Рискую открыть глаза и тут же чуть не улетаю в небытие. Вижу, как горящий взгляд Гордея устремлен на то место, где мы соединяемся воедино. И это настолько воспламеняет кровь, что я с трудом остаюсь в сознании и не кончаю.
– Гордей…– только и могу выдыхать после его каждого мощного толчка.
– Ты моя, – рвано выплевывает Гордей, и я вижу, как напрягаются его мышцы, – слышишь?
Не успеваю ответить: Гордей делает несколько круговых движений пальцем по клитору, и эти движения разрывают внутри атомную бомбу.
– Маленькая моя, – сквозь пелену доносится до слуха, и я погружаюсь в темноту.
Гордей
Ощущение какой-то задницы не покидает меня несколько последних дней. Снова подсаживаюсь на сигареты, пока пытаемся вычислить говнюка, который позарился на мое.
– Ну че? – в который раз за день спрашиваю у вошедшего в кабинет Дана.
Друг ерошит волосы и беспомощно разводит руками.
– Как призрак какой-то, сука. Неуловимый.
Сжимаю ручку в пальцах,и она с треском ломается,осыпавстол обломками.
– Надо к Саше парней приставить, – рассуждаю в слух, и ловлю кивок Дана.
Беру телефон в руку, но меня отвлекает стук в дверь.
– Можно, Гордей?
На пороге возникает Иванов, и у меня лицо вытягивается от удивления. Какого?..
– Проходи.
Тесть плотно закрывает дверь и тяжело садится в кресло. Выглядит осунувшимся и каким-то постаревшим. Неприятное предчувствие сильно скребет когтями за ребрами.
– Что-то случилось?
Иванов складывает руки перед собой и встречает мой взгляд. На дне его взгляда плещется что-то, похожее на панику.
– Разговор есть, – переводит взгляд на Дана.– Я могу говорить при твоем друге?
– Да. У меня нет секретов.
– Я только недавно узнал, кто ты такой.
Эти слова простреливают нутро. Не реагирую и жду дальнейших объяснений.
– Пропавший сын Олега. Я бы даже не догадался…
– Кто донес?
– Случайно всплыло. Жена фотографии перебирала старые. Я и не думал, что мог забыть, как выглядел Олег в молодости. Ты его копия, только больших размеров.
Кривая усмешка – и он нервно запускает руку в волосы.
– Потом повторно проверил по своим каналам. Но поздно уже было, дочь уже твоей женой была. Фамилию матери взял. Лихо меня обставил, когда я первый раз тебя пробивал. Зачем ты появился, Гордей?
Встаю с кресла и подхожу к окну. Олимп. Так, кажется, Саша выразилась?
– Не догадываешься?
Чувствую, как между лопаток неприятно колет. Передергиваю плечами, чтобы скинуть это ощущение. Вот уж чего Иванову не занимать, так это крепких яиц.
– Просвети.
Поворачиваюсь лицом к сидящему мужчине. Набираю в грудь побольше воздуха… Черт, я был не готов к этому разговору.
– А отца моего кто на тот свет отправил?
Лицо Иванова темнеет на глазах. Черты лица заостряются.
– Он сам туда отправился.
Делаю рывок в сторону тестя, но Дан тормозит на половине пути.
– Остынь, Гор.
– Хочешь узнать, что тогда произошло? Я поэтому-то и пришел сегодня, – Иванов снова ерошит волосы.– Нас трое было. Олег, я и Гена. Мы были чуть ли не королями, пока одному из нас стало мало тех денег, которые мы имели. Он убедил нас с Олегом в одном прибыльном дельце. Убедил нас вложить сбережения. Мы тогда даже и не думали, что кто-то из нас так может подставить другого. Но Гена смог. Лишил нас всего, а сам свалил в закат.
– Вранье. Я помню, как ты приходил к моему отцу с какими-то бумажками.
Тесть тяжело вздыхает, а я морщусь от разлившейся в груди боли. Неприятно просто ворошить то время.
– А я и не отрицаю. Я пришел подписать бумаги, которые мне Гена передал. Я реально верил ему как себе. И остался ни с чем.
– Да как это ни с чем? У тебя вон бизнес какой нарисовался!– рычу я и снова надвигаюсь на Иванова.
Стопорю себя в последнюю секунду, чтобы не врезать по роже. Надо закрыть этот вопрос. Выслушать его и уничтожить, как и планировал.
– Нарисовался? – вижу, как тесть злится.– Ты знаешь, чего мне стоило
