обязательно, – выдыхаю в сторону, ёжась от холода, и вовремя закусываю предложение уступить мне куртку.
Не хочу, чтобы запах моих духов на его одежде стал причиной чужого раздора. В памяти слишком свежо как больно может ранить такой пустяк.
– А мы с тобой чем не пример таких противоположностей?
– А мы с тобой крайности, Антош. Это другое. – Ухмыляюсь, разглядывая нюдовый ободок от помады на фильтре. – Иди догоняй свою красавицу, докуришь в другой раз.
Вокруг становится ещё более шумно и людно. Кто-то, как мы, выходит то ли остудить голову на морозе, то ли подышать никотином, кто-то только приехал и спешит смешаться с толпой внутри клуба. Метлицкому приходится придвинуться вплотную, чтобы быть услышанным.
– Сперва я хочу извиниться за все гадости, которые тебе наговорил. На самом деле я так не думаю. Ты особенная, Влада. Просто не каждому по зубам. Я свои обломал, вот и брякнул тогда со злости. Прости.
Это звучит слишком тихо и искренне. Меня разбирает хриплый дымный смех.
Я себя переоценила, а он не рассчитал силы. Два идиота.
Ох ты ж... никогда ещё у нас с Метлицким не было столько общего. Но прежде чем я открываю рот, чтобы с миром отпустить его на все четыре стороны, унизанная кольцами рука отбирает у меня сигарету, а затем метко отщёлкивает ту в урну.
– Ну привет, моя пропажа.
Я боюсь давать громкие названия эмоциям, что вспыхивают в груди со скоростью лесного пожара, но их сила способна землю унести из-под ног. И растерянный вид Антона, начавшего пятиться ещё до того, как Раду договорил, делает их только крепче.
– Вот так встреча... – Безотчётное ликование срывает мой голос.
– Я тоже скучал по тебе, Чертёнок.
Раду обнимает меня сзади требовательно и жёстко, без намёка на ласку или осторожность. Именно так, как нужно мне, чтобы ощущать себя хрупкой и женственной. Я замираю, жадно впитывая тепло его напряжённого торса под распахнутыми полами полупальто, только сейчас осознавая как сильно продрогла.
– Влада, всё в порядке? – подаёт голос Антон, с недоумением глядя поверх моего плеча. – Это, вообще, кто?
– Муж.
– Знакомый.
Мы произносим это одновременно, вгоняя Метлицкого в ещё больший ступор.
– Без меня на мне женился?
Рвусь в сторону как обожжённая, но Раду дёргает меня за локоть, поворачивая лицом к себе. А там, за прищуром зелёных глаз такая ярость...
– Забежал немного вперёд. Не устраивай сцен. – Он вжимает меня виском в свою нижнюю челюсть, намертво фиксируя затылок ладонью. – Ты, я смотрю, закаляешься?
– Подышать вышла, – отвечаю неверными губами, поражаясь тому, как быстро обмякаю под его напором.
– Так, может, до трусов вообще разденешься? Водички ледяной принести? – цедит он хрипло, не повышая голоса. – Больная на всю голову. Угораздило же меня...
– И зачем подошёл? – выдыхаю, тоже переходя на полушёпот. – Шёл бы себе дальше.
– За тобой приехал. Дома не сидится, да?
Вот уж не думала, что от такого наглого заявления по спине побегут мурашки. Или это тело ловит эхо его прерывистого дыхания, в котором намешано слишком многое для равнодушия?
Знать бы, что в нём так хрипит: беспокойство, ревность, страх упустить выгодную партию?
Я так устала во всём сомневаться.
– А знаешь, поехали. Отвези меня домой, – запечатываю рвущуюся тоску за мнимым энтузиазмом. – С родителями познакомлю.
Почти весь обратный путь мы проехали в молчании. Раду заговаривает, лишь начав сворачивать к элитному посёлку.
– Малыш, я знаком с твоими родителями.
Я впервые за вечер позволяю себе посмотреть на него прямо. И чувствую, как тепло откуда-то изнутри бьёт прямо в голову. Как после глотка крепкого алкоголя. Как во время прыжка с высоты. Как встреча после долгой разлуки. Мы знакомы всего без году неделя, а не виделись и того меньше, но... увы. Поганец прочно успел забраться мне в голову.
– Я в курсе кто ты.
Он кивает. Догадывался, что неудивительно. Других причин сбегать у меня не оставалось.
– Значит, поэтому ушла.
– Нет, ушла я потому, что ты слишком много на себя берёшь.
– Разве?
Быстрый взгляд в мою сторону мажет по губам всполохом жара. Я механически сжимаю краешек платья в кулак, как будто это поможет придать голосу твёрдости.
– Ты не имел права ни похищать меня, ни принуждать играть в свои грязные игры. Я не хотела ничего этого. Так нельзя.
– Мне, по-твоему, сейчас должно стать стыдно? – Вот теперь ирония в его глазах настолько неподдельная, что гадать не приходится. Не стыдно. И Раду это подтверждает вслух: – Ни капли. С того момента как внёс тебя спящую в свой дом я каждый божий день был счастлив. И да, я уверен, что смогу сделать счастливой тебя.
Сложно. Как же, чёрт возьми, сложно определиться, где он юлит.
– Я в этом сильно сомневаюсь, – говорю, как чувствую.
– Сомневаешься? А в том что будешь счастлива без меня, стало быть, уверена? Или собралась всю жизнь прожить в обнимку своей принципиальностью и независимостью? Бред это всё. Ты говорила, что любишь? Говорила. А у любви нет гордости.
Так. Хватит. Прикрываю веки и вдыхаю поглубже, прогоняя все лишние мысли. Выдыхаю. Открываю глаза, стараюсь смотреть на него беспристрастно.
Рисковый, опытный, целеустремлённый, склонен к нестандартным решениям. Чем не отпетый манипулятор?
Говорить красиво даже Метлицкий умел. Но вот не припомню случая, чтоб гордость Раду за время моего плена хоть раз значительно пострадала. При этом я должна безропотно принять его точку зрения и просто плыть по течению? Удобно, что сказать.
– Я была пьяна.
Он весь каменеет, напряжённо глядя на дорогу. Вдоль обочины, сливаясь в бесконечную ленту, пролетают сугробы. Смотрю на них и почему-то мелко трясёт. Хотя сомнений нет – нужно поставить его перед выбором. Другого способа понять, что им движет, я попросту не вижу.
Из машины выскакиваю, кажется, прежде чем он успевает притормозить. Картинка до мозга не сразу доходит, с трудом разбираю знакомую с детства дорогу. Господи, что со мной происходит опять? Почему стоит ему оказаться поблизости и меня штормит как иглы на сломанном компасе? А Раду, как назло, нагоняет и больше ни на шаг не отстаёт.
Так сильно переживает, что я захлопну дверь перед его наглым носом? Не сейчас.
Нужно видеть лица моих родителей, когда мы вместе
