выйти к свету. А иначе тьма будет править из года в год.
Ева перелом сознания не осилила. Это прозвучит банально и пафосно. И вместе с тем страшно. Но отразит суть.
Она пыталась вытравить боль предательства, но каждый раз возвращалась к исходному этапу — туда, где сама себе позволила обмануться. Ах, умная? Рациональная? Злобный смех. Тебе говорили, что ты не на своем месте. Ты упрямо пёрла вперед, никого не слушая, ибо верила в чистоту намерений любимого человека. Считала, хватит мозгов разобраться.
Пчелка, не знающая, что не может летать.
Казалось бы, что в этом такого? Миллионы девушек, ставшие жертвами в схожих ситуациях, поднимаются и идут дальше. Возьми и сделай так же. Но. Вот здесь происходит парадокс. Включается гордыня, которой она раньше за собой не замечала. Чудовищная духовная болезнь, да и трудноизлечимая. И круглые сутки светящимся табло одолевает закономерный вопрос: за что со мной так? Я не заслужила! Я никому ничего…никогда… А они…так жестоко!
Первый год прошел под эгидой полнейшего непринятия. Засыпала и просыпалась на одной ноте: как такое допустила? И выезжала на собственной злости. Зубрила, практиковалась, обрастала всевозможными навыками, вызывала восхищение окружающих как очень молодой и толковый кадр с перспективами на будущее, когда путь становления будет окончен. Жила обыденно, общаясь с семьей, друзьями, миром. И при этом вздрагивала от малейшего катализатора — на мужчин не могла смотреть вообще.
Второй год полз под лозунгами апатии. И всё было не то, и белый свет немил. И Ева такая…не такая…и никакая. Очаг возгорания пусть и мельчал, но не исчезал насовсем. Обида никак не желала покинуть ее сознание. Девушка расставляла всё по полочкам, включая свое рациональное естество, сеяла эти «зерна», а потом из-за угла выбегала маленькая девочка, давившаяся злыми слезами, и трясла кулаком. Не прощу. Вот просто до глубины души… И Ева не знала, что такого должно произойти, чтобы эту самую девочку отпустило. Удовлетворило нынешним раскладом.
Третий год принес смирение. Тотальное. Возможно, этому способствовал фактор работы, на которую получилось устроиться случайно. Если раньше в учебном коллективе от нее не требовалось социального взаимодействия, то есть, девушка могла не участвовать в разговорах и не вникать в обсуждаемые темы, сосредоточившись на профессиональном, то у Инги Робертовны такой номер уже не прокатывал. Она гоняла своих «котиков» по азам общения с клиентами, контролируя и спрашивая с каждого.
— Вы ничем не отличаетесь от парикмахера и мастера маникюра! Вы тоже играете роль психолога для людей, приходящих в этот центр! Вы тоже меняете жизнь своим махоньким участием и способностью слушать!
И это стало мантрой. Вообще, женщина свято верила, что сфера обслуживания подразумевает наличие навыков психолога. Априори.
Ева научилась слушать. И даже больше — вникать. Сочувствовать, поддерживать, высказываться там, где того предписывала ситуация. Узнавала иногда бесконечно нездоровые вещи, от которых кровь в жилах стыла. И потихоньку отходила от своего личного ада.
Из всех пройденных этапов она сделала следующие выводы: да, некрасивая, слепая и глупая. Выше головы не прыгнешь. Пробовали. Знаем, как больно. И черное белым не станет. И еще куча аналогий. Устав, под конец пришла к единственно правильному для себя решению — родить ребенка. Подарить ему весь мир, что притаился внутри, воспитать так, что собственное достоинство и вера в себя были превыше чувств к кому-либо. И чтобы избежал ее ошибок… Любовь к крохотному существу точно излечит и саму девушку. А на что-то большее ей и рассчитывать нечего.
Руслан… Руслану неведомо, что творилось и творится с Евой. Как ее пытались менять и внедрять чужеродные нелепые элементы, якобы подгоняя под стандарты общества, в котором предстояло жить. И, скрипя сердце, девушка поддавалась некоторым веяниям, извлекала уроки. Например, улучшила вкус в одежде. Хотя, если говорить правду, это больше упиралось в деньги. Тогда их у нее не было. Но был Карен. И Анна Седраковна. А теперь Ева зарабатывает достаточно, чтобы облачаться в то, что нравится и не думать о лишнем нуле в ценнике.
Но почему-то и этот парень решил, что ей для полного счастья не хватает перемен в имидже и поднятия самооценки через внимание мужчин. Опять же отсылка к тому, что воспаленное мышление порождает схожие ситуации. И если сначала это разозлило, то, едва волна куража и спеси сошла на нет, безнадега тут же сдавила внутренние органы, напоминая об ее ранах, так старательно маскируемых внешними успехами и спокойным характером. Эти два дня стали мучительными испытаниями для ее выдержки. Будто каждое действие было направлено на восстановление в памяти событий трехлетней давности. Но в общей сложности это длится уже седьмой год…
На этой прерванной мысли Ева вышла из ванной, облачившись в пижаму и успев нанести различные уходовые средства для тела и лица. Сбилась, когда, взяв в руки телефон, обнаружила сообщение:
«Ты же не спишь? Открой мне».
Естественно, от Руслана. Пришло около двадцати минут назад.
Девушка подошла к двери и распахнула ее, с изумлением обнаружив, что парень до сих пор стоит, облокотившись о стену.
Господи, ну и терпение…
— Зефирка! — обрадованным полушепотом.
Она пропустила его в дом и поплелась следом в гостиную, где он, стоя к ней спиной, с любопытством озирался, впервые побывав здесь в гостях. Видимо, завершив изучение интерьера, заключил вслух:
— Я и сам бы понял, что это не твоя квартира. Ничего о тебе.
А затем резко крутанулся на месте, окинул Еву весьма плотоядным взором и двинулся на девушку с непреодолимой стремительностью. Оказавшись рядом, бесцеремонно сорвал с ее головы мокрое полотенце, водруженное тюрбаном после душа, и тут же запустил пальцы в волосы с блаженным вздохом.
— Я так и знал! — прохаживаясь подушечками по влажным прядям, ероша их, играясь. — Кучерявая…
Ева, обалдевшая от данного порыва и напора, просто стояла и позволяла ему хозяйничать. И…была заворожена этим детским восторгом. Мальчишка. Такой…живой, что ли, в отличие от нее самой. Сложно поверить, что еще несколько часов назад он грубил ей, выдав пару гадостей. И еще сложнее поверить, что днем ранее пытался применить силу…
— Где руки мыть? Не хочу тискать тебя грязными лапами…
Девушка машинально указала в нужную сторону, а он бросил на ходу:
— Тащи ложки!
Взгляд упал на пакет, который он положил на журнальный столик. Торт?.. Опять ложки? Действуя, скорее, на автопилоте, она выполнила своеобразную просьбу. Когда вернулась, Руслан уже доставал сладости…
— Обычно в фильмах истерику девчонки закусывают мороженым. Я не знал, какое ты любишь, взял разные. Садись, — похлопал по обивке рядом с собой. — Надеюсь, не сильно растаяло, пока
