самый грустный день в году действительно слишком уж печален, чтобы встречать его в одиночестве.
Александр
— Самое главное — не заставляйте ее есть. Не хочет — пусть останется голодной, ничего страшного. Перед сном она любит почитать вслух — посидите с ней. Оставляйте ночник, она боится темноты. Ни в коем случае не забирайте у нее зайца! Если она будет кричать и требовать уйти из комнаты — сразу уходите.
— Как же так, разве можно оставить ребенка в таком состоянии!
— Я что-то непонятное сказал? — повышаю голос, и новая няня мгновенно опускает глаза и кивает. Продолжаю: — Если ночью захочет пить, дайте просто воды, никакой колы, иначе потом не уснет.
— Вы такой заботливый отец!
Мрачно зыркаю на женщину лет пятидесяти на вид. Она вся пухленькая, как булочка, уютная. В агентстве сказали, что родители ее обожают.
Но после этой фразы все временные няни начинают расспрашивать, где мама Дины, что с ней случилось и не тяжело ли мне одному.
А потом начинают доказывать, что они станут отличными матерями моей дочери.
Что обычно заканчивается истерикой Дины.
Потому что они обязательно нарушают какое-нибудь из правил. То сами рвутся читать на ночь, причем свои сказки, а не «Зоков». То пытаются постирать зайца, силой выдирая его из рук. Заплетают тугие косички, ставят назидательные мультики, изо всех сил стараются впихнуть полезный суп — прегрешения многочисленных нянь, успевших поработать у нас, можно записывать и снимать, как отдельный сериал.
Прохожу в детскую, где Дина, как обычно, сидит на диване в обнимку со своим зайцем и смотрит на метель на улице. За окном моей московской квартиры не так живописно, как питерской — никакого собора, музея, канала. Только голые ветви деревьев и фонарь. Но она все равно смотрит. От этого разрывается сердце.
Хотя психолог говорит, что все в порядке, смена городов прошла нормально.
— Пап, тебе обязательно уходить? — шепчет Динка, обнимая меня за шею и обдавая сладким карамельным дыханием.
— Да, малышка, важные дела, — виновато говорю я. — Но на выходных, обещаю, мы вместе…
— Поедем к Лале?
Ненавижу себя за то, каким радостным становится ее голос. И за то, что отвечаю:
— Нет, но мы пойдем… — судорожно думаю. — В аквапарк! Хочешь в аквапарк? Там настоящий пляж.
— Нет, в парк не хочу, хочу в Летний сад.
— Он же летний, зимой закрыт… наверное.
— Хочу к Лале! — уточняет она для непонятливого меня.
— Мы об этом уже говорили.
Так говорили, что подаренная ею чашка разлетелась на осколки.
Чуть было не бросился ее склеивать, но подумал, что глупо. Дело не в чашке.
Выпрямляюсь и смотрю на часы.
Пора.
Дина машет мне и снова утыкается в окно. Ей-богу, я уже готов снять запрет на планшет — зависимая от игр и мультиков дочь кажется мне меньшей бедой, чем вот такая тихая.
Прощаюсь с няней и спускаюсь к приехавшему такси.
В этот раз я покривил душой. Особо важных дел у меня нет. Просто один из партнеров отмечает день рождения.
Такси подруливает к сияющему огнями клубу, откуда музыка шарашит на весь квартал.
В который раз кажется, что все это не стоит времени. Музыка, люди, кальян, танцующие девчонки, которые притираются хорошо оттюнингованными телами, пока я пробираюсь к лестнице на второй этаж.
Меня встречают знакомые лица. Все пожимают руку, тут же машут официантке, чтобы принесла бокал, хлопают по плечу, уточняют насчет договоренностей.
Наконец устраиваюсь на мягком кожаном диване и получаю ледяной бокал, из которого с удовольствием отпиваю.
— Ну что, рад, что домой вернулся? — спрашивает именинник. — Ну их, эти болота!
— Дина скучает по Питеру, — отзываюсь я.
— Что?! — кричит он, не расслышав мой ответ из-за грохочущей музыки.
— Дина, говорю, скучает! — ору я, наклонившись через столик и купая невесть зачем напяленный галстук в чьем-то пиве.
— Дочь? — уточняет он.
— Дочь.
Я всем про нее рассказывал, показывал фотографии и даже скупо обрисовал ситуацию со своим браком. Но эти мужики под пятьдесят последний раз со своими детьми разговаривали, когда отправляли их в первый класс. В восемнадцатилетних девицах они разбираются куда лучше, чем в пятилетних.
— Переживет, — машет рукой тот, подтверждая мои мысли. — Дети быстро забывают обо всем!
Дина не забыла меня, даже когда я о ней забыл.
Кто из нас дети?
В наш лаунж впархивает стайка тех самых восемнадцатилетних, в которых собравшиеся тут серьезные мужчины разбираются куда лучше, чем в собственных детях.
Одна из них, рыжая и длинноногая, подсаживается ко мне.
— Угостите? — Кивает на мой бокал.
Щелкаю пальцами, подзывая официанта.
— Виски со льдом, — делает она заказ.
— Тебе не рано пить? — Меряю ее взглядом.
— Мне двадцать!
— Выглядишь лет на пять младше. А будешь бухать — будешь на десять старше. Поверь.
Мрачно поднимаю свой бокал, она чокается с ним своим и смеется. Думает, я так шучу.
Но нет, я уже все это видел.
Прислоняется ко мне всем телом. Бедро к бедру, грудью к плечу.
От нее пахнет какими-то тяжелыми восточными духами, совершенно не подходящими молодой девушке.
У нее пухлые яркие губы. На носу нет и следа веснушек — вывела или замазала.
А у Лары были, несмотря на блондинистость. Почти прозрачные, светлые, но вблизи — видно.
И пальцы, которые держат бокал — не такие тоненькие, как у Лары, хотя сама девушка совсем тростинка, одной рукой можно обхватить талию.
— Давайте на брудершафт! — говорит она, блестя глазами.
Такая юная, наивная со своими хитрыми уловками, которыми наверняка гордится.
Наклоняюсь к ней, глядя на блестящие приоткрытые губы, вдыхаю густой тяжелый аромат духов…
— Прости, отойду на минуту, — говорю, поднимаясь с дивана под разочарованный вздох безымянной красавицы. Если б она знала еще, что я там единственный не женат, так просто бы не ушел.
На улице морозный воздух продирает носоглотку не хуже алкоголя. Метель уже успокоилась, но становится все холоднее.
Раньше я думал, что нет ничего мрачнее, чем зимний Питер. Но теперь вижу, что он был просто строгим. А вот Москва — унылая, серая, дымная. Не спасает ни музыка, ни огни.
Пальцы сами нашаривают телефон в кармане. Вызываю такси и уезжаю, не прощаясь. Без малейших сожалений.
Дома застаю картину маслом: нянька валяется на диване, задрав голые ступни на стопку подушек и смотрит по спутнику соревнования рестлеров. Могучие потные мужики рычат и трясут головами, демонстрируя мускулы, а приличная пятидесятилетняя женщина, смотрит на экран чуть дыша. Завороженная настолько, что замечает меня, только когда подхожу вплотную.
Вздрагивает, вскакивает и вытягивается во фрунт, как заправский курсант.
Докладывает:
— Дина поужинала макаронами
