— Потом, — нетерпеливо сказал Сашка. — Ты мне лучше расскажи, в чем ты спишь. Наверное, опять в брезентовых штанах, да? И в кофте! И в белом халате! И в очках, в шапке и в маске этой дурацкой! Ну, в чем?..
— Ни в чем, — сонно пробормотала она. — То есть я хотела сказать, что ты бессовестный… У меня режим, а ты вон чего…
— У меня тоже режим, причем — постельный, — возразил Сашка. — Вер, ты, когда завтра придешь?
— После экзаменов… Больной, соблюдайте режим…
— Ладно, — обреченно согласился Сашка. — Я завтра позвоню…
Вера никак не ожидала, что он позвонит с утра пораньше… Хотя какое там «пораньше»! Проспала, не бегала, даже хотя бы зарядочку нормальную не сделала, а уже пора выходить, если она не хочет опоздать. А она не хочет опаздывать, потому что до начала экзаменов надо еще полу-Дюжина правильно настроить, а то мало ли чего ему сегодня в голову взбредет, начнет, чего доброго, нарочно ее любимчиков заваливать, а она уже сказала Марго Терентьевне, что ее Лильке бояться нечего. Хотя когда дело касается таких полудурков, как этот полу-Дюжин, бояться всегда есть чего…
Настраиваясь на рабочий лад и на ходу прикидывая стратегию и тактику предстоящего охмурения полу-Дюжина, Вера торопливо выскочила из дома и побежала через двор, с раздражением отмечая, как неудобно бегать в юбке, и с удовольствием — как удобно в босоножках на плоской подошве, с переплетеньем узких ремешков над пальцами и с надежной мягкой застежкой на щиколотке. Босоножки были копеечные, и тёзка долго стыдила Веру за незнание модных тенденций, наплевательским отношением к имиджу и за плебейский вкус вообще. Тёзка обожала обувь на безумных «шпильках», причем всегда неожиданного цвета и по неоправданно высокой цене. Посмотрела бы сейчас Вера на тёзку в «шпильках», если бы той пришлось бегать по таким буеракам и прыгать через такие канавы…
— Девочка!.. То есть Вера! Куда ты? Я приехал уже!
Бродячий джип стоял в проулке между домами, от него к Вере трусил хороший водитель Олег Николаевич, размахивая руками и озабоченно качая головой. Ну да, Сашка предупреждал, а она забыла. Это нехорошо. Бабушка в таком случае обязательно сказала бы: «Мне интересно знать, чем забита твоя пустая голова». Вера свернула к бродячему джипу и уже собралась извиниться и как-то объяснять свою забывчивость, но водитель ее опередил:
— Не заметила, да? Я бы к подъезду прямо, но я ж не знаю, какой подъезд! Какой дом — знаю, а подъезд — нет. Ну, думаю, на углу постою, и мне все подъезды видать, и ты на улицу мимо меня пойдешь, так и заметишь, что жду… А ты не на улицу, а куда-то через канавы! И опять бегом! Спешишь, спешишь… Садись скорее, сейчас я тебя быстренько доставлю, раз уж так спешишь… Константин Дмитриевич велел прямо до места доставить, а если тебе по пути куда заехать надо, — так чтобы я тебя обязательно провожал, чтобы одна не бегала. Тревожится за тебя. Говорит: мало ли кто привяжется… он вообще очень заботливый, всегда о людях думает.
— А вас разве не Сашка послал? — удивилась Вера, стараясь скрыть внезапное разочарование.
— Ну да, Сашка… Но я Константина Дмитриевича в известность поставил, все, как положено. Константин Дмитриевич говорит: конечно, поезжай, и поосторожней на дороге… Ты не думай, это он не о тачке беспокоится, это он о людях…
И всю дорогу до университета хороший водитель Олег Николаевич раскрывал светлый образ своего шефа, генерального директора господина Сотникова. Хорошо, что всей дороги-то было шесть с половиной минут, но и за это время Вера успела сильно усомниться в профессионализме тёзки, которой заботливый Николаич так понравился.
Заботливый Николаич подогнал джип к самому входу, пулей выскочил из машины, обежал ее, распахнул дверцу и подал Вере руку, помогая выйти. Что оказалось очень кстати: как раз в этот момент к университету подходил полу-Дюжин, который, конечно, заметил всю эту суету и застыл столбом, откровенно пялясь на Веру с выражением недоверчивого удивления.
— Доброе утро, Эдуард Юльевич! — Вера, радостно улыбаясь, направилась к застывшему полу-Дюжину, заранее протягивая руку. — У вас сегодня тоже экзамены с утра? Сочувствую… Ужасно не люблю, когда с утра, особенно если не выспишься. Дурь всякую спросонья слушать — это же пытка! Так бы всех и зарезала… Да вы и сами знаете, как это бывает, правда?
Выражение недоверчивого удивления на морде полу-Дюжина усилилось.
— Да, — сказал он, неуверенно дотрагиваясь до ее ладони своим потным щупальцем. — Доброе утро, Вера Алексеевна… Дурь с утра… да, я тоже не люблю. У меня сегодня вообще дебилы полные… А кто это вас привез, если не секрет?
— Водитель господина Сотникова, — ответила Вера с таким выражением, будто удивилась: как, мол, не знать таких очевидных вещей… подумала и серьезно добавила: — Хороший водитель, господин Сотников им доволен… А почему вы говорите, что у вас сегодня дебилы? У вас же сегодня очники?.. Вот странно… А мне эти группы нравятся. Особенно вторая… Ведь Лиля Воронцова во второй? Ну вот. Даже удивительно: дети из таких семей обычно страшно избалованы, ленивые, самовлюбленные, наглые… Учиться не желают, думают, что за папиными спинами всю жизнь просидят. А эти группы совершенно нормальные. И умные, и старательные, и родством не козыряют. Я бы сказала, даже скрывают родство. Особенно Лиля Воронцова. Хорошая девочка, самостоятельная.
— А кто у Воронцовой отец? — осторожно поинтересовался полу-Дюжин, картинно распахивая перед Верой дверь. Но придержать даже не догадался.
Вера вспомнила Витьку и, благодарно кивнув полу-Дюжину, с раздражением подумала: «Не умеешь — не берись».
— Отец? — переспросила она рассеянно. — У кого, у Воронцовой?.. Понятия не имею. Я знаю только, что она племянница губернатора. А ведет себя скромно. Да, в общем-то, обе группы нормально себя ведут, несмотря на родственные связи… Они же там почти все из таких семей. Нет, правда — даже удивительно. Вы со мной согласны, Эдуард Юльевич?
— Абсолютно согласен! — горячо заверил ее полу-Дюжин. — Действительно, скромные… Вот никогда бы не подумал… И стараются, да… Удивительно.
— Удивительно, — повторила Вера. — А еще удивительнее, что этот недоразвитый Кошельков пальцы гнет. Мама у него, видите ли, на телевидении работает! Хоть бы уж не позорился, честное слово… Говорят, мама у него на том телевидении шестерка какая-то, чуть ли не уборщица. К тому же ее увольнять собрались. А он на каждом углу про маму звенит. Над ним уже весь курс смеется. Да бог с ней, с мамой! Если бы у самого хоть полторы извилины было, так и наплевать, кто там мама, хоть рецидивистка… Дети за родителей не отвечают. Но у Кошелькова, к сожалению, никаких извилин нет. Наверное, все-таки в маму пошел. Зачем он к нам поступил? Да еще на платной основе. Выброшенные деньги. Шел бы сразу в дворники, продолжил бы династию… Вы со мной согласны, Эдуард Юльевич?
