— Я ей условие поставила. Она его не выполнить не могла, иначе очень серьезный компромат против нее был бы предан огласке. Даже живые свидетели согласились давать показания. Хотя, как мне объяснили в тюрьме, от показаний всегда можно отказаться.
— Но тебе-то она за все отомстила. — Катя посмотрела на ослабевшую от травмы подругу.
— В день, когда я ей назначила встречу, над Фаиной проходил суд. — Катя широко раскрыла глаза. — Да. Не хотела вас во все посвящать. По дополнительно открывшимся обстоятельствам, — пояснила Маша. — Ей должны были добавить срок. Об этом постаралась жена Берцева. Причин было много. И месть. И нежелание возвращать деньги. В общем, я ее предупредила заранее, — вздохнула Маша, — если Фаину осудят, если она не вернет деньги…
— Тебе лично? — Катя не могла поверить своим ушам.
— А что?
Катя схватилась за голову:
— Ну ты хоть кого-нибудь бы предупредила! Мы бы с тобой пошли.
— Не хватало вас еще во все это впутывать!
— Не впутала?
— Что теперь говорить! Так вот, о решении в пользу Фаины нам адвокат по телефону сообщил. Так что часть дела, по которому я с ней встречалась, была решена. Про деньги она сразу, как встретились, юлить стала, что не принесла, что скоро подойдет ее человек.
— А почему ты решила встретиться с ней в этой рюмочной?
— У себя дома не могла, чтобы маму опасности не подвергать. К ней ехать побоялась. А рюмочная даже днем место людное. Да и меня многие знали. Думала, они там не решатся.
— Там они и не решились.
— Они мне — освобождение черной вдовы и деньги. Я им — документы с компроматом. Моим условием было не выходить за мной следом из рюмочной.
— Она и не вышла. Следом за тобой вышел ее Бобрик.
— Другого я не могла ничего придумать. Не тайниками же обмениваться! Как в детективных фильмах!
— Это все равно бы ничего не дало! — рассудила Регина. — Если бы захотели отомстить.
— Только деньги бы не смогли забрать, — возразила Катя.
— Они и так не забрали, — с ухмылкой сообщила Маша.
— Как не забрали? — удивилась Катя. — А что же с ними случилось?
— Я их за дверью черного хода в рюмочную успела спрятать. Они не пропали. Их уже Фаине передали.
— Так вот почему ты там оказалась!
— А что вы думали, меня при всем честном народе в подворотню уволокли?
— Ну, я подумала, заманили, — предположила подруга.
— Я же не собака, чтобы меня можно было в темный двор заманить.
Маша была очень горда своим поступком.
— От бессилия своего она это сделала. А может, и от злости, когда узнала, что я бывшая жена Владимира Берцева. Ведь ты, Катя, как оказалось, к ней уже приходила?
— Она и это тебе успела выложить?
Маша тряхнула головой, уходя от воспоминаний, неприятный разговор с Катей и дочерью остался там, за стенами больницы, а теперь всех ждет только хорошее.
— Все, девочки, больше ни слова о плохом, — сказала медичкам Маша. — Не хочу говорить о плохом!
— А расскажите еще о волшебном перстне, — попросила регистраторша, — я так люблю тайны.
— Я ведь могла взять другой перстень, тоже очень красивый, но выбрала почему-то этот.
— А тот, другой, как назывался? — Голубоглазка требовала продолжения.
— Перстень самоубийц.
— Фу!
— Было у меня однажды такое состояние, что хоть головой в омут! Совсем плохо все стало, когда я решила, что Людвиг женился. Я неправильно поняла одного немца, он рассказал, что присутствовал на бракосочетании в семье Штайнов. На самом деле это сестра Людвига замуж вышла. А я подумала, что человек, с которым меня связывало огромное чувство, потерян навсегда, и мне не захотелось… Ну, не хочу об этом! Именно тогда я посмотрела на бриллиант и вспомнила, как была счастлива с любимым, как он рассказывал мне, что перстень не позволит своему обладателю совершить какой-либо безрассудный поступок. И решила, что обязательно все поправится, нужно только потерпеть, и счастье вернется.
— В их роду его передают детям? — шепотом спросила регистраторша.
— Нет, я же вам объяснила, дают выбрать наугад, когда становишься членом их фамилии.
— Значит, он потом может вашей внучке достаться?
— Если угадает, как я.
— А правда, говорят, что вы, Регина, за Льва Борисовича замуж выходите? — застенчиво спросила регистраторша.
— Правда! — ответила Маша за дочь.
— А ваш муж, он где сейчас? — обращаясь к Маше, полюбопытствовала старшая сестра.
— Только что в Германию проводили. Ненадолго, дела закончит и вернется.
— Отец здесь большое предприятие открывает, — объяснила Регина. — Я буду его представителем.
— По производству медицинского оборудования? — спросила девушка.
— Да, чтобы такие, как я, получили шанс вылечиться, — ответила Маша.
— Наверное, все неспроста, — задумчиво произнесла пожилая сестра. — Когда я его увидела, то сразу решила, что он вас найдет, что это его предназначение.
— Так судьба распорядилась.
Все женщины замолчали, задумавшись каждая о своем. А Маша о Людвиге, который в эту самую минуту тоже размышлял о судьбе.
Людвиг смотрел в иллюминатор самолета. Много лет назад он так же покидал этот холодный край, полагая, что навсегда. Теперь он точно знал, что очень скоро вернется к жене и дочери.
Мог ли он подумать тогда, что вновь найдет свое счастье здесь, встретит ту, о которой не мог забыть столько лет, и обретет красавицу дочь, настоящую гордость их рода. Он это заслужил. Верностью своей, преданностью и безграничной любовью. Теперь он знал точно, что любовь всегда побеждает, и не только в сказках.
А может, все дело в перстне счастья? Верил ли он в него? Когда надежды совсем не оставалось, укладываясь в холодную постель, он мысленно представлял себе Машу. Нет, не в чужих объятиях, а с их фамильным перстнем на пальце. И еще он вспоминал бабушку, которая рассказывала ему, ребенку, древние поверья о семейных реликвиях.
«Бриллиант в этом перстне, — говорила она, — может принести счастье, только если он выбран будущим обладателем по праву из других драгоценностей. Украденный или купленный по случаю, он принесет много бед. Подлинную владелицу он защитит от невзгод и злых чар. Но главное его предназначение — соединять по-настоящему преданные друг другу сердца, ибо они — часовые любви, хранители веры и надежды».
В этот миг ему показалось, что Маша где-то совсем рядом, и ему так захотелось прикоснуться к ней.
Для бракосочетания дочери Людвиг снял большой ресторан. Раскачиваясь на невидимых нитях, два огромных сердца висели над входом в зал.
