— по поводу и без…
— Вот как… — час от часу нелегче, и это помимо того, что Алекс уже неизлечимо болен — одно наслаивается на другое и дополнительно влияет на его самочувствие.
— Сколько проживу — понятия не имею… Врачи точных сроков не называют: от двух месяцев до полугода. Короче, недолго осталось…
— Неужели, ничем нельзя помочь? — хуже не придумаешь, когда звучит неизбежный приговор.
И считаю: скрывать правду — не выход из ситуации. Рано или поздно Тина всё равно узнает — и лучше рано, чем поздно… Вряд ли она поблагодарит кого-то за то, что её оградили от проблем и держали в неведении. Для неё это будет болезненным невыносимым ударом…
Самое ценное — время, и его надо использовать по максимуму. Сейчас!
— Нет, мне уже ничем не помочь. Единственное, о чём я мечтаю — не связано с лечением. Хочу увидеть свою дочь в белоснежном подвенечном платье. Внуков бы ещё понянчить… только не судьба… не дождусь их рождения…
Не ожидал услышать такие откровения…
— Ты можешь быть уверен, я сделаю Тину счастливой, — всё, что могу пообещать.
***
Никак не приду в себя после разговора с Алексом, нескончаемый поток мыслей не даёт покоя теперь… это тронуло до глубины души…
И я прав в своём мнении: Тина должна знать правду!
Но есть проблема… Как бы деликатно сообщить обо всём? При этом выполнить просьбу и сдержать данное её отцу слово — пока не рассказывать о фатальном приговоре. Такую позицию тоже можно понять: как мужчина и глава семьи, он не хочет, чтобы к нему испытывали жалость — некоторым людям проще не посвящать в подробности своих бед и справляться самостоятельно с возникшими сложностями.
Только замалчивание ситуации приведёт к логичному результату — моя девочка огорчится и обидится. Обвинит нас, кому было известно о неизлечимой болезни, что не дали ей возможность сделать элементарное — провести с папой отпущенный ему срок жизни, проститься и попрощаться с ним навсегда… И, соглашусь, она будет абсолютно права, предъявив претензии по этому поводу.
Нет, подобный исход недопустим. В первую очередь с человеческой точки зрения.
Если обстоятельства нельзя изменить и Алексу уже ничем не помочь, то хотя бы на моральную поддержку может рассчитывать — это никто не отменял. Он нуждается в заботе и внимании близких, как бы ни утверждал обратное, как бы ни крепился, не собирался с силами и как бы ни пытался оградить дочь от трудностей.
Одному всё вытерпеть невыносимо и нереально… Сам у себя крадёт стремительно, неумолимо уходящее время и не пользуется единственным шансом на дальнейшее, пусть и непродолжительное, общение с Тиной, заодно и её лишает этих крох…
Несправедливо это, причём по отношению ко всем… В конце концов, необходимо скрасить его дни и достойно проводить в последний путь — раз ничего другого не остаётся, а выбора нет.
Звучит не просто печально, а ужасающе и, отчасти, зловеще, как наказание за что-то свыше, как испытание… Но лучше правда, чем недосказанность будет терзать и мучить, когда теряешь родных, не успев многого, и тогда придётся довольствоваться словом «никогда»…
Хуже не бывает: никогда не обнять, никогда не поцеловать, никогда не поговорить, никогда не услышать звучания голоса, никогда больше не увидеть… ни-ког-да… Что в полной мере отражает всю суть неизбежности, быстротечности нашего бытия.
Поэтому надо в корне переломить такое положение дел!
И срочно исправлять! Потом будет слишком поздно.
***
— Макс…
Погрузившись в раздумья, даже не заметил, как моя малышка вышла из душа. Появилась внезапно.
Я посмотрел на неё, скользнув взглядом по точёной фигурке: на Тине одеты лишь трусики и тонкая, кружевная, полупрозрачная сорочка, не скрывающая восхитительных изгибов и подчёркивающая все объёмы с округлостями.
Сексуально покачивая бёдрами, она медленно, соблазнительно, с грацией кошечки, приблизилась. Покрутилась передо мной, демонстрируя себя во всей красе.
— Иди сюда, — похлопал по своим коленям.
— Выпиваешь… — Тина нахмурилась. Явно недовольна.
«Да плеснул виски, желая расслабиться и снять внутреннее напряжение… голова пухнет от обилия мыслей…» — хотя алкоголь не помогает отвлечься, скорее — наоборот, только усугубляет состояние. Словно на куски разрывает изнутри…
С одной стороны я обязан сообщить ей о болезни отца, а с другой — не знаю, как правильно озвучить и преподнести эти новости. Ну и как быть с обещанием ничего не рассказывать? И молчать не могу.
Тупик…
— Что за повод? Выглядишь так, будто хочешь напиться и забыться… Обойдёмся без этого, — она по-хозяйски забрала из моих рук стакан и поставила на столик, стоящий рядом с креслом. Затем села на меня сверху и, обняв лицо ладонями, невесомо прикоснулась к губам.
— Нет повода… — прошептал в её рот.
— Какой-то ты грустный или чем-то озадачен… Случилось что-то? — нежно поглаживает мои щёки в успокоительном жесте.
«Не обманешь…» — чувствует моё настроение.
Проигнорировал вопрос. Ответить пока нечего, и лучше переключить внимание Тины:
— У меня есть идея.
— Какая? — она изогнула бровь.
— У тебя на следующей неделе вступительные экзамены. Как только сдашь всё и поступишь в институт, предлагаю сначала просто расписаться, а свадьбу отметить на Сейшелах в узком семейном кругу. Проведём там медовый месяц, отдохнём, покажешь любимые места, — «а до этого мою девочку ждёт сюрприз — персональная выставка» — мы с Алексом обо всём договорились, он заверил, что организует пересылку картин в кратчайшие сроки.
— Давай, — Тина улыбнулась и сразу приободрилась, — отличная идея!
Если бы она знала, каковы истинные причины нашей поездки туда. И очень надеюсь успеть…
«Время, замедли свой ход!».
Глава 49
Спустя две недели…
— Какая прелесть… глаз оторвать невозможно… потрясающе… — мама внимательно изучает творения Тины, рассматривая с нескрываемым восторгом. Оценивает, разумеется, как профессионал. — Она — талантище! Я даже не догадывалась, что моя крестница умеет так писать и тонко чувствовать детали, грамотно передавая атмосферу, посыл и общее настроение, выплёскивая посредством изображения все мысли,
