Сердце оборвалось. Нет, сердца не было. Оно так и осталось у Дейны. Но то место, где оно должно было быть, стало кровоточить. А он сам чувствовал такую боль, какой не испытывал никогда в своей жизни. Даже в тот вечер, когда она прогнала его.
Опоздал!
Опоздал всюду!
Как жить без нее?
Когда он оставлял Дейну и отправлялся на Лос-Хустос, то испытывал только обиду, ревность и злость. Теперь было хуже. Теперь свершившееся — он мог все изменить, но он все потерял.
Свершившееся?
Блез решительно развернулся и пошел прочь от дома. Свершившееся! Нет, свершиться этому он не даст. Даже если ее обвенчали, он заберет ее… потому что… потому что она принадлежит только ему. И он принадлежит только ей. Так решено в небесах. И никому не дано разрушить этого!
Церковь была по-праздничному украшена цветами и лентами. Разнаряженные гости радостно улыбались, глядя на молодую пару перед алтарем. Счастливый жених слушал благочестивые слова падре Ансельма и поглядывал на Дейну, которая стояла рядом с ним белее снега.
Она слабо понимала, что происходит. Священника слышала словно сквозь толщу воды, и образ его расплывался перед ней. Дейна все время пыталась глубоко вздохнуть, но у нее не получалось. И никак не могла понять — спит она, или все происходит наяву.
И даже когда двери церкви с грохотом распахнулись, и в нее уверенным шагом вошел высокий знатный сеньор в черной одежде и алом плаще, а за ним спешили вооруженные до зубов мужчины, одетые так, как одеваются бродяги и разбойники под жарким солнцем Исла-Дезесператос, когда смолкли гости, когда падре Ансельм прекратил болтать без умолку, в ужасе уставившись на вошедшего, она все еще не знала, видит ли сон в эту минуту.
— Брак свершен? — громогласно спросил сеньор голосом Блеза Ратона.
— Нет, — пробормотал падре Ансельм.
«Блез», — шевельнулись бледные губы Дейны, и в следующее мгновение глаза ее закрылись, голова запрокинулась, и она стала оседать на пол, но была подхвачена сильными руками капитана.
— Дейна, любовь моя! — воскликнул он, испуганно глядя в ее обескровленное лицо, даже губы на котором казались почти синими, и самым ярким оставались ресницы и брови красноватого цвета.
Когда Дейна открыла глаза в следующий раз, ее покачивало в такт волнам. То волна набегала, и она делала вдох. То уходила прочь. И Дейна выдыхала.
Она обвела блуждающим взглядом каюту. О! Эту каюту она узнала бы из тысяч других. Сколько раз она видела ее во сне. И себя в этой каюте. Может быть, и теперь ей все снится. Снится Блез, сидящий на полу. Он склонил голову на кровать, глаза его были закрыты. Дейна протянула руку и коснулась ладонью его волос. И вдруг поняла: он настоящий, не сон, не греза. Он приехал за ней. Он забрал ее к себе.
— Блез, — позвала она.
Он вздрогнул резко, все телом. Оторвал голову от постели, будто и не спал вовсе. Его глаза, устремленные к ее глазам, сейчас светились тем особенным светом, какой бывал лишь тогда, когда смотрел он на нее.
— Я тебя забрал, — проговорил он взволнованно. — Ты сможешь простить меня?
— Блез, — слабым голосом проговорила Дейна, — что ты такое говоришь, Блез…
У нее по-прежнему кружилась голова, дыхание прерывалось, и слова давались ей с огромным трудом, губы были сухими, словно от жажды, а глаза видели нечетко. Дейне казалось, это ее последние минуты, и она должна успеть сказать о самом главном.
— Я люблю тебя, Блез, — сбивчиво зашептала она. — Ты прости меня… Я все испортила. Но ты знай, если сейчас я умру… я умру самой счастливой. Потому что ты рядом со мной.
Блез почувствовал, как по спине пробежал холод. Он схватил ее за руку и испуганно спросил:
— Что случилось с тобой? Ты больна? Позвать лекаря? Ты на себя не похожа. Тебе дурно? Ты так исхудала!
— Я тебе не нравлюсь, да? — продолжала бормотать Дейна. — Совсем не нравлюсь?
Несколько минут он напряженно смотрел на нее. Потом хрипло вздохнул. Порывисто сел на постель, склонился к ней и, приподняв ее острые плечи, прижал к себе. Завладел губами. Холодными, сухими, почти безжизненными. И целовал ее так, будто переливал в нее свою жизнь, делился своей силой. До тех пор, пока не почувствовал, что она отвечает на его поцелуй.
Она смогла, наконец, вздохнуть полной грудью, чувствуя его губы — горячие, родные, по которым она так скучала. В руках ее нашлась сила крепко прижаться к нему, а глаза ее разглядели ясно удивительные его глаза. Они были так близко и смотрели на нее с такой любовью, что Дейне стало ужасно стыдно за все те мысли, что думала она о Блезе.
— Блез, — шептала она, прижимаясь щекой к его плечу, — мой дорогой Блез. Мы сможем теперь быть вместе, да?
— Только так мы и можем, разве нет?
Дейна закивала головой, а из глаз ее потекли слезы. Горячие слезы обиды на саму себя.
— Однажды я подумала, что стала тебе не нужна. И решила, что смогу тебя забыть и стать женой другого… Я ошиблась, жестоко ошиблась. Но было уже поздно. Я была уверена, что больше никогда не увижу тебя.
— Господи! Да что же такого случилось, что ты пыталась меня забыть? — не выдержал Блез. — Что же я такого натворил?
Она спрятала лицо у него на груди — смотреть ему в глаза смелости у нее не хватило, и, тяжело вздохнув, заговорила:
— Мне рассказали про дом за Синей бухтой, где ты часто бывал. И тем вечером, когда ты приходил прощаться, я пошла за тобой. Я видела, как ты открыл дом своим ключом. А после видела тебя и девушку… Мой Блез обнимал ее и был так нежен… а она была так молода и красива, — Дейна перевела дыхание и продолжила: — Я не пришла утром на пристань не потому, что мама не пустила меня. Я сама не пошла, я слишком злилась. И я сама согласилась пойти замуж за Дьярмуида, потому что мне было все равно, коль ты меня разлюбил. Я не ходила встречать «Серпиенте марина», потому что боялась увидеть вместе с тобой ту, из красивого дома за Синей бухтой.
Дейна снова на мгновение замолчала, вцепилась пальцами в камзол Блеза и выдохнула:
— Я знала, что, покидая Исла-Дезесперадос, ты увез ее с собой. И я слишком поздно узнала, кем была та девушка. Все уже было слишком поздно.
— Не поздно, — глухо ответил он. — Не поздно. Я же успел. Я не успел лишь одного… Не успел сказать тебе, что я редкостный олух… Прости меня… Я был так… так влюблен, что забывал о мире возле тебя… Я не думал о том, что тебе следовало открыть тайну моего рождения… Я не хотел, чтобы болтали о матери и Селестине, но тебе не открылся не потому, что не верил. Я просто… забыл.
— Да, я слышала о твоем отце, — Дейна подняла голову и посмотрела ему в глаза. — И о твоей невесте.
— Я тоже о ней что-то слышал, — теперь он чувствовал, что плечи трясутся от смеха, но не сдерживался — ему стало легко. — Говорят, красавица!
Дейна улыбнулась в ответ и вдруг выпалила:
— Я есть хочу!
— Ох, знала бы ты, чего хочу я!
Конец
