Боже, какая мразь! Смазливая, пушистая, милая гадина! Он даже не понимает, о чем я. У него просто нет в башке таких категорий. Их у него всего две: его желания и его месть брату за то, что он более удачливый. И отцу заодно. Хотя за что мстить Санычу лично мне вообще непонятно. Но одно знаю точно: больше ничего не хочу. Видеть его не могу!
— Да пошел ты со своей свадьбой! — натягиваю на мокрое тело одежду, вылетаю из СПА и несусь к выходу, оскальзываясь на ходу, потому что засунула мокрые ноги прямо в туфли.
Добравшись домой, выключаю телефон. Скидываю мокрую одежду, сажусь на ковер, выключаю свет и позволяю себе заплакать. Почему у меня всё через задницу? Столько лет убила, чтобы сделать карьеру! Не жила из-за этого. Ничего себе не позволяла. Даже в кино была сто лет назад. Все выходные на работе проводила. И что? А ничего! Теперь нужно всё начинать с нуля на новом месте. А сил нет. И ничего не хочется. Хотя нет… еще одно важное дело необходимо сделать прямо сейчас. Включаю телефон, звоню шефу. У него, конечно, срабатывает автоответчик. Это к лучшему. Наговариваю четыре сообщения подряд. Подробно рассказываю ему всё и про Марка, и про себя, и про Артема. А теперь главное. Снова набираю Кинг Конгыча и, захлебываясь от слез, шепчу в трубку:
— Извините меня, Сан Саныч. Не хочу я так. Я вас обманула. Себя обманула. С Марком мы не собирались жениться. Это был хитрый ход, чтобы вы нас не уволили. А потом с Артемом со злости закрутила. Чтобы досадить Марку. Но это все ерунда. А главное то, что вам коллективно врали и чуть до инфаркта не довели. А вы ко мне относились, как к дочери. Вы меня в Швейцарию на стажировку отправили. И вообще поверили. Я очень хотела свою долю в отеле. Но не так. Простите меня за всё, если сможете!
Вот и всё! Теперь легче. Сворачиваюсь в клубок и засыпаю прямо на ковре. Впервые за много лет не ставлю будильник. Зачем? Работы у меня теперь нет. Можно не торопиться вскакивать утром.
Но организм уже привык просыпаться в шесть утра. И на этот раз не подвел. Просыпаюсь. Даже бреду в ванную. Открываю кран рукомойника, натыкаюсь в зеркале на свое опухшее от слез лицо, закрываю кран, так и не умывшись, и бреду в постель. Впервые за много лет я просто валяюсь в постели, в тяжелой полудрёме. Пару раз встаю, чтобы приготовить чай. Но не допиваю и ставлю чашку в раковину. Ночью кручусь под одеялом, стою возле открытого окна, уговариваю себя завтра встать и отправиться на поиски другой работы. Но в шесть утра снова возвращаюсь в постель и укрываюсь одеялом. Завтра. Всё завтра. Еще день тишины. Тем более, что с таким опухшим лицом вообще нельзя показываться никому на глаза.
В восемь утра просыпаюсь от нетерпеливого звонка в дверь. Шлепаю босыми ногами по полу, открываю. На пороге стоит Зина.
— Ох и видос у тебя, Викуля! Извини, что раньше не пришла и не позвонила. У Саныча была. Одевайся! Поедем в отель. Саныч тебя хочет видеть.
— Я не поеду, Зин, — пытаюсь вернуться в спальню. — Захлопни дверь, когда будешь уходить.
— Эй, так не пойдет, подруга, — Зина хватает меня за рукав футболки. — Саныч сказал, что если ты не приедешь, тогда он явится сам. И если он сюда зайдет, то ты выйдешь с другой стороны. И что, когда он встанет, так ты ляжешь. Ну ты ж его знаешь! Давай-ка, одевайся. Я пока кофей сварю, — она решительно идет на кухню.
Захожу в кабинет шефа. Сзади маячит Зина. А там уже с утра полно народа. Во главе стола восседает сам Кинг Конгыч. Рядом с ним Марк, юрист шефа Графман Семен Соломонович и еще какие-то солидные мужики в дорогих костюмах. Весь стол завален документами. И шеф под чутким руководством Графмана и солидных мужиков рисует крючковатую подпись на каждом листе.
— Доброе утро, Александр Александрович, — я останавливаюсь на пороге. — Что-то случилось?
— И тебе не хворать. Еще как случилось, — криво ухмыляется шеф. — Отель на тебя упал, прямо на причесанную головенку. Я долго рассусоливать не люблю. Поэтому, как говорит наш дорогой президент: буду краток. Ты получаешь тридцать три процента отеля, Марк тоже тридцать три, а я тридцать четыре. Смотрящим буду. А то у вас от радости липа спопнется. И, может быть, я потом свои проценты кому-то из вас отдам. А, может, и нет. Может, просто передам адвокатам, чтобы в этом бардаке был хоть кто-то нормальный. Я по делу базарю? — он поднимает голову, обращаясь к Графману, который стоит за его плечом и внимательно читает документы.
— Не то слово! — кивает Семен Соломонович. — Надежнее рук, чем мои, уже не бывает. Шоб я так жил!
— А то, — улыбается шеф. — У тебя ж, Соломоныч, когда рубль в карман падает, так всё. Как на пожизненное идет. Рыдает, просится на волю, а хренушки ему. Ты его не выпускаешь!
— Тихо, ша! Если бы я не умел деньги хранить, ты бы до сих пор в водилах ходил, — невозмутимо отвечает Графман. — Всё бы на баб спустил, красиво гуляя по буфету. Я таки имею всю жизнь эту головную боль в виде тебя. Так лучше иметь камни в почках. Их хоть вылечить можно, а тебя уже нет. Ты как не в дерьмо вступаешь, так в партию. Здесь еще подпись поставь, шлимазл [2], —он тыкает пальцем в угол очередного документа.
Спазм перехватывает мое горло.
— Но… как? — с трудом выдавливаю из себя. — Почему, Сан Саныч? И потом есть же еще Артем.
— Как-как? — передразнивает меня шеф. — Каком кверху! За честность твою. За то, что не испугалась всё рассказать. Вот так я люблю. По-пацански! Лажанулась, призналась, гордо ушла. Была бы ты мужиком, цены бы тебе не было! Могла смотрящим быть! Пацаны бы тебя очень уважали! А Артем… наградил бог сыночком. Видал, миндал? — обратился он к Графману. — Артем оказался такой же хитросделанный, как его мамаша, и даже хуже! Та тоже, как стервятник ждет, пока человек упадет, чтобы ему глаза выклевать. Я, может не идеальный, но люблю, когда все честно. По понятиям. Хорошо еще, что друг Иришки Порохов оказался нормальным мужиком. Вошел в положение и продал мне всё обратно. Без байды продал. Руки нагревать не стал. Я ему только за беспокойство накинул. Так что на пенсию я выхожу. Мы с Зиночкой через две недели сыграем свадьбу, а сразу после этого знаменательного события в путешествие поедем, мир посмотреть. А то я, кроме бизнеса, и не видел ничего. Стыдно сказать: в последний раз отдыхал десять лет назад в Турции. А вы с Марком управляйте отелем на равных. И хорошо управляйте. Чтобы папе на старости было на кашку с черной икрой.
Мы с Марком в шоке переглядываемся. И на наших лицах написано одно и то же: "Управлять отелем вдвоем? Мы вместе?"
Глава 18. Фарш Мендельсона
— Ну поцелуйтесь уже, — умиляется шеф. — Чё буркалы красивые выкатили? Вика вон заломила бровь девственную, нещипаную. Соситесь! Папа разрешает.
— Шеф … — начинаю фразу я, но Марк меня перебивает:
— Папа, мы…
— Мы не пара! — выдаем хором.
Получается по-идиотски. Марк замолкает, досадливо морщась, и я, пользуясь случаем, перехватываю инициативу:
— Вы, Александр Александрович, наверное, не до конца прослушали мое голосовое сообщение. Это был фиктивный брак. Вернее, его попытка.
— Да всё я прослушал. И не один раз, — отмахивается шеф. — За то тебя и люблю, Вика. Честная ты. Ну хотела схитрить, так кто без греха? Зато призналась. Самой противно стало. Люблю я таких людей. Сам такой. А насчет фиктивного… мне тут горбатого не лепите, ладно? Весь отель жужжит уже давно, что от вас во все стороны искры летят. Не пара они. Как раз таки пара. Два упрямых дебила. Целуйтесь, говорю, а то сейчас все отменю. Вот при адвокатах говорю. Ядрён батон! Всё отменю вот этими белыми рученьками, — он поднимает мощные лапы и трясет ими в воздухе.
Юристы с улыбками смотрят на меня. Марк решительно подходит ко мне, обнимает за плечи и целует в губы.
— Горько! — кричит Зина.
