Руби и Констанс ждали внизу, в гостиной; Александр заперся в библиотеке.
– До чего же там тихо, – с дрожью выговорила Констанс. – Ни криков, ни плача…
– Наверное, сэр Эдвард дал ей хлороформ, – успокоила Руби.
– Леди Уайлер говорит, это исключено. Если у Элизабет судороги, ей и без хлороформа нелегко дышать. – Констанс взяла собеседницу за руки. – Думаю, эта тишина означает, что у нашей милой девочки опять судороги.
– Господи Иисусе, за что ей такие муки?
– Не знаю, – прошептала Констанс.
Руби перевела взгляд на напольные часы:
– За полночь перевалило. Малыш родится в день Нового года.
– Будем надеяться, что 1876 год станет счастливым для Элизабет.
Вошла миссис Саммерс с подносом, уставленным чайной посудой и блюдами с сандвичами. Ее лицо было непроницаемым.
– Спасибо, Мэгги, – произнесла Руби, прикуривая очередную сигару от окурка предыдущей. – Ты что-нибудь слышала?
– Нет, мэм, ничего.
– Не одобряешь курильщиков, да?
– Да, мэм.
– Жаль. Только запомни, Мэгги: я тебя насквозь вижу.
Вздернув голову, миссис Саммерс удалилась широкими шагами.
– Ты нажила себе врага, Руби, – с усмешкой заметила Констанс. – Удивительно все-таки, как богатство меняет положение женщины в обществе.
– И то правда. Заседать в совете директоров компании «Апокалипсис» куда как приятнее, чем делать под столом минет за пять фунтов, – отозвалась Руби, выпуская дым.
– Руби!
– Все-все, уже молчу, – ухмыльнулась она, – но только потому, что наша малютка наверху, быть может, уже при смерти. Ничего не могу с собой поделать – люблю шокировать людей.
Александр разрывался: его безудержно тянуло в комнату Элизабет, но внутренний голос настойчиво повторял, что роды – женская забота, а из всех мужчин видеть их позволительно лишь врачам. Сэр Эдвард пообещал держать его в курсе событий, как и Яшма, которая сновала вверх-вниз по лестнице каждые полчаса, вытаращив глаза от ужаса и сострадания. Благодаря ей Александр знал, что начались судороги, но повторяются они нечасто, поэтому сэр Эдвард надеется, что ребенок успеет появиться на свет.
Неужели Элизабет сказала правду? О том, что он скоро возненавидит ее? Если в душу к нему и закралась ненависть, то лишь потому, что ему, Александру Кинроссу, было невыносимо думать, что сейчас его жена страдает только из-за него.
«В пятнадцать лет я сбежал из дома и все эти годы добивался всего, о чем мечтал. Скоро мне тридцать три, а я уже достиг того, что другие мужчины получают годам к семидесяти. У меня стальная воля, моя власть почти неограниченна, я могу диктовать свои условия болванам из Сиднея, которые возлагают все надежды на политику и живут на широкую ногу, не имея достаточных доходов. Я главный пайщик самого прибыльного золотого рудника в мировой истории, мне принадлежат уголь, железо, земли, целый город и железная дорога. Но несмотря на все это, я не в силах хотя бы просто понравиться семнадцатилетней девчонке, не говоря уже о том, чтобы завладеть ее сердцем. Я дарю ей драгоценности, а она морщится так, словно ее тошнит. Касаюсь ее, а она съеживается и леденеет. Пытаюсь поговорить – отделывается односложными ответами и всем видом дает понять, что разговор ей неинтересен. Ее единственные друзья – женщины: в Руби она вцепилась с жадностью малого ребенка. Ничего себе история».
Его мысли двигались по замкнутому кругу, повторяя свой путь бесчисленное множество раз, до тех пор, пока в четыре часа утра в библиотеку не заглянул сэр Эдвард. Он еще не успел надеть сюртук и опустить закатанные рукава рубашки, только снял забрызганный кровью передник. Но на лице играла улыбка.
– Поздравляю вас, Александр. – Он протянул руку. – У вас здоровенькая девочка. Восемь фунтов.
Девочка… Так он и думал.
– А Элизабет?.. – с замиранием сердца спросил он.
– Эклампсия отступила, но только через неделю я смогу с уверенностью сказать, что опасность миновала. Судороги могут возобновиться в любой момент, хотя лично я считаю, что сульфат магния сделал свое дело.
– А мне можно подняться к ней?
– Я за вами и пришел.
В спальне по-прежнему резко пахло карболкой – неприятный запах, но лучше тошнотворной вони крови или тлена. Элизабет лежала на спине, умытая, переодетая, с плоским животом. Александр опасливо приблизился к ней, остро сознавая, что жизнь не подготовила его к подобным встречам. Глаза Элизабет были открыты, лицо казалось серым от усталости, из трещин в уголках губ сочилась кровь.
– Элизабет… – позвал он и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.
– Александр, – она слабо улыбнулась, – у нас дочка. Извини, что не сын.
– А я ничуть не жалею! – искренне воскликнул Александр. – Чарлз давно объяснил мне, что дочери даже лучше. Как ты?
– Гораздо лучше. Сэр Эдвард говорит, что судороги могут повториться, но мне что-то не верится.
Александр поднес ее ладонь к губам и поцеловал.
– Маленькая мама, я люблю тебя.
Ее сияющие глаза потускнели.
– Как мы ее назовем?
– А как ты хотела бы?
– Элеонора.
– В школе ее будут звать Нелл.
– Мне нравится. А тебе?
– Тоже. Хорошее имя, не смешное и не напыщенное. А можно мне на нее посмотреть?
Подошла леди Уайлер с тугим свертком и вложила его в руки Элизабет.
– Я тоже еще не видела ее, – сказала Элизабет и откинула угол детского одеяльца. – Ах, Александр! Какая прелесть!
Густой черный хохолок, глазки, сощуренные от яркого света газовой лампы, сизоватая и будто смазанная жиром кожа, крохотный разинутый ротик…
– Д-да, – неловко кашлянув, согласился Александр. – Она красавица, наша малышка Элеонора. Элеонора Кинросс. Звучит!
– Вот увидите, она будет папиной дочкой, – весело пообещала леди Уайлер, забирая ребенка. – Как все первые дочери.
– Не могу дождаться, – ответил Александр и вышел из спальни.
Учеба, образование… Сначала нанять гувернантку, потом – хорошего учителя, чтобы подготовил ее в университет. Образование – это все.
«В сиднейскую школу я ее не отправлю, не доверяю я тамошним учителям. Нелл – да, это звучит лучше, чем Элеонора, – останется под моим присмотром. И пусть Констанс даже не пытается убедить меня, что девочкам необходимо общаться, учиться флиртовать и вращаться в свете. Да, будущее моей дочери предопределено: высшее образование, языки и история и Ли Коствен в мужья. Если удача мне еще не изменила, следующим родится мальчик, но ставку я сделаю на Нелл и Ли. В жилах моих внуков будет течь моя кровь и кровь Руби – завидное наследие!»
Сэр Эдвард и леди Уайлер покинули Кинросс-Хаус через восемь дней после рождения малышки Элеоноры. Судороги у Элизабет не возобновлялись, силы быстро возвращались к ней. Врач посоветовал счастливым родителям шесть месяцев воздерживаться от исполнения супружеских обязанностей, но обнадежил, что вторая беременность пройдет легче. Эклампсия – недуг первых беременностей.
