Зак понимал, что она уже не та мама, как раньше, и обращался с ней так, словно она сделана из сахарной ваты. Он подходил к ней настороженно, тщательно следя, чтобы не обронить ненароком ни одного слова о Мии. Но иногда, желая ему спокойной ночи, она замечала тоску в его глазах, неприкрытую боль, которая пронзала ее насквозь. В такие минуты она протягивала к нему руки, но ей не удавалось обмануть сына. Он знал, что это не ее прикосновение, что матери вообще нет рядом, и когда она уходила, то видела, что ему становилось гораздо хуже, чем до ее попытки успокоить его.
— Ты разбиваешь Заку сердце, — сказал Майлс. — Сама знаешь. Ты нужна ему сегодня.
Джуд с трудом сглотнула.
— Знаю. И ничего не могу поделать. Я не в состоянии там выстоять. Ты видел, как они смотрели на нас во время службы? А я только и могла думать о том, как я их всех ненавижу с их здоровыми детьми. Я смотрю на людей и испытываю к ним ненависть. Я смотрю на Зака, но вижу только пустоту рядом с ним. Он половина целого, и мы все знаем это… Я теперь часто невольно обвиняю его. Если бы только он не напился… — Она прерывисто вздохнула. — Или если бы я не отпустила его в тот вечер…
— Так нельзя…
— Прошло меньше недели, — резко оборвала она мужа. — И если ты мне скажешь, что время лечит, то, клянусь Богом, я убью тебя, когда ты уснешь.
Майлс долго смотрел на нее, а потом притянул к себе и обнял.
— Я люблю тебя, Джуд, — прошептал он ей на ухо, а она, хоть и крепилась, начала плакать.
Она тоже его любила. И Зака любила. Эта любовь затаилась где-то внутри. Она просто не могла до нее добраться.
— Я попрощаюсь с ней за тебя.
Она услышала, как щелкнула дверца, и вновь осталась одна. Слава богу! Она долго сидела, глядя в темноту, прислушиваясь, как дождь бьет по крыше, и стараясь ни о чем не думать, но присутствие дочери ощущалось во всем, в каждом вдохе, каждом взмахе ресниц. Наконец она украдкой полезла в свою маленькую черную сумочку и вытащила оттуда мобильный телефон Мии. Быстро оглядевшись, она нажала кнопку и выслушала запись, сделанную Мией, для пропущенных звонков:
«Привет! Вы дозвонились до Мии. Я сейчас занята и не могу с вами поговорить, но если оставите сообщение, я обязательно с вами свяжусь».
Джуд слушала ее снова и снова, иногда отвечая дочери, иногда просто плача. Она так увлеклась этим общением с Мией, что вскрикнула, когда открылась дверца. Она поспешно отключила телефон и убрала в сумочку, пока Зак забирался в лимузин. Глаза у него были красные и опухшие.
Джуд подвинулась к нему, взяла сына за руку. Ей не понравилось, как он взглянул на нее — словно удивившись, что она до него дотронулась, — и она захотела утешить его, но не нашла слов.
Долгая дорога домой прошла в молчании.
Ее мать сидела, сцепив руки на коленях, красивые глаза блестели от слез, так и не пролившихся. Джуд удивилась, что мать проявляет хоть какие-то эмоции. Еще неделю назад вид материнских слез мог бы ее поразить и заставить протянуть к ней руки. Но сейчас это ей было безразлично. Собственная боль пересилила все другие чувства. Это была горькая, унизительная правда, но тем не менее правда.
Когда машина остановилась у дома, Джуд вышла из нее и направилась к двери одна. Ей сейчас хотелось только спать. Должно быть, она произнесла это вслух, поскольку услышала, как мать сказала:
— Отличная идея. Сон поможет.
Джуд словно очнулась от этих слов.
— Поможет, говоришь? Неужели, мама?
Мать похлопала ее по руке. Правильный жест — вроде бы коснулась, а вроде бы и нет.
— Господь посылает нам только те испытания, которые мы способны выдержать. Ты гораздо сильнее, чем сама думаешь, Джудит.
Ее ослепил гнев. Это была одна из ее новых эмоций. Раньше она никогда не испытывала гнева, зато теперь он присутствовал в ней постоянно, став такой же неотъемлемой ее частью, как овал лица или цвет кожи. Она затрачивала огромные усилия, чтобы не проявлять его постоянно. Вот и теперь отвернулась от матери, прежде чем у нее вырвалось замечание, о котором она потом пожалеет, и направилась в дом.
На пороге она остановилась.
— Где свитер Мии?
— Что? — спросил Зак, подходя ближе.
— Зеленый свитер Мии. Он висел вот тут. — Гнев Джуд превращался в панику.
— Он в стирке, — ответила мать. — Я собиралась постирать его вместе с…
Джуд бросилась в прачечную и зарылась в кучу грязной одежды, откуда извлекла свитер Мии. Поднеся его к лицу, она прижалась к мягкой шерсти, вдохнула запах Мии. От слез свитер намок, но она не обращала внимания. Не глядя на удивленных родственников, она прошла к себе, громко хлопнула дверью и повалилась на кровать.
Наконец, спустя, наверное, несколько часов, она услышала, как дверь открылась.
— Эй! — сказала Молли с порога. Она выглядела печальной и неуверенной в своем шикарном черном платье, перетянутом поясом, пока стояла там, заламывая руки. Серебристо-белые волосы, перехваченные тонкой лентой, были в беспорядке; надо лбом проступила полоска темных корней. — Можно войти?
— Мой запрет что-нибудь значит?
— Нет.
Джуд переползла к изголовью кровати, обитому шелком, и села, прислонившись к нему спиной.
Молли забралась на большую кровать, обняла Джуд и прижала к себе, как маленького ребенка. Джуд не хотела больше плакать, но разрыдалась.
— А ведь я когда-то считала себя сильной, — прошептала она.
— Ты сильная, — сказала Молли, убирая мокрую прядку волос за ухо подруги.
— Нет, — сказала Джуд, отстраняясь. — Я понятия не имею, кто я теперь такая. — Она не кривила душой. Все происшедшее выявило истинную ее душу: слабую, хрупкую. Совсем не такой женщиной она себя представляла.
А может быть, все не так. Может быть, она узнала теперь то, о чем не подозревала раньше: никакая она не добрая, заботливая, сострадательная и спокойная. Она злая, слабая и даже мстительная. А самое главное, она плохая мать.
В последнее время ее все злило. Солнечный свет. Здоровые дети. Родители, недовольные своими детьми. Лекси.
Джуд внезапно расхотелось, чтобы к ней прикасались. Она высвободилась из рук Молли и снова привалилась к изголовью.
— Она не пристегнула ремень, — неуверенно произнесла Джуд; прошло всего несколько дней, а Джуд успела узнать, что люди не хотят слышать про Мию. А разве могла она перестать говорить о дочери? Но стоило только упомянуть ее имя, как все устремлялись к двери.
— Расскажи, — попросила Молли, беря ее за руку и усаживаясь рядом.
— Спасибо, — сказала Джуд. — Никто не хочет про нее слушать.
— Я выслушаю все, что ты хочешь рассказать.
