– Давайте еще! — предложил Шустрый. — Джо Дассен тоже ничего, потянет.
– Давайте по порядку! — настаивала на своем Евстолия. — Теперь я буду петь романс.
– Блин… — искренне огорчился Шустрый, и на сей раз, как ни странно, Ирина был с ним полностью солидарна. Чего ей, жалко, если они еще потанцуют? Раскомандовалась тут! Вот и Петрухин медлит, как будто не хочет ее отпускать от себя. Но вредная Евстолия обнаружила недюжинную техническую смекалку, выдернув шнур магнитолы из розетки.
– Надо, как договорились, — отчеканила Евстолия. — Правда, Лев Николаевич? Вы же еще не слышали, как я пою. А у меня дома есть гитара. Случайно никто не умеет играть на гитаре?
Она смотрела на мужчин кокетливо и снисходительно, не ожидая от них ничего путного, но вдруг оказалось, что умеет делать Петрухин, на которого все воззрились с изумлением.
– Я музыкальную школу закончил по классу гитары, — еще больше смущаясь от всеобщего внимания, признался он. — У меня мама была директором музыкальной школы. Вот и пришлось…
– Бывает, — понимающе вздохнул Шустрый и примолк, видно что-то вспомнив. — Ну, давайте гитару! Только потом опять танцевать будем.
– Я принесу? Это же мой фант? — вопросительно глядя на Евстолию, предложил Лев Николаевич.
– Она же не лежит на кухонном столе, — резонно возразила Евстолия.
– А что на столе-то лежит? — заинтересовалась Ирина.
– Это потом! — не поддалась на провокацию Евстолия. — А сейчас я сама схожу.
Она исчезла, взметнув юбками маленький вихрь, и вернулась через минуту уже с гитарой. Петрухин как-то очень умело и ласково, как живую, взял ее в руки, пальцами пробежался по струнам — и гитара ожила. Он стал ее настраивать, по-птичьи склонив голову набок, а Евстолия тем временем готовилась к выступлению. Она перед зеркалом поправила прическу, выключила телевизор и, поэкспериментировав со светом, остановилась на торшере, выключив люстру. Ирина смотрела на все эти манипуляции с удивлением, она не ожидала, что все будет так… серьезно. Да еще и тот факт, что Петрухин — гитарист с аттестатом о среднем музыкальном образовании, почему-то выбил ее из колеи. Что-то не складывалось. Очень уже это не подходило к его профессии. То-то он такой застенчивый — человек искусства, надо понимать. Шустрый вдруг сделался задумчивым, даже перестал хихикать и шептаться с Маргаритой. Наверное, его в детстве тоже учили музыке, предположила, глядя на него, Ирина. А Маргарита сидела в кресле и рассматривала всех собравшихся, удивляясь про себя: а ведь это из-за нее все, из-за ее объявления собрались странные, чужие люди, которые придумывают всякую чепуху и которым, кажется, очень неплохо вместе. И Ирина выглядит такой довольной и веселой. Странно…
Тем временем Петрухин настроил гитару. Евстолия, пошептавшись с ним, отошла в дальний угол, встала возле торшера, жестом оперной певицы сложила руки на юбке и кивнула гитаристу.
Гитара запела красиво и печально, что-то очень знакомое.
– Целую ночь соловей нам насвистывал, город молчал, и молчали дома, — сдержанно и тоже печально начала Евстолия.
Ирина прикрыла глаза и подумала — этот голос, сильный и нежный, совсем не подходит этой потешной, приставучей и не в меру деятельной… старушке? Да нет, Евстолия вовсе не старушка. Ее даже и пожилой-то назвать нельзя, ей, наверное, и шестидесяти еще нет. Наверное, ее муж, то есть любовник или как она его там называла, очень любил, когда она ему пела. И если закрыть глаза, то можно представить, что и сейчас поет молодая, любящая и не очень счастливая женщина.
– В час, когда ветер бушует неистовый, с новою силой чувствую я… — пела Евстолия.
И на душе у Ирины делалось легко и печально. Точь-в-точь, как в стихах: «печаль моя светла» — раньше эту фразу Ирина до конца не понимала, а оно вон как, оказывается, бывает.
Голос смолк, гитара еще что-то повторила ему вслед и тоже притихла. Все зааплодировали, Лев Николаевич подошел к Евстолии и поцеловал ей руку. Евстолия на секунду смутилась, больше для виду, и тут же засуетилась:
– А теперь к столу! У нас еще один фант — ваш тост, вы помните, Маргарита?
Все уселись за стол, на котором, впрочем, осталось только вино, печенье, конфеты и фрукты. Но на два-три тоста хватит, в крайнем случае, в холодильнике еще остались копченая колбаса и сыр, прикинула Ирина и впервые за вечер взглянула на часы — ого! Половина четвертого! А она собиралась лечь спать, не дожидаясь двенадцати. Если бы ей кто-нибудь еще вчера сказал, что она проведет новогоднюю ночь в компании Риты, Евстолии, трех незнакомых мужчин и Деда Мороза и к тому же получит от этого удовольствие, она бы ни за что не поверила. А они все оказались вполне ничего… даже этот, Шустрый. И с Риткой она помирилась — жизнь продолжается!
Маргарита, будто прочитав ее мысли, предложила:
– Давайте выпьем за неожиданные повороты в судьбе. Вот у меня, например, такой поворот был недавно — муж от меня сбежал…
– Вот придурок! — успел вставить Шустрый.
– Олег, не мешайте! — шикнула на него Евстолия.
– Точно — придурок, — согласилась с подсказкой Маргарита. — Я думала — к Ирине ушел. Для меня самое паршивое было — что я подругу потеряла. С мужиками, уж извините, проблем нет. — Марго улыбнулась Шустрому, не отрывавшему от нее глаз, и он радостно закивал в ответ. — А вот подруга у меня одна-единственная, с детства. Оказывается, подруга была и есть, а остальное не важно. Такой вот поворот. И вы сюда пришли… неожиданно. И я смотрю, сложился у вас дружный коллектив, хотя еще утром вы друг про друга ни сном ни духом, я так понимаю?
Все зашумели, соглашаясь.
– Так вот, за неожиданные повороты, которых не надо бояться, потому что за ними может встретиться что-нибудь хорошее.
Маргарита подняла бокал. Олег смотрел на нее с восхищением, как будто она изрекла невесть какую мудрость — смешной мальчишка. Наверное, ровесник сбежавшего Буликова, если не моложе. Вот ведь напасть…
– Ну ладно, а Дед Мороз-то приходил? — усевшись на место, Маргарита отпила глоток из бокала и решила уменьшить пафос своего выступления. — И как он?
– Ой, с этим Дедом Морозом вообще отдельная история! — засмеялась Ирина.
И все наперебой принялись рассказывать все пропустившей Маргарите, как они тушили пожар, как бегали в ластах… Но когда дошли до морковок, Шустрый счел за благо свернуть беседу:
– Да, графа Монте-Кристо из него не вышло. Таким, как этот, надо переквалифицироваться в управдомы.
– Кстати, вы знаете, а Лев Николаевич родился в Нью-Васюках! — всплеснула руками Ирина, радуясь, что может порадовать гостей такой «вкусной» новостью. — То есть, конечно, не в Нью-Васюках, а… как вы сказали? Такое смешное название?
