— Что? — воскликнул Волынец. — Таки?..
Кирилл кивнул:
— Вот именно. Говорю же — дотянул.
— И что, большой срок? — участливо поинтересовался Антон.
Кирилл неопределенно пожал плечом, неуверенно ответил:
— Говорит, шесть недель. Это где-то приблизительно полтора месяца?
— Ага, — машинально кивнул Волынец. — Так ведь если так мало, еще ведь можно все исправить. На хрена оно вам надо, если все равно рано или поздно разведетесь? Сделала бы аборт — и никаких проблем.
Кирилл задумчиво покачал головой:
— Нет, Антоша, я не могу на этом настаивать. Если бы она сама захотела, сама приняла это решение — я бы его принял. Даже, пожалуй, с радостью. С откровенной. А заставлять… Да даже предложить такое не могу. Я бы и с посторонней бабой вряд ли поступил бы так, хотя не знаю, не уверен. Если она ждет от тебя ребенка — разве можно ее считать посторонней? В общем, не могу я ей этого предложить. Это ведь я совершил ошибку, я ошибся, я, понимаешь?! Не она — я! Она-то виновата только в том, что приняла мое предложение. Но делал-то его я! Именно я принимал решение! Не папочка Зельдов — тот только намекнул, а я сам. И как я теперь могу заставлять ее сделать аборт? Она ж беременная не от кого попало — от собственного мужа. От законного, между прочим. И она правильно говорит — российский закон беременную женщину охраняет. Я теперь не смогу развестись с ней до тех пор, пока ребенку не исполнится год. А смогу ли я потом его бросить, ребенка? Это сейчас его еще нет, и он для меня всего лишь препятствие на пути к свободе. А потом? Когда он уже будет? Живой. Маленький. Беспомощный. Ты полагаешь, я смогу его бросить, беззащитного?
Антон не ответил. Да Кирилл и не ожидал ответа. Сам уже давным-давно все решил. Идея с разводом отпала сама собою, как абсолютно неисполнимая в реальности.
— Так что — подставил шею добровольно-принудительно, позволил надеть на себя хомут? Все, голубчик, попался, теперь не рыпайся — больнее будет. Вот и выходит, Антоша, что придется мне терпеть. Как миленькому. До конца дней своих… А тебе я вот что скажу: если не хочешь стать философом — не торопись. Не спеши, Антоша, только не спеши! Обдумай все хорошенько, не ошибись. Сначала убедись, что сам хочешь быть с этой женщиной. Не просто по вечерам ее иметь, а потом спокойненько засыпать мордой к стенке. А именно быть. В широком смысле. Жить вместе, растить детей. Вместе преодолевать проблемы, вместе радоваться их решению. Когда известие о беременности супруги тебя бесконечно обрадует, а не заставит скривиться и подумать всерьез о петле. Когда хочется вместе состариться и умереть в один день. Вот если твоя Татьяна абсолютно подходит под это описание — женись. Если хотя бы на один вопрос затрудняешься ответить — отойди в сторону, ибо это не твое…
— А ты? — тихо спросил Антон. — А как же ты?
Кирилл грустно усмехнулся:
— А я, Антоша, в прошлом. Потому что в будущем это буду уже не я. Это будет злой разочаровавшийся в жизни человек, не умеющий простить ни себе, ни законной супруге собственной ошибки.
Волынец помолчал немного, проявляя сочувствие, потом вдруг задорно улыбнулся и предложил:
— Ну тогда, Кира, тебе не остается ничего другого, как найти любовницу для души. Ту, которая никогда не потребует, чтобы ты бросил Тамару и женился на ней. Ту, рядом с которой ты будешь отдыхать душой. А иначе… А иначе тебе совсем хреновато будет.
— Да что ты говоришь?! — лукаво ответил Кирилл. — Хорошо, что ты подсказал. Сам бы я до этого никогда в жизни не додумался!
Антон внимательно вгляделся во вдруг повеселевшие глаза друга:
— Ну-ка, ну-ка, — подозрительно ухмыльнулся он. — С этого места поподробнее. Или я что-то упустил? Ну-ка колись, нашел, что ль, кого? Кто такая? Почему не знаю?! Это к ней ты каждый вечер срываешься, не дождавшись официального окончания рабочего дня?
Кирилл как-то легко улыбнулся, радостно. Глаза посветлели. Ответил со смехом:
— Я, Антоша, сам себе устанавливаю рабочий график. Это называется "Прелести работы на самого себя". И вообще. Много будешь знать — скоро состаришься. Давай-ка лучше займемся работой.
Света упивалась своим новым состоянием. Впрочем, не таким уж и новым — за четыре месяца беременности успела привыкнуть к мысли о скором появлении малышки на свет. Однако все равно едва ли не каждый день находила в своем положении все новые прелести. Подташнивало ли с утра, тянуло ли на солененькое, мучила ли изжога — все было хорошо, все было просто великолепно! Потому что каждый признак, каждая маленькая неприятность лишь напоминали: потерпи, милая, еще совсем немножечко, и ты уже никогда не будешь одна! Да, да, всего лишь несколько месяцев отделяли ее от полного беззаветного счастья. Конечно, у нее будет безумно много трудностей — Светлана прекрасно понимала, полностью отдавала себе отчет, что малыша, даже от самого любимого человека на свете, вырастить нелегко. Нелегко даже в полной семье, где и муж, и жена преследуют одну цель — поднять ребенка на ноги, выдать ему путевку в самостоятельную жизнь, воспитать так, чтобы не было мучительно больно и стыдно перед Богом и людьми за него. Одной же, без мужской поддержки, без крепкого надежного плеча, без опоры моральной и материальной, ей будет вдвойне, втройне труднее. И тем не менее, она была безумно счастлива.
Да и как ей было не радоваться, как не светиться от счастья? Ведь Кирилл, самый дорогой, самый драгоценный человек на свете, до сих пор был рядом! Конечно, Светлана по-прежнему знала, что это ненадолго, это временно, что в любой момент ее несказанному счастью придет конец, потому что рано или поздно Кирюша уйдет от нее. Вернее, уходил-то он от нее и так каждый вечер — домой, к жене, к Тамаре — но однажды придет страшный день, когда Кирилл не появится, не будет встречать ее с работы. И тогда Света поймет — пришел ее черный день. Но даже этот самый страшный день не сможет стать в ее представлении абсолютно черным, беспросветно мрачным. Потому что Кириллу уже никогда не удастся покинуть ее полностью. Потому что он уже не сможет забрать у нее частичку самого себя. Маленькую, даже крошечную частичку. Но частичка эта так велика в своей малости, так немыслимо, беспредельно огромна в смысловом содержании, что даже после расставания с Кириллом Света все равно не перестанет быть счастливой. Потому что она не будет одна. Она больше никогда не будет одна! И пусть у нее не будет Кирилла, но у нее будет своя маленькая Кирочка, Кира Кирилловна Кукуровская. Дитя любви…
Дитя любви… Их с Кириллом любви. Безусловно, из двоих всегда один любит больше, другой меньше. А то и вовсе один из пары лишь откровенно позволяет себя любить, не более. Но ведь и не менее! К тому же Светлана была полностью, на сто процентов уверена: Кирилл ее тоже любит. Да, да, любит! Пусть не так сильно, как она его, и тем не менее. Пусть самую капельку, но ведь все-таки любит! Ведь если бы не любил, разве стал бы проводить с нею едва ли не каждый вечер? Разве не пресытился бы ею, такой бесцветной, такой незаметной, уже после двух свиданий? Ведь не может же быть, чтобы несколько месяцев кряду он приходил к ней сугубо от скуки! Да и чего бы ему скучать, молодожену? Когда рядом красавица-жена. Ведь Тамарка — откровенная красавица, этого у нее не отнять. Ведь Светлана едва не ахнула, увидев ее в день свадьбы — так похорошела подруга детства, так расцвела! А мужа удержать дома почему-то не может. Почему-то Кирилл упрямо едва ли не каждый вечер поджидает Свету у выхода из офисного центра. Стало быть, для чего-то она ему нужна?
