— Я никуда и не собираюсь. Только давай договоримся сразу — больше никаких секретов.
— Никаких.
Несмотря на обещание Влада, лишь спустя полгода он раскроет свой последний секрет — перед инсценировкой смерти ему удалось лично ознакомиться с моим контрактом и еще раз поговорить с Розой. И так последняя грань, разделяющая нас, пала. Осталась только безграничная и всепоглощающая любовь.
Эпилог
Спустя два года.
Барселона, Испания.
Нежное касание маленькой ладошки разбудило меня и заставило приоткрыть глаза. Я сладко потянулась, наслаждаясь солнечным светом и вдыхая ароматный запах миндального пирога. Посмотрела в любопытные глаза малыша и улыбнулась, мягко дотронувшись до его головы.
— Сынок, тебя разбудило настырное солнышко? — на его щечках появились милые ямочки, когда он рассмеялся и начал тянуть одеяло в сторону, пытаясь указать на то, что ему жарко.
Я встала с кровати и открыла окно, вдыхая свежий воздух и любуясь прекрасным ритмом города. Люди торопились на работу или, возможно, на завтрак, встречались друг с другом, обнимались и открыто показывали свои чувства. За последний год я уже начала привыкать к этому, свободно держала Влада за руку, когда мы прогуливались по атмосферным улочкам Барселоны, и могла резко подтянуть его к себе и поцеловать, не беспокоясь о том, что кто-то из нашего прошлого случайно увидит нас.
Мы сожгли все мосты. Построили надежную тропу, соединившую наши сердца, и начали новую жизнь. Я всегда считала, что полностью перекроить прошлое невозможно. И до сих пор так думаю, потому что Влад — не тот обычный парень из университета, и уже далеко не киллер высшего класса. Он — простой мужчина, стоящий горой за свою семью. Да и я не наивная девочка, которой была восемь лет назад. Даже когда думала, что моих сил хватит на любую борьбу, я ошибалась. Я стала прочно стоять на ногах лишь после того, как сказала Владу «да».
Вернулась к малышу, покормила его и, наклонившись ближе, заговорщически прошептала:
— Как думаешь, твой папа уже спалил этот пирог, или у меня еще есть шансы попробовать еду, приготовленную им, без черной корки?
Пощекотала сына и рассмеялась вместе с ним, глядя на то, как он пытается отползти от меня в сторону.
За спиной прозвучал наигранно недовольный голос:
— Кажется, твою маму, Диас, пора наказать. Она совсем перестала верить в мои кулинарные способности!
Обернулась к Владу и, не сдержавшись, расхохоталась. На нем был розовый фартук с сердечками и цветами, надетый поверх белой майки. Это создавало слишком комичный эффект, и мне чуть не прилетело полотенцем, которым Влад шутливо замахнулся, чтобы успокоить мой истеричный смех.
— Давай купим тебе другой фартук. Хотя, если учесть, что вся твоя еда оказывается в мусорке, может, это не так уж и важно. Но надпись «Царь кухни» — это явно не про тебя.
Он подошел к кровати, взял Диаса с моих рук и направился в сторону двери, обиженно бросив:
— Вот она — женская благодарность. Я стараюсь, встаю раньше тебя, когда даже солнце еще только появляется на горизонте, каждый раз обжигаюсь, а в ответ получаю лишь упреки. Всё, мы уходим!
Важно развернулся и одним взмахом руки развязал фартук и четко швырнул его в мою сторону. Все-таки некоторые повадки навсегда останутся с ним. И я постоянно удивлялась, как с такой невероятно быстрой реакцией Влад умудряется каждый раз упустить кашу и испачкать всю плиту.
— Ладно-ладно, обижулька, я же по-доброму. Что, этот пирог тоже спалил?
— Как и два других до этого. Я уже устал ждать, пока ты проснешься. Скоро умру от голода, а ты всё будешь спать, как истинная спящая красавица.
— В отличие от тебя, я полночи качала Диаса, давая тебе возможность выспаться. Вот, что надо ценить! — подошла к Владу, замерзшему у двери, и вздернула подбородок, настырно спрашивая, — куда ты потащил Диаса? Верни бедного ребенка на место, его скоро укачает от твоей походки.
Он не дал мне забрать сына и отвернулся, серьезно сказав:
— Я просто хочу, чтобы его первым словом был «папа». Так что, пока ты будешь спасать нашу семью от голода, я еще раз ему это повторю.
— Ага, размечтался! Ты уберешь тот бардак, который устроил, а я спокойно дождусь, пока наш сын скажет «мама».
Мы назвали малыша испанским именем, потому что решили окончательно осесть в Барселоне. Здесь было очень солнечно и тепло, мы часто ездили к атлантическому океану и нежились у воды, обнимаясь и глядя на бушующие волны. Строили планы на будущее, вспоминали счастливые моменты из прошлого, отправляли моей маме фотографии и разговаривали с ней. Она очень хотела навестить нас, когда я еще была беременная, но смогла приехать лишь после рождения Диаса.
Однажды, когда мы в очередной раз сидели возле океана, мама спросила:
— Почему вы выбрали именно это имя? Не имею ничего против, но лично для меня оно такое…странное и чужое.
— Диас будет расти в Испании, он бы слишком выделялся с русским именем. К тому же в переводе с испанского это слово означает «солнце».
Малыш и правда осветил нашу жизнь. Мы долгое время путешествовали по Европе, но везде чувствовали себя чужими. И, когда я обнаружила, что забеременела, Влад непреклонно решил где-то «осесть» и постараться привыкнуть к незнакомому языку, менталитету и другой кухне.
Выбор пал на Испанию. И теперь это место мы искренне считаем своим домом.
Мы вместе покушали, пока наш сынок лежал на мягком ковре и играл с игрушками, а потом сели на диван и стали пересматривать видео с нашей свадьбы. Я чувствовала теплую руку мужа на талии, которая дарила тепло и уверенность, маленькие пальчики Диаса, тянувшие на себя, и необъятное счастье. Мы были рядом друг с другом. Безумно дорожили своим сокровенным уединением и больше никогда не отпускали ладони друг друга.
Первобытная эйфория. Состояние безмятежности и тепла. Я прижалась к щеке Влада и тихо шепнула:
— Ты — моя жизнь. И мой дом. Я везде последую за тобой, потому что без тебя я мертва.
В его зрачках отражаются солнечные лучики, задорно подмигивающие и наполняющие меня светом.
— Спасибо, что приняла меня таким. Я бы потерял смысл жизни, если бы мировой хаос не заглушал твой восхитительный голос.
Говорят, от любви до ненависти лишь один шаг, но нам пришлось преодолеть сотни километров по веревочном мосту, зависшему над пропастью, чтобы снова научиться любить друг друга. Мы полностью выстрадали этот путь, ведь любовь и безумие — две звезды, повисшие на одном небе.
— Я люблю тебя со всеми шрамами. Они не только помечены на твоем теле, но и скрыты в глубине моей души.
Наш диалог прерывает резкий крик Диаса. Малыш подается ко мне, тычет пальцем и громко протягивает:
— Ма. Ма. Ма-ма.
Я заливаюсь хохотом, глядя на недовольное лицо Влада, и еще крепче прижимаю их обоих, слыша тихий рык мужа, больше похожий на умиляющее сопение:
— И тут ты победила. Ну всё, дурашка, расплата не заставит себя ждать.
— Мне опять придется есть твои горелые пироги? — улыбнулась и погладила его по щеке, замечая, как на наигранно злом лице мужа появляется хитрая усмешка.
— Хуже. Я придумаю что-то гораздо хуже этого.
Любовь — это состояние, а не чувство. Что-то томительно теплое внутри, превращающееся в настоящий пожар, сжигающий любые преграды. Порой любовь может ранить и отрывать последние крылья с пометкой «восстановлению не подлежит», но мир расцветает, и красками наполняется улица только рядом с ним. Это не вырвать из души, не оторвать. Подобно сорняку, можно сотни раз пытаться избавиться от наваждения, но оно всегда найдет новую почву и прорастет, с безумной силой подпитывая человека изнутри.
Я начинаю плакать от счастья. Безграничного и спокойного, как океан. Теплого, как солнце, и бесконечного, как сама вечность.
Влад — мое море, которое уносит на своих волнах все трагичные воспоминания. И я даже не задаюсь вопросом, почему люблю его, ведь любят не за что-то, а вопреки всему.
