— Сейчас! Ну же, — я поцеловал низ живота, и мягко толкнул жену на стену, заставив мне подчиниться, — иди ко мне, моя радость… Моя, Дашка, слышишь! — сказал, вскинув ногу под коленом и поймав ее плечом. — И ничья больше!
Глава 47
Кожа на бедрах была нежной и прохладной, но еще нежнее оказалось прикосновение ласковых пальцев к моим волосам. И частое дыхание, в тишине квартиры просто сводившее с ума. Пожалуй, Дашкин стон действительно мог разбудить детей и, подхватив жену на руки, я направился в ванную комнату, где запер за нами дверь. Не включая свет, стянул с нее платье и бюстгальтер. Едва сам не застонал, ощутив под пальцами тугие вершинки и мягкую грудь. А затем закончил то, чего нам обоим так хотелось.
Позже, в темноте спальни, в нашей постели, я долго любовался Дашкой, медленно ведущей на мне свой женственный танец — ее стройными ногами, обхватившими меня, и фарфоровой кожей плеч, которая в свете луны буквально светилась. Начав эту ночь, мы снова не могли остановиться и насытиться друг другом, глаза блестели желанием, а руки сплетались, словно нам было мало нашей близости.
Сказать вышло искренне и то, что чувствовал. Не мог не сказать:
— Дашка, я люблю тебя…
Даша
О, нет. Нет, нет, нет!
Я повторяла это себе все время, пока утром собирала детей в школу, а позже бежала с Сонечкой в детский сад, не видя перед собой дороги и не слыша ничего вокруг.
Как это могло случиться с нами? Снова! Я ведь уже готова была все рассказать! Но Воронов, словно наваждение или сон. Стоило ему коснуться меня, прижать к себе, и я вновь потеряла контроль. Так почему он на меня так действует?
Мы долго занимались любовью — ничем другим это нельзя назвать, и я даже не поняла, когда уснула. Ночью некогда было винить себя за совершенное, совесть спала и все, что хотелось, это самой любить и отдавать. Зато утром, как только глаза открыла, чуть почва из-под ног не ушла при виде широких плеч и крепкой спины Андрея, от которой я с таким трудом оторвалась.
О, нет. Нет, нет, нет!
Даже если мне не послышалось (а мне не послышалось), он сказал это не серьезно, а по вине обстоятельств. Ну не мог же Андрей и в самом деле почувствовать ко мне то, в чем признался? Неделя — это же так мало! И так больно от понимания, что такого в моей жизни больше не повторится. Пусть слова были обманом, но ведь мы оба не притворялись!
Ну почему, почему самые лучшие сказки всегда такие короткие?
Я выскользнула из детского сада и заторопилась, чтобы не опоздать на работу. По пути на остановку, набрала номер подруги.
— Петушок? — Тамарка сонно зевнула в трубку. — Ты? А чего так рано-то?
— Томка, просыпайся! Если я кому-нибудь не расскажу, то сойду с ума! А я не могу рассказать лишь бы кому! У меня катастрофа личного масштаба!
Сон с Мелешко, как рукой сняло.
— Что случилось, Даш? — выдохнула Тамарка обеспокоенно, и я догадалась, что она приподнялась в кровати.
— Он сказал, что любит меня!
— Кто?
— Мелешко, ты издеваешься? Я вообще-то только с одним мужчиной живу! Другого у меня нет!
— И-и что?
— И ничего! Меня, понимаешь?!
— Не очень.
— Но это же Воронов! Он меня терпеть не может, едва выносит и вообще верит всяким слухам! Он не умеет любить. То есть, не должен! А вчера королевой назвал, представляешь? И так смотрел…
— Дашка, а можно начать с подробностей, а то я с утра плохо соображаю.
В подробности вдаваться не хотелось, но я сама первая начала.
— Мы вчера в ресторан ходили, Андрей пригласил, — начала рассказ. — Потом гуляли. А потом в кинотеатре случайно встретили Славку.
— Постой, какого еще Славку? Петушка, что ли, твоего?! — ахнула Тамарка.
— Да. Только какой он мой? Я его едва узнала, такой здоровяк стал! И ничуточки я по нему не скучала, видеть не хотела!
— И что? — повторила свой вопрос подруга.
— А то! Я так испугалась, когда он полез ко мне обниматься! Думала, что Андрей его прибьет! А заодно и меня, когда узнает, кто из них двоих на самом деле Петушок, а кто Воронов. Сердце ушло в пятки! Хорошо, что Славка все понял и отвязался — он всегда конфликтов избегал, даже со мной ничего не выяснял, просто уехал.
— Козел! — веско резюмировала Тамарка. — А Андрей-то что?
— Обиделся и, кажется, приревновал. Я уже решилась ему все рассказать и… и не вышло!
— Почему?
— Потому что мне духу не хватило, и потому что с ним невозможно спорить!
— Ну, это я заметила, — поддакнула подруга. — А про любовь-то когда сказал?
Даже на бегу я почувствовала, что краснею. Призналась, пристыженная собственной совестью:
— Ночью. Я не ждала, он сам. А теперь не знаю, что со всем этим делать. Он же не забудет.
— А что ты можешь сделать? Такого мужика попробуй, заставь что-либо сказать! Скорее лед в Антарктиде растает! Но ты, конечно, ничего ему не ответила, да?
— Ничего. Я больше не могу его обманывать, а как все рассказать — не знаю.
— Да просто скажи, как есть! Твой Воронов адекватный мужик, разберется. Другой бы нас с Лизкой сразу из квартиры выставил, а этот целый час терпел. А все ради тебя!
— Дело не во мне, Тома! Ты даже не представляешь, какой он гордый! Он не простит! Я должна была помнить, а я уши развесила! А теперь Андрей думает, что любит меня, и что я его тоже.
— А ты, значит, не любишь? Терпеть его не можешь, да?
— Ой, Томка, я сейчас разревусь!
— Понятно. Ты где сейчас?
— Бегу на работу.
— А Воронов?
— Спит, но скоро тоже уйдет — его немцы сегодня снимаются с якоря и выходят в залив. Теперь главное дождаться вечера и после работы все ему рассказать. Он, конечно, меня возненавидит, но я очень надеюсь, что сержант Лешенко уже нашел преступников. Тамар, — обратилась к подруге с новой идеей, — а может, мне ему письмо написать с признанием? Все равно он меня уволит и видеть не захочет, я его знаю.
— Какое еще письмо? Тоже мне, Татьяна Ларина нашлась! А ну не трусь, Дашка! Что, значит, уволит? Да пусть увольняет, если дурак, а ты у нас тоже девушка гордая! Да подумаешь, не один «Сезам» на целом свете! И не один Воронов! Мы тебе еще лучше жениха найдем! — Тамарка помолчала и выдохнула грустно: — Тренера по зумбе.
Я помолчала и тоже вздохнула — чуть не споткнулась на ледяной кочке.
— Очень смешно.
— Ну, не плакать же.
Это она верно заметила, но реветь хотелось — одновременно от досады на себя и жалости к себе. Иногда и так бывает.
— Дашка, а хочешь мы с Костиком придем сегодня? Тортик купим — твой любимый «Киевский»? Школу вспомним, а? Помнишь, как Бобриков тебя в третьем классе дразнил рыжей, а мы его поймали и портфелями отлупили? Он еще папе нажаловался, и мы до темноты прятались в детском саду, пока нас милиция не нашла.
— Хочу.
— Ты только нос не вешай. В конце концов, ты же не личную выгоду преследовала. Вот пусть полиция все Андрею и объясняет! Да он тебе вообще должен сказать спасибо, что жив остался!
На работу опоздала. Когда поднялась на свой этаж и вошла в приемную, там меня уже ждала целая делегация из отделов — большей частью секретари и бухгалтера. Вынырнув из мыслей в рабочую атмосферу, я расправила плечи и уверенно простучала каблуками мимо сотрудников, направляясь к своему столу. Личная жизнь личной жизнью, а мне стоило помнить о своем положении секретаря.
Раздевшись, приняла документацию на подпись генеральному и громко всем сообщила, что и сегодня Андрея Игоревича еще не будет. А на вопросы:
— А когда будет?
— А вы не знаете, он нашу заявку на поставку строительных материалов подписал?
— А протокол по учредителям одобрил?
— А что у нас с корпоративом? Мне из ресторана звонят, просят внести оставшуюся сумму.
