— Именно через Сэвви я познакомился с Адамом.
Я моргнула.
Он продолжил.
— Когда он появился на одном из моих шоу, я думал, что он ударит меня за то, что я приставал к его жене. Но он этого не сделал. Вместо этого он сделал мне предложение. — его свободная рука двигалась в воздухе, как взволнованная птица. — Он был сильным, красивым, успешным, но в нем было что-то, что влекло меня.
Призывало его, как волчья песня в ночи. Так же, как что-то в Данте, в этой его жизни, звало меня.
Я сжала его руку в знак понимания.
— Я прожил с ними год, пока все не ухудшилось, — сказал он, его глаза погрузились в прошлое. — Я пытался последовать за Савви в Америку, но ты знаешь, чем это обернулось.
Я знала. Весь мир знал. Красивая пара, которыми были знаменитый актер Адам Майерс и его красивая жена Саванна, пережила тяжелый развод. Почти сразу после этого Саванна переехала в Америку и вышла замуж за медиамагната Тейта Ричардсона.
— Себ, мне так жаль, — прошептала я. — Я потеряла только одного человека, которого любила, и казалось, что мой мир опустился на дно. Не могу представить, как можно потерять двоих.
Он не отрицал, что любил их обоих, но он напряженно пожал плечами, явно чувствуя себя неловко.
— Знаешь, — сказала я медленно, мягко поддразнивая его. — Бо был моим лучшим другом в течение пяти лет, и, по его словам, он «такой же гей, как и все». Я бы никогда не осудила тебя за то, что ты любишь мужчину.
— Значит за женщину постарше, — спросил он с укором.
Я пожала плечами.
— Ты копаешь. Я копаю. Так было всегда. Думаю, я должна поблагодарить тебя за быстроту ума, благодаря которой я стала хорошим адвокатом.
— Не за что, — сказал он великодушно. — Козима может подозревать, но Жизель и мама не знают об Адаме. Никто не знает.
Почему то, что Себастьян доверил мне такой секрет, значило гораздо больше, чем деньги или успех, о котором я мечтала долгие годы?
— Я не скажу ни одной душе. — пообещала я, а затем придумала слово, которое мы использовали в детстве, когда боялись в темноте, когда мафиози за дверью приходили за нашим отцом. — Insieme, Себастьян.
Insieme означало «вместе».
Мы вчетвером против всего мира.
Против мафии и Симуса, даже против забывчивости нашей бедной, измученной матери.
Где-то по дороге мы это потеряли.
— Insieme, cara mia [96] , — повторил он с ухмылкой кинозвезды, которую я видела на рекламных щитах и обложках журналов в последние несколько лет. — Теперь твоя очередь.
Было легко приложить скальпель к моим собственным ранам, услышав, насколько глубокими его раны.
— Мне сделали операцию, чтобы попытаться решить проблемы с фертильностью.
— Ох, Лена, — пробормотал он, придвигаясь ближе, нежно обхватывая меня за плечи и обнимая сбоку. — Это хорошие новости, да?
— Должны быть. У меня остался только один яичник после внематочной беременности, и мы волновались, что придется удалить второй из-за нескольких больших кист, но Моника сказала, что его удалось сохранить. Моника, моя старая подруга и один из лучших женских врачей в городе, считает, что я смогу забеременеть естественным путем или с помощью ЭКО, когда буду готова.
— Ты будешь замечательной мамой, — мгновенно ответил он. — Ты была замечательной для нас, а ты была всего лишь ребенком.
Я погрузилась в его похвалу, как в горячую ванну, мои тело, кровь и кости согрелись от его слов.
— Спасибо, — сказала я с сентиментальностью. — Иногда, в последнее время, я задавалась вопросом. — я замешкалась. — Ты встречался с ней?
Он понял, не уточняя, кого я имею в виду.
— Да, она прекрасна, — сказал он мне, мягко, но твердо. — Они уже называют ее Дженни. У нее рыжие волосы, как у Джиджи, только немного светлее твоих, но голубые глаза Синклера. Она еще почти ничего не умеет делать, ну, кроме как пукать и улыбаться, есть и спать, но она милая крошка.
Я знала, что она будет милой и прекрасной, как Жизель в детстве. Я ожидала, что эти слова прорвутся сквозь меня, как ураган, разрушив ветхие стены, которые я возвела вокруг этой боли. Вместо этого я ощутила лишь глубокое чувство потери.
— Я не знаю, что я буду чувствовать, когда встречу ее, — призналась я. — Трудно представить себе ненависть к ребенку.
— Тебе и не нужно, — мягко предложил он. — Но я думаю, мы все понимаем, как тебе тяжело, Лена. Человек, которого ты считала любовью всей своей жизни, оставил тебя ради твоей сестры. Это похоже на что-то из маминого сериала.
Трудно было не рассмеяться рядом с Себом, даже говоря о чем-то настолько болезненном.
— Но ты все же понимаешь? Мне показалось, что, когда это случилось, вы с Козимой были в команде Жизель.
Себастьян надулся.
— Не было никаких команд. Вы обе наши сестры, и мы любим вас. Просто… нам было легче понять, что вы с Дэниелом не так хорошо подходите друг другу в реальности, как кажется на словах. — он колебался, прежде чем признаться мягким голосом, который ударил меня как молотком по душе. — Джиджи всегда была такой… мечтательной и хрупкой. У нее душа художника, и все мы, включая тебя, оберегали ее от плохого, как могли. Думаю, это стало привычкой. Злиться на нее за то, что она причинила тебе боль, особенно когда она делала это из-за любви, было труднее, чем злиться на твою жестокость по отношению к ней из-за этого. Это было несправедливо, Лена, и мне жаль, что это стало одним из длинной череды обстоятельств, которые заставили тебя чувствовать себя нелюбимой.
Наверное, было удивительно, насколько меня утешили его слова. Не потому, что я считала их справедливыми, а потому, что они подтвердили то, о чем я всегда думала.
— Я была жестокой, — признала я, обхватив себя руками. — Но можешь ли ты представить, каково это, когда не один, а двое мужчин предпочитают тебе младшую сестру?
— Нет, хотя Кристофер был скорее монстром, чем человеком.
Резкий смех вырвался из моего горла и рассыпался, между нами.
— Ты не знаешь и половины.
— Ты могла бы мне рассказать, — предложил он, его тело плотно обмякло на кровати рядом со мной, будто Кристофер был в комнате и собирался устроить с ним дуэль за мою честь. — Меня все время гложет мысль, что я не знал, что он делал с моими сестрами. Я брат, il padre di famiglia [97]. Я должен был защитить тебя.
— Себ, — успокаивала я, протягивая руку, чтобы погладить его красивую щеку, вспоминая, какой круглой она была в детстве, когда я дала ему прозвище Маленький Картофель. — Я была старшей. То, что я женщина, не означает, что я не должна была защищать тебя даже от информации, которая могла бы тебе навредить. Хотя сейчас нет смысла все это пересказывать. Это в прошлом. Он в тюрьме за нападение на Жизель, и должен оставаться там очень долго.
— Значит, ты никогда не думаешь о нем?" — скептически спросил он.
Только раз в несколько дней, подумала я, но не сказала.
Тем не менее, Себ прочитал мое молчание и недовольно хмыкнул.
— Надеюсь, однажды ты поделишься этим с тем, кого любишь, даже если это буду не я.
— Думаю, для одной ночи этого достаточно, — слабо пошутила я, морщась от боли в животе.
Громкий стук в дверь испугал нас обоих за мгновение до того, как она распахнулась, и мы увидели Фрэнки и Адриано, держащих в руках большую черную рамку.
— Buona sera (пер. с итал. «добрый вечер, — крикнул Фрэнки, маневрируя в дверь с тем, что, как я поняла, было огромным телевизором.
— Что, ради всего святого, вы делаете? — спросила я, инстинктивно выпрямляясь, а затем резко вдохнув, когда напрягла свои хирургические швы.
— Полегче, — хрипло приказал Адриано, не глядя на меня, пока они тащили комплект к стене напротив кровати.
Мгновение спустя в дверях появился Чен, едва удостоив меня беглым взглядом, пока вносил настенное крепление и дрель.
