трогаю его за плечо.
Он вздрагивает, как от удара током, но на меня не смотрит. Поднимает друга за грудки и прижимает спиной к стене.
- На х@й свалил отсюда! – выплевывает в лицо, - попадешься на глаза – урою!
- Из-за нее, что ли? – окровавленным ртом шепелявит Рома, - она сама ко мне лезла…
Слышится глухой звук очередного удара. На этот раз в живот. Согнувшись пополам, бедняга хватает воздух открытым ртом, а Герман, схватив за ворот рубашки, заставляет его выпрямиться.
- Пошел! Вперед!
Больше Баталов не спорит, сильно шатаясь, бредет через прихожую, на ходу прихватывает свою обувь и вываливается из квартиры.
Как только дверь за ним закрывается, я срываюсь с места. Подлетаю к Греховцеву и висну на его шее. Мне почему-то кажется, что наш обычай должен его успокоить. Что сейчас он посмотрит мне в глаза долгим взглядом и вопьется поцелуем.
Но, похоже, я где-то просчиталась. Глядя в сторону, Герман снимает мои руки со своих плеч и молча идет в ванную.
Я бегу за ним.
- Герман, - прошу жалобно, - посмотри на меня.
Но он ведет себя так, словно меня рядом нет. На лице каменная маска, глаза цвета грозового облака. Механическими движениями моет руки под краном и проходит мимо меня, все так же, словно не замечая.
Я семеню следом. От него веет таким холодом, что меня начинает сотрясать дрожь. Все тело покрывается крупными мурашками, зуб на зуб не попадает.
- Гер – ман… - сиплю, чувствуя, как пропадает голос.
Он молча натягивает на себя толстовку, обувается и выходит из квартиры. Я порываюсь его догнать, но на пороге заставляю себя остановиться. Это бесполезно. Каким-то шестым чувством понимаю, что трогать его сейчас бессмысленно.
Закрываю за ним дверь и, обхватив голову руками, медленно сползаю по стене.
Вот и рвануло. Как бы ни было сейчас страшно и больно, следует признать – виновата я сама. Нужно было сразу Герману все рассказать, он бы мне поверил. Он всегда мне верит.
Я сама все испортила.
Поднимаюсь и на затекших ногах плетусь в кухню убирать последствия драки. Поднимаю стул, грохнувшуюся со стола салфетницу и принимаюсь отмывать пол от засохших капель крови Баталова. Ему сильно досталось, остается только надеяться, что Герман не добивать его ушел.
Наступает вечер, за окном постепенно темнеет, а Греховцева все нет. Я ему не звоню и не пишу, сидя на подоконнике кухни, терпеливо жду его возвращения.
Знаю, он придет. Остынет, подумает и вернется.
Проходит еще два часа, и я, не выдержав, решаю его набрать. Слушаю равнодушный голос автоответчика и, отключившись, ложусь спать.
Засыпаю на удивление быстро, а просыпаюсь от того, что меня поднимают на руки. Я спросонья не сразу понимаю, что происходит. С перепуга, потеряв опору, машу руками и хватаюсь за широкие плечи.
Прижавшись лицом к прохладной после улицы толстовке, облегченно выдыхаю.
Вернулся.
Герман усаживает меня на подоконник и, нависнув, смотрит в глаза. Его лицо уже не такое неживое, каким было, когда он уходил. Но он все равно еще жутко зол.
- Рассказывай…
- Хорошо.
- Как давно за моей спиной он тебя лапает?
Мое сердце пропускает удар.
- Это первый раз. Честно.
Герман продолжает сверлить взглядом. Вижу, что до конца не верит.
Тяжело сглотнув, впиваюсь ногтями в собственные ладони и начинаю.
- Прости меня. Я, наверное, сразу должна была рассказать…
- Говори!
Глава 23.
- Рома… он давно говорит, что я ему нравлюсь.
- Как давно?
- Ты тогда еще в Лондоне был.
- И ты мне не сказала? – неверяще шепчет Герман.
- Прости… - шевелю беззвучно губами, - я не думала, что это серьезно.
- Пи@дец! – резко оттолкнувшись руками от подоконника, разворачивается ко мне спиной и запускает пальцы в шевелюру.
Я же закусываю губы изнутри и изо всех сил пытаюсь сдержать слезы. Что я наделала?! На что надеялась? Что Рома притворится, что ничего такого не говорил, а из моей памяти самостоятельно сотрутся те неприятные моменты? Что вся эта ситуация рассосется сама по себе?
Герман набирает полную грудь воздуха и медленно выдыхает. Повторяет так несколько раз, но затем, видимо, не сдержавшись, одним движением смахивает все с комода.
Я коротко взвизгиваю и рефлекторно подтягиваю колени к груди.
- Что еще? – обманчиво ровным тоном спрашивает он.
Возвращается ко мне и, дернув ноги вниз, грубо разводит колени в стороны.
- Рассказывай, - шипит в лицо.
- О’кей… когда ты был в Лондоне, Рома присматривал за мной…
- Я в курсе.
- Хотя я говорила, что не надо.
- Ты поэтому говорила? Потому что он к тебе клеился?
- И поэтому тоже, - глядя исподлобья, признаюсь я, - он сказал, что я ему нравлюсь, и что он не прочь со мной встречаться.
- А ты?
- Отказалась, конечно! Тогда он начал рассказывать, что я тебе не пара, что нужна только для… ну, сам понимаешь…
- И?..
- И даже сказал, что у тебя есть невеста.
- Он так сказал?
- Я ему не поверила! – добавляю быстро.
Герман зло скалится, отчего его верхняя губа чуть приподнимается вверх, коротко выдыхает, а затем, запустив руку в волосы, прижимает меня к плечу.
Он очень взвинчен, я отчетливо слышу, как тарабанит в большой груди его сердце.
- Никого не слушай, - шепчет хрипло, - знай, какую бы хрень тебе ни рассказывали, главное это то, что мы вместе. Поняла?
- Угу…
- Ты уже не сможешь без меня, Рая, а я не
