- Подаришь, мне? - и бровки, которых почти нет после химиотерапии бегут вверх.
- Тебе. – голос хрипит, не могу сдержаться.
- Спасибо, дядя Тамерлан. Спасибо!
Она протягивает ручонки, обнимает меня, прижимается своим хрупким тельцем, и я…
Нельзя. Нельзя плакать при ней! Нельзя показывать мое состояние!
Как вовремя звонит телефон!
Я бурчу какие-то извинения, выскакиваю из палаты в коридор…
Юсиф звонит. Сандро приболел, вялый, температура тридцать восемь.
Ох… как же это все некстати! Я не могу сейчас заболеть! Никак…
- Тамерлан, что случилось?
Зоя вышла в небольшой холл, в котором я стою, прислонившись к стене и закрыв глаза.
- Все… все в порядке.
- Я слышала, что ты говорил, прости. Твой сын заболел, тебе надо к нему.
- Мне нельзя. Завтра процедура. Мало ли что… и потом, я не смогу потом прийти сюда к Свете.
- Ничего страшного. Завтра от тебя требуется только… только материал. А Света… я объясню, что ты нужен сыну.
- Но и ей я тоже нужен! И она мне нужна! Я четыре года ее жизни пропустил…
- Тамерлан, езжай к сыну, ты нужен ему.
- А тебе? Тебе я совсем не нужен, да?
Чёрт. Я не хотел срываться. Не хотел, чтобы она слышала мою боль, мою слабость.
Совсем неожиданно Зоя подходит ко мне, почти вплотную. Заглядывает в глаза.
- Нужен. Без тебя я не смогу спасти дочь. Но ты нужен и своему сыну тоже.
Мне кажется, что во мне пробивают дыру ее слова. Без меня она не сможет спасти дочь. Только это нужно ей от меня.
А мне нужна она, особенно, когда она стоит вот так близко! Когда мои ноздри щекочет ее аромат, такой тонкий, тот, который я могу узнать из тысячи, из миллиона.
Если бы я ослеп, как Илик когда-то, я узнал бы Зою именно по аромату…
И сейчас опять срывает все предохранители.
Я хватаю ее, поворачиваю, впечатывая в стену. Прижимаюсь лбом к ее лбу, глядя в ее глаза, такие близкие, такие далекие.
Вижу, как в них появляется то самое равнодушное выражение, к которому я привык. И кожа снова становится бледной. Белой. И дыхание она сдерживает, но не потому, что ей приятно мое прикосновение. Нет.
Наоборот. Она его едва терпит. Терпит, потому что приходится терпеть. Потому что боится обидеть меня…
Неужели Зоя боится, что я могу отказать в помощи?
Резко шагаю назад, поднимая руки в жесте капитуляции.
- Прости. Завтра утром приеду. Поцелуй Светлану.
Делаю два шага, по коридору. Меня шатает. Кажется, сейчас просто рухну беспомощным мешком…
- Тамерлан…
Не поворачиваться, чтобы не рассыпаться как карточный домик.
- Я пытаюсь как лучше. Пытаюсь понять, как нам с тобой существовать. Мне очень сложно. У меня внутри дыра, как после взрыва водородной бомбы. Ничего нет. Только дикий страх.
Какой же я подлец, трус! Негодяй! Ей так тяжело, а я… я делаю только хуже!
Поворачиваюсь к ней, видя, как на белых, бледных щеках алеет лихорадочный румянец.
Подхожу. Становлюсь перед ней на колени, прижимая голову к ее животу.
- Прости меня.
Глава 40.
- Мамочка! Мама! Мы поедем к лошадкам! Мы поедем!
Моя птичка хлопает в ладоши, и почти прыгает на кровати. Я только что была у ее доктора, и мне кажется, я в какой-то эйфории от того, что он мне сказал.
- Зоя Сергеевна, я вам сразу говорил, я в чудеса верю. Они бывают. Вам, может, странно слышать это от детского онколога. Но… если бы я не верил в чудеса то, наверное, давно бы уже тут не работал. И вообще… не знаю. Спился бы. Вы извините, что я так с вами откровенничаю, просто…
- Я рада, что вы со мной откровенничаете. Я… я не знаю, как вам выразить свою благодарность.
- Улыбайтесь почаще. У вас улыбка красивая.
Я смущаюсь. Он не пытается ухаживать, я знаю, что он женат, его жена работает в соседнем отделении, у них двое ребятишек. Просто Глеб Евгеньевич умеет находить ключик к пациентам и к их родителям.
- Так вот, насчет чуда… Может это и не чудо в прямом смысле слова. Может на вашу девочку так действует общение с родным отцом. Но вы сами видите, как только он появился, все показатели у нашего Светлячка резко улучшились. И терапия, которую мы проводим с клетками его крови тоже идет ей на пользу.
Киваю, пытаясь проглотить слезы.
Доктор прав, как только появился Тамерлан Света стала идти на поправку. Да, ей по-прежнему нужен донор, но состояние ее стало гораздо лучше, стабильнее. И уже решается вопрос о том, что ее можно будет отпустить домой, оставив под амбулаторным наблюдением.
Конечно, мне все еще страшно. Я опасаюсь, что это может быть временным улучшением. Затишьем перед бурей.
Бурей, что наступит завтра. И в этом завтра я снова увижу синяки под ее глазами, тонкую как пергамент кожу, венки, проступающие на ручках…
- Зоя Сергеевна, вам нужно тоже поверить в это чудо. И успокоиться. У нас все под контролем. В любом случае сами понимаете, ребенку лучше дома!
Да, дома… Вот только… в Москве у нас пока дома нет. Улететь на Кипр мы не можем. Надо заняться поиском квартиры. Я думала об этом давно, но… надобности в доме здесь не было.
Нашу с мамой квартиру в Красногорске мы давно продали. Да и переезжать туда...Нет. Слишком тяжелые воспоминания были бы.
- Спасибо вам, Глеб Евгеньевич. За все!
- Ну, мы еще с вами не прощаемся…
Он что-то еще говорит, но я почти не слушаю. Нужно решить много проблем.
Хотя, разве эти проблемы? Найти квартиру? Пока можно переехать в отель.
Выхожу из кабинета доктора окрыленная, иду в палату и… замираю на пороге.
Светлячок висит на шее у Тамерлана, обнимает его крепко-крепко, смеется, она такая счастливая! И у него глаза горят.
Невольно опускаю руку на живот…
Процедуру провели уже две недели назад, утром я была у доктора, сдала ХГЧ, до этого еще в номере сделала тест.
Я жду ребенка. Это значит, что шансы моей Светланки выросли. Очень сильно выросли.
Я знаю, что Тамерлан в курсе того, что я ходила к врачу, но результат я ему не успела сообщить. Вижу, что он волнуется, что ему хочется знать. На самом деле как оказалось, инсеминация – процедура, у которой не такой уж большой процент, скажем так прямых попаданий. Но нам повезло.
Я могу кивнуть ему, сделать так, чтобы он понял, но… Я не хочу так. Хочу сказать об этом. Именно сказать.
Смотрю на Светлячка и улыбаюсь. Ей хорошо с ним.
И я вижу, что реально происходит чудо, с Тамерланом она оживает! Он словно дает ей энергию, силы!
И так же я вижу, что сам он с каждым днем становится суше, серьезнее. Словно отдавая энергию ей он отбирает ее у себя и…тает. Гаснет.
- Мамулечка! Дядя Там сказал, что мы поедем к лошадкам! Мы поедем! Мы поедем! И доктор разрешил!
- Поедем, малышка! Конечно поедем!
- Завтра? Можно завтра, мам?
Они оба смотрят на меня, и… невозможно не улыбнуться. Одинаковые ореховые глаза, и смотрят так… одинаково.
- Конечно можно, если… если дядя Тамерлан не против.
- Дядя Тамерлан не против, - его низкий бархатный голос царапает в груди. Очень остро и больно.
Так, что мне хочется порой кричать от бессилия.
Мне очень тяжело находиться рядом с ним. Я не думала, что будет так.
В тот день, накануне процедуры, когда он встал передо мной на колени я… Я чуть не сгорела со стыда. Мне хотелось… хотелось почувствовать его губы на своих губах. Хотелось, чтобы он последовал совету своего друга, доктора Товия, и… заставил бы меня сделать все тем самым естественным путем.
Это ужасно, что я думала об этом. Ужасно, что я была бы не против этого.
Ужасно, что с ним мне хочется опять быть желанной женщиной.
Я похоронила мужа несколько месяцев назад. И последний год, больше года он болел, и мы… между нами ничего не было. А я… мне всего двадцать пять лет. И я… я так отчаянно хочу быть любимой, почувствовать себя любимой!
Я понимаю, что не могу, не должна, не имею права!
