пузырь.
– Не могу, – резко сажусь на кровати спиной к незнакомке. Тёплые пальцы осторожно касаются моего локтя, но я резко сбрасываю женскую кисть, затем тянусь к смятым штанам, поддаваясь приливу какого-то неясного раздражения. – Прости. Я не должен пользоваться твоим состоянием. Это было ошибкой.
Пусть лучше думает, что встретила чокнутого джентльмена, а я в общагу. Туда, где всё застыло в мгновениях прошлого.
Завтра поеду к матери наводить порядок на грядках, через недельку попробую узнать, куда поступит Ромашка, чтобы не потерять единственную адекватную связь с Верой, через месяцок подкараулю главу семьи Поплавских, желательно на работе, подальше от ружья. Знаю, всё бесмысленно, ведь пока Вера не хочет быть найденной, шансы доискаться остаются невелики, но мне важно знать, что родные за неё спокойны, а значит, всё у неё хорошо.
Любить за двоих
Октябрь
Вера
В двухместной палате куда меня перевели из родзала, шум стоит как на вокзале. Энергичная брюнетка средних лет одновременно качает в одной руке кряхтящий розовый свёрток, говорит по телефону и пытается утрамбовать в сумку личные вещи, раздавая ценные указания суетливому мужчине в бахилах. Самый настоящий дурдом на выезде. Но вот дверь снова открывается и мне, наконец, приносят сына.
В этот момент окружающий мир словно перестаёт существовать. Я беру его на руки, понимая, что все вычитанные в журналах советы совершенно не готовят к главному – как не рехнуться под такой лавиной чувств?
Смотрю, и не верится, не моргается, не дышится. Наш ребёнок. Моё и Матвея чудо. У нас было слишком мало времени на счастье – всего один сумасшедший месяц. Казалось бы, мы столько всего вместе пережили, а на деле потратили драгоценное время впустую: занимались не тем, говорили не о том, и по итогу, я даже не знаю ни того, как бы Лихо назвал сына, ни отчества его самого. Поэтому решаю пусть плод нашей любви носит имя Артёмка, в честь прадеда.
Тёма. Тёмочка... Вспоминаю, как называла его про себя богатырём и слёзы набегают. Сейчас сынок выглядит таким крошечным, беззащитным в байковой пелёнке и простом белом чепчике, что от волнения сердце кровью обливается. На какой-то миг мне становится страшно. Кажется, будто на руках лежит неподвижная кукла. Я порывисто касаюсь губами тонкого тёмного пушка у виска. Замираю. Делаю глубокий шумный вдох и всё-таки даю волю слезам. Меня разрывает от невероятного ощущения счастья. Запах Артёмки кажется чем-то неземным, ангельским. Тонкий, невыразимо нежный сладковатый аромат... я не могу им надышаться, не могу даже думать, охваченная безграничным блаженством. Восторг так велик, что впору взорваться. Слишком много счастья для меня одной.
– Можно позвонить? – безотчётно тяну руку к замолчавшей соседке по палате. – Всего на пару слов.
Не знаю, что такого особого в моём лице, но бросив беглый взгляд на тумбочку, где лежит мой собственный девайс, женщина без лишних вопросов отдаёт телефон.
Набираю по памяти заветные цифры, так быстро, словно боюсь передумать. Весь мир будто сконцентрировался в необходимости сделать этот звонок. Просто скажу Матвею, что он стал отцом. И что люблю его. Услышу если не голос, то хотя бы дыхание. Я так скучаю...
Господи, разве нормально так сильно тосковать?! Если бы у сердца были голосовые связки, оно бы в этот миг онемело от крика.
Услышь, пожалуйста. Ответь пока я не одумалась.
Гудки тяжёлыми ударами бьют по барабанной перепонке: протяжные, муторные, отрезвляющие. Артёмка всхлипывает, будто чувствует моё отчаянье и этот тихий звук окончательно приводит меня в чувство. Кусая губы в кровь, через не могу, сбрасываю вызов. Сейчас бы воем не зайтись, отдышатся, и больше ни за что, никогда не давать себе послаблений. Слишком велик соблазн. Слишком непредсказуемы последствия. Матвей жуткий собственник и донельзя привязан к семье. Узнает про сына – жизни не даст, пока не присвоит.
– Спасибо, – торопливо возвращаю телефон в ладонь хозяйки. – Если кто-то перезвонит, скажите... скажите, что просто ошиблись номером. Простите.
И ты, сынок, прости. Мама в порыве слабости чуть не совершила ошибку. Мы сами справимся, я буду любить тебя за двоих.
* * *
Лихо
Пот ручьями стекает по напряжённой спине, мышцы ломит просто нечеловечески, но я продолжаю наравне с рабочими ссыпать отсортированную морковку в специальные контейнеры, где она будет храниться до самой весны, когда цена подскочит минимум в пять раз.
Не сказать, что в ангарах не хватает рабочих рук, дела идут в гору, однако в отличие от повёрнутого на учёбе друга я перевёлся на заочное и по максимуму использую любую возможность себя вымотать. Даже не просто вымотать, а довести до полуживого состояния, когда единственной вожделенной целью становится продавленный матрас в общаге. Если повезёт и Муся соизволит помять лапками мне поясницу, тогда вообще день удался на славу.
На моей двухколёсной платформенной тележке невыгруженными остались всего три ящика. От усталости перед глазами пляшут чёрные точки, зато всякая дурь в голову не лезет и жизнь не так сильно кажется отстоем. Согнулся, поднял ящик, высыпал, отложил в сторону. Снова согнулся. Никаких посторонних мыслей, всё на автомате.
Откладываю пустую тару в сторону, сгибаюсь... и следующий ящик поднять не могу. В грудь будто раскалённый булыжник влетел.
Окликнул кто-то или показалось?
Упираюсь руками в деревянный борт контейнера: челюсти сцеплены, пот разъедает глаза, щекочет сжатые губы – солёный, как слёзы, и почему-то ледяной, хотя кровь по венам носится едва ли не вскипая. Задрав мокрую футболку, кое-как обтираю руки, затем лицо. К чёрту. Мне нужен перекур.
Немного пошатываясь, иду к выходу. У двери на гвозде висит моя толстовка, в ней сигареты и прочая мелочёвка. По привычке вслед за зажигалкой достаю телефон. Пропущенный вызов с незнакомого номера разрядом тока пронимает до самых костей, стучит в висках барабанной дробью. Неужели Вера?
– Слушаю, – раздаётся после второго гудка.
Раздражённый голос еле слышно за децибелами детского плача – женский, но не тот. Не её.
– Вы мне звонили минут десять назад...
– Номером ошиблась! Витя, окно подними, дует, – раздражённый ответ рождает недоумение, но дамочка сразу же прерывает звонок, оставляя в душе слабый след сожаления по ещё одной несбывшейся надежде.
Злость открывает во мне второе дыхание, и я с удвоенной энергией принимаюсь за работу. Когда я полностью верну Беданову долг, то первым делом найму сыщика, такого, чтоб кого угодно хоть из-под земли мог достать. Вот тогда я спрошу с неё за каждый неровный толчок моего сердца. Нельзя убегать
